Как-то переизбранный президент моей родной страны дал тур по городам, я был с отцом и его лучшим другом Александром. Была зима и все столпились в ряд у дороги, мы еле протолкнулись, чтобы видеть дорогу, по которой должен был проехать президент. По пути Александр сильно критиковал власть и этого президента, он буквально не мог остановиться и, стоя там, продолжал это делать, впрочем, большинство людей, находившихся там, делали то же самое. Обстановка была напряженной и полицейские, стоявшие по сторонам вдоль дороги, нервно переглядывались, готовясь к худшему.
Когда дорогу перекрыли, и вдали показались черные машины, все умолкли, наступила тишина, мне показалось, что люди будто перестали дышать. Черные злого вида машины с синими мигалками ехали на большой скорости и сигналили очень громким звуком, который не похож на типичный сигнал машин, мне заложило уши. Серьезные лица людей в этих машинах, разглядывающие толпу, смущали и, наконец, показалась длинная черная машина с флагами на капоте.
Я увидел руку из машины, которая неохотно приветствовала собравшихся людей. И тут все люди стали радоваться, Александр, незадолго до этого критикуя президента, радостно улыбнулся и помахал рукой в ответ быстро проезжавшему улыбчивому мужчине в черном пиджаке, белой рубашке и ярком красном галстуке. Я был поражен, как изменились люди, столкнувшись с тем, кого так яро унижали. Под приглушенные звуки, из-за моих заложенных от ушей, я увидел этого седого мужчину, который так широко улыбался мне и медленно махал рукой. Наблюдая за ним, будто в замедленной съемке, я твердо решил в тот день, что стану его подобием, тем, кому при встрече все улыбаются, а за спиной ненавидят, это казалось мне забавным.
Ну что Александр, понравился президент? спросил с сарказмом мой отец.
Это был лишь знак приличия, не более, ответил с недовольством Александр и мой отец рассмеялся.
Александр примерный семьянин, протестант, шесть детей, был лучшим другом моего отца, они даже братались по крови, также он был коллегой моего отца, они всегда работали вместе. У него был большой дом, меня часто отправляли к ним в семью, когда родители были заняты. Это очень весело, когда в доме так много детей. Жена Александра Лилия была доброй и терпеливой женщиной, когда кто-то проказничал, она всегда переводила все в шутку. Мне нравилось в этом уютом доме, там всюду была легкость и детский смех. В такие моменты я жалел, что я не из многодетной семьи. Когда растешь в большой семье это внушает уверенность, что бы ни случилось, у тебя есть многочисленные родные люди, которые не дадут пропасть, это обнадеживает. В такой компании никогда не бывало скучно, разве что ночами, когда заставляли спать.
Их дом находился рядом с протестантской церковью, они следили за порядком в ней. Небольшое кирпичное здание имело большое крыльцо, заходя, ты сразу замечал широкий проход, между которым в ряд стояли лавочки, и небольшую сцену с трибуной, с возвышавшимся над ней крестом. Когда начиналось собрание членов церкви, детей выгоняли во двор и следили из окон чем они заняты, мы слышали молитвы и яркие песни, от которых становилось приятно на душе.
В редкие моменты, пока взрослые готовились к очередному собранию, создавая декорации, например, на рождество мы имели возможность помочь и подолгу находиться внутри. Я часто вставал за трибуну и представлял, что даю какую-нибудь радостную речь на весь мир, и от радостного гула людей мне закладывает уши. Стоя на сцене, я улетал мыслями куда-то вдаль и реальности не существовало, я был на вершине мира, звездой в далеком космосе, которой люди могут только восхищаться, зная, что никогда не прикоснутся к ней и не увидят вблизи. Я грезил славой.
В шесть лет мне поставили диагноз гиперактивность. Я думал, что все дети такие, активные, яркие, неусидчивые. Я не мог просидеть на одном месте и минуты, я сводил родителей с ума. Маме ничего не оставалось, кроме того, как сводить меня к врачу. Мне выписали лекарства, которые совсем не помогли, а усугубили положение, мне казалось, что я взорвусь. Мне выписали еще лекарств, и, таким образом, с утра я пил пару таблеток, в середине дня еще одну и пару перед сном, они отличались цветом и формой. Родители думали, что это мне помогает, но я знал, что они лишь успокаивают меня на время, я становлюсь спокойным и сонливым внешне, а внутри меня в области груди все по-прежнему пылало. С лекарствами я познакомился довольно рано, мне нравились эти разноцветные штучки, которых было так много, я их расценивал как конфеты без вкуса и запаха. Думаю, они оставили в моем организме что-то непередаваемое словами, что-то на химическом уровне, какой-то значимый след, внутри, прямо в душе, настораживающее чувство бремени, смешанной с эйфорией, и, в то же время какой-то гармонией.
Не забывается детский сад, яркое, шумное место, где почти всегда весело, где все вокруг тебе улыбаются, воспитатели, повара, родители детей. Где еда самая вкусная, где дневной сон как наказание, ты просто впитываешь окружающую среду, которая излучает тепло. Когда дети становились немного взрослее, родители были рады поскорее отдать свое дите в сад, кто-то потому что у них было много работы, другие для скорейшей социализации, чем раньше ребенок начнет существовать в социуме, тем быстрее начнет развиваться и готовиться к жизни в обществе или банально для того, чтобы отдохнуть от родительских обязательств.
В саду было всегда весело, пока не наступал дневной сон и всех гнали спать, и неважно, хочешь ты этого или нет. Часто, лежа в кровати, я наблюдал за солнцем, в прохладные периоды солнце какое-то особенное, его свет не такой яркий, как летом, он становится желтее и имеет теплый оттенок. Наблюдая за солнцем, небом, облаками и мирно спящими детьми, я чувствовал уют и покой.
В холодное время года солнце садится раньше, и я наблюдал за закатом, часто не засыпая и вовсе. Помню, как наблюдал за морозными узорами на окнах, я никак не мог понять, откуда они берутся и мог рассматривать их часами. Воспитатели думали, что я отсталый, они же взрослые, они не могли понять, как можно так любоваться и наслаждаться закатом и морозными узорами, они насмехались надо мной. Непонимание простого, делало мир полным чудес, намного лучше не понимать, что происходит в мире, не понимать проблем в твоей семье, не осознавать, о чем говорят взрослые, а просто существовать и видеть мир таким, каким позволяет его видеть твое развитие, а развитие в первые годы жизни это вера в чудеса и только в добро.
Врезалось в память, как на прогулке в саду я внезапно увидел своего отца с коллегой Александром, я будто просто повернул голову, а они уже стояли у забора. Отец заехал попрощаться со мной перед очередной командировкой, этот с виду простой момент отложился теплым потоком в моих воспоминаниях, что спустя много лет греет мою душу.
За полгода до выпуска из детского сада я сдружился с Аристархом, застенчивым с виду блондином, но очень избалованным положением своего отца. Его отец был большим начальником в управлении нашего города и при этом очень нервным. Когда его сын обижал девочек, а те жаловались родителям, которые хотели проучить Аристарха, его отец приходил и делал виновными всех, кроме сына. Наблюдая за его криками, с красным и сморщенным лицом, я не мог понять, что с ним, почему он говорит в такой манере и почему его лицо такое сморщенное. А когда кто-то обижал Аристарха, его отец, имея широкие габариты, буквально уничтожал обидчика, стоя перед ним и крича на него своим звонким басом. Жалкое зрелище, обидчик хотел провалиться под землю, бедный ребенок, но перечить ему никто не мог или не хотел, он же наделен привилегиями. Это был первый раз, когда я почувствовал несправедливость и безнаказанность влиятельных людей.
Помню, мой отец говорил, что отец Аристарха плохой человек и что лучше не стоит иметь дела с его сыном, потому что, если мы что-то натворим, виноватым сделают только меня. А я же, напротив, очень хотел дружить с Аристархом, наверное, потому что я хотел его контролировать, многие безумные идеи этого избалованного ребенка я пресекал, подавляя его замыслы какой-то игрой или чем-то полезным, он всегда прислушивался ко мне.
Я убежден, что в целом детей учат злиться, обманывать, кричать, негативным чувствам, эмоциям и манерам поведения взрослые. Наследственность, конечно, играет роль, но не столь важную, окружение и воспитание вот что создает индивидуальность. Рождаемся мы чистыми, искренними и жаждем любви, гармонии и красоты, но мир взрослых ломает в нас почти все хорошее, он вынуждает играть по их правилам. Нельзя любить всех, а все не будут любить тебя, вот что грустно.
В те моменты, когда Аристарх чудил, я всегда был с ним рядом и невольно становился соучастником и виновным вместе с ним, наказание было в саду одно, и это перевод в другие группы. Воспитатели, вероятно, думали, что из-за смены обстановки нам будет неловко и от этой неловкости мы там расстроимся и забьемся в угол, жалея о содеянном, но мы и там находили чем заняться, знакомились, боролись, ломали игрушки.
Аристарху было все равно, знает ли он человека или видит впервые, он был очень напористым и мог мило играть с ребенком, а через минуту доводить до истерики, у него было будто раздвоение личности. Дело дошло до того, что нас отправили в начальную группу, то есть к самым маленьким, дети, которые толком не научились ходить, должны были успокоить наш пыл. Под присмотром воспитателей мы просто пялились на этих неуклюжих детей, мы унывали, и воспитатели обрадовались, думая, что нашли нам управу, но ненадолго. Нас стали забавлять эти неуклюжие дети, вечно с улыбкой и таким счастливым, будто изучающим тебя взглядом, нам там было как-то спокойно и весело, Аристарх даже начал нянчиться с ними, и, вроде как, воспитатели успокоилось и стали к нему более снисходительны, а он в ответ стал вести себя более сдержанно.
Отец Аристарха давал воспитателем свободу в плане воспитания и наказания за проступки своего сына, но при этом все равно никогда не признавал, что его сын может быть виновником чего бы то ни было. Когда нас разделяли, Аристарх сходил с ума и крушил все вокруг, воспитателям ничего не оставалось, кроме того, как пойти ему на встречу и разлучить нас могли только родители, забирающие нас по домам.
Однажды на прогулке мы с Аристархом скучали в маленькой железной машинке, ими был напичкан наш сад. Квадратная железная машина с большими фарами, окрашенными в красный цвет, имела кабину и сиденья, куда вмещались двое, а позади кузов, в который усаживалась детвора. У нее был крутящийся железный руль, можно было сесть за него и воображать, что едешь и весь мир несется перед глазами. Аристарх, севший за руль, бешено его крутя, стал размышлять:
Было бы здорово так ехать не тут, а взять машину у отца, она огромная и вся черная, я рассмеялся.
Так рулить точно нельзя и, кроме этого, твои ноги не достанут до педалей, заявил я с уверенностью, Аристарх задумался и рассердился.
Мы услышали, как до нас доносятся голоса девочек, которые шли с мороженым за забором. Наблюдая за ними, нам тоже захотелось чего-нибудь сладкого, Аристарх достал из кармана деньги.
Смотри, я их давно таскаю из шкафа, мои родители даже не замечают, я опешил, но желание поесть сладкого затмило все.
Пошли в супермаркет, тут есть один недалеко, я туда часто бегаю за газировкой, недолго думая, вымолвил я.
Запретный плод сладок, не так ли? Мы забежали за веранду, убедившись, что рядом никого нет, перелезли через забор и убежали к ближайшему дому, там и был супермаркет. Мы купили газировки, жевательных конфет, чипсов и зашли в подъезд в доме напротив нашего детского сада. Между этажами в пролетах были кладовки, между шестым и седьмым этажами мы нашли открытую дверь кладовки, войдя в нее и закрыв дверь, мы стали есть и наслаждаться своим побегом и тем, что вкусили что-то запретное. Страх одновременно перемешивался с радостью, в этой маленькой кладовке мы чувствовали себя на вершине мира.
В это время нашу пропажу обнаружили, в сад приехал отец Аристарха, поднялась паника на весь сад, позже и на весь район, а потом и на наш маленький городок. Его отец был связан с силовыми структурами и нас во всю уже через полчаса искала полиция по всему городу, насколько я помню, был даже объявлен план «перехват». Дурачась, мы просидели там около часа, пока не явилась старая женщина и не выгнала нас с паникой. Подавленные мы вышли на улицу и направились в сад, но не успели мы дойди до входа в сад, как к нам подъехала полиция. Серьезные мужчины в черной форме вышли к нам, один из них достал фотографию и, посмотрев на нее и на нас, посадил нас в машину, Аристарха в салон, а меня в клетку позади машины, я просто перестал что-либо чувствовать в этот момент. Мной овладел страх, когда я увидел, что там уже сидел молодой парень лет шестнадцати.
Только попробуй его обидеть, сказал полицейский сидящему угрюмому парню, он был рыжим, крупным, с тату паука на руке, во всем черном, рваные черные джинсы, черная толстовка и темные кроссовки на большой подошве.
Что вы творите, ему же лет пять, ломаете жизнь с рождения так же, как и мне, ненавижу вас! стал кричать этот рыжий парень, пытаясь при этом выпрыгнуть из машины. Полицейский его ударил дубинкой, как мне показалось, слабо, но рыжий парень упал, крича от боли. Полицейские закрыли нас, хлопнув дверью, и под звук закрывающегося замка и бьющимися ключами об дверь, я сел в углу и уставился в пол еле сдерживая слезы. Рыжий парень встал как ни в чем не бывало, отряхнулся и нагло закурил. Я думал, он злой преступник и что он будет издеваться надо мной, мое сердце замерло, я наблюдал, как с пола поднималась пыль, когда машина подпрыгивала на кочках, и не верил, что это происходит со мной. Медленно выпуская дым, рыжий парень заговорил со мной.
Тебя за что взяли, малой?
Я боялся ответить, но, подняв взгляд и увидев его циничные, спокойные, выразительные голубые глаза, я расслабился, мне захотелось ему доверять, я неуверенно ответил:
Я сбежал из садика, сказал я с детской наивностью.
Серьезно?! он громко рассмеялся и смеялся будто бесконечно, пока полицейские не ударили по стенке с той стороны. Когда был удар, рыжий парень резко стал серьезным и наклонился ко мне.
Это очень серьезное преступление, я думаю, ты будешь сидеть в тюрьме, пока не состаришься. Я очень сожалею, малой, сказал он, положив свою руку мне на плечо, я ужаснулся и просто замер, смотря ему в глаза цвета неба. Да шучу я, ничего тебе за это не будет, тебя просто пугают. Не верь, что бы тебе они не говорили, с легкой ухмылкой заявил он.
Я так расслабился, будто я снова в саду на кровати, вокруг меня спящие дети и из окна видно закат.
Послушай, не стоит нарушать их правила, внезапно серьезно заговорил этот парень, указывая в сторону, где сидели полицейские. Иначе будешь никем в этом мире. Тебя смешают со всяким сбродом и какой бы ты ни был, ты ничего не докажешь, тебя сломают. Если ты ошибся один раз, то никто не даст тебе второго шанса, так со многим в жизни, запомни, малой, я заметил, как его глаза покраснели и стали влажными, в этот момент мы остановились и дверь открылась.
Удачи, малой, не чуди, пожав мою маленькую руку своей огромной с тату пауком, сказал мне рыжий парень. Я посмотрел на него с гордостью и его голубые глаза приобрели радостный вид. Меня потянул полицейский и прежде, чем двери захлопнулись, я увидел ухмылку рыжего парня, такой искренней ухмылки я не встречал больше никогда в жизни. Я запомнил его слова на всю жизнь, именно такие события и встречи формируют нас, особенно когда ты ребенок и твоя индивидуальность очень гибка.