В общем, мне удавалось балансировать. И я почти пришла в себя. Ну, не считая грёз на ночь. Я же девочка? Могу же я мечтать, в конце концов? Слабый аргумент, но я цеплялась за него, как голодный за кусок хлеба.
Варвара Андреевна, я всё! Ванька Драконов выглядит счастливым и торжествующим. Это сразу же меня настораживает. Когда у него такая рожа, лучше быть готовой ко всему.
Медленно подхожу к парте. Моя походка напоминает напряжённую иноходь зверя, готового к нападению хищника. Беру тетрадь в руки.
Всё, значит. Сделал упражнение, значит. Ну, помимо того, что он опять налепил ошибок, причём, подозреваю, часть из них специально, он ещё и фигвам пририсовал внизу. Фигу то есть. Кукиш. Накось, выкуси, Варвара Андреевна. Беспардонный. Наглый. Рыжий. Чешуйчатый. Гад.
Я произношу про себя красочные эпитеты и пытаюсь считать до десяти. Медленно. Чтобы выдохнуть. Чтобы не треснуть ладонью по рыжему затылку. Издевается. Ну, ладно.
По рисованию, думаю, пять. Я обязательно покажу твои художества Светлане Сергеевне. Надеюсь, она оценит, насколько ты любишь её предмет. А по русскому опять двойка. Придётся повторить правила, рассказать мне и переписать упражнение.
Я хладнокровно вырываю двойной листок из тетради, кладу перед Ванькой. И тут он понимает, что допустил стратегическую ошибку.
Тетрадь отдайте! требует мой любимый ученик, дерзко сверкая глазами. Угу. Давай. Ты просчитался. Прими поражение. Но Ванька проигрывать не умел кинулся на меня, пытаясь вырвать тетрадь.
Сядь на место! рявкнула я, поднимая руку повыше.
Отдай! Барби! Дура! пытается он достать компромат во что бы то ни стало, и в этот патетический момент дверь класса распахивается. Властно и настежь. Сразу видно: хозяин жизни. Без стука, без всяких там чайных церемоний.
Красивый холёный мужик первое, что я замечаю. И пока я на него пялюсь, Ванька успевает вырвать у меня из рук свою несчастную тетрадь.
Вошедший мужчина сверлит меня тяжёлым взглядом. Челюсти у него стиснуты так, что желваки проступают.
Добрый день, надо же, мы ещё и вежливые. Поздороваться решили. И тут я понимаю, что не так: Драконов затих. Вот просто преобразился. Шёлковый. Я его ещё таким ни разу не видела. Ангел и всё. Крыльев только за спиной не хватает. И сидит за партой ровно, и спинку держит правильно.
Здравствуйте, отвечаю, пытаясь сообразить, в чём дело, но, видимо, от недавней борьбы у меня запоздалая реакция не осенило сразу же, хотя всё очевидно.
Иван Аркадьевич Драконов, представляется этот умопомрачительный мужик, отец вашего ученика Ивана. А вы, я так понимаю, Варвара Андреевна? Его классный руководитель и учитель русского языка?
Подкован. Выучил. Знает. Приятно. Правда, непонятно пока, чем всё закончится.
Вы совершенно правы. Не ошиблись, смотрю ему прямо в лицо, хотя коленки начинают трястись, как и сердце в груди. Я отчётливо понимаю, что дверь образцово-показательной гимназии сейчас как никогда стремится поскорее захлопнуться за моей спиной.
Иван! от такого властного голоса его подчинённые, наверное, писаются в штанишки. И этот жест рукой резкий и требовательный. Сынишка невинно хлопает глазами и делает вид, что не понимает, чего хочет от него отец. Тетрадь, Иван!
Драконов меньший тяжело вздыхает и поднимается со стула. Достаёт из-под пятой точки многострадальное нечто, уже мало напоминающее его рабочую тетрадь.
Иван Аркадьевич оценивает ситуацию быстро. Да там, собственно, всё прозрачно. Но я пока не совсем уверена в благополучном исходе наболевшего вопроса. Кто их, этих богатеньких, знает, готовы ли они признать виновными своих драгоценных отпрысков?
Выйди за дверь и жди меня в коридоре, космический холод по сравнению с этим голосом ничто.
Ванька опять вздыхает, кидает на меня ненавидящий взгляд и уходит. Дверь прикрывает аккуратно. Ювелирно. Видимо, собирается подслушивать. Но старший, судя по всему, либо очень хорошо знает своего сына, либо у него третий глаз где-то там спрятан.
Дверь плотно закрой, Иван.
Щёлк. Теперь я как птичка в клетке с хищником. И зверь этот куда крупнее и опаснее кота.
Я в курсе ваших разногласий с сыном, кивает он на изуродованную тетрадку, что лежит теперь, ощетинившись мятыми листами, на первой парте. И слышал, как невежливо вёл себя Иван. У меня к вам предложение, Варвара Андреевна.
Вот как. Осталось только узнать, чем всё это закончится. Папа Драконов меряет меня тяжёлым взглядом.
Слушаю вас, Иван Аркадьевич, на удивление, мне удаётся почти спокойно произнести нужные слова.
Неожиданно Драконов меняется в лице. Почти улыбается. Я от неожиданности даже опешила. Ресницами хлоп-хлоп, как кукла.
А вы молодец. Другая бы на вашем месте уже б поспешила на мальчишку нажаловаться. Он не подарок, знаю. Но меня не устраивают ни его результаты, ни его отношение к учёбе. А вы, я смотрю, не только мести ради с ним после уроков сидите. Поэтому я предлагаю вам, Варвара Андреевна, подтянуть Ивана индивидуально. В свободное от работы время.
Можно подумать, я этого не делаю. Но я рот не успела открыть, чтобы объясниться.
Я предлагаю вам репетиторство. Индивидуальные оплачиваемые занятия с ребёнком у нас дома.
Ы-ы-ы Это что сейчас было?..
Глава 6
Илья
Я взял больничный. С понедельника.
В субботу закономерно проснулся с дикой головной болью, ощущением, что по мне рота солдат в подкованных сапогах прошагала, и с женской голой ногой на бедре.
Тинка спала, как ангел. Тихая, красивая, беззащитная. Не знаю почему, но вот в эти моменты я прощал ей всё. Хотелось спрятать её от всего мира и защитить нежную и такую ранимую.
Во сне она потянулась ко мне за поцелуем. Потёрлась щекой о плечо, переплелась ногами покрепче.
Тин, плохая идея, прохрипел, пытаясь осторожно отлепить её от себя.
Почему плохая? промурлыкала она, прижимаясь всем телом ещё плотнее.
Чёрт. Я чувствовал себя разбитым и больным. Но одна часть тела не вписывалась как-то в общую картину полного состояния нестояния.
Я простужен. Заболел, пытался сопротивляться её рукам, которые, как у богини Кали, ощупывали меня везде, куда доставали.
Значит, будем лечить, провела она языком от середины груди до пупка, и я сдался. Позволил ей творить со мной всё, что только она пожелает. Закрыл глаза и отдался ощущениям.
Её пальцы теребили мои соски, тело тёрлось по всей длине мягкая бархатная кошка с нежной кожей вместо шерсти. И руки мои не остались равнодушными касались её, гладили по бокам, сжимали ягодицы.
Довольный стон вырвался из Тинкиной груди. Она прогнулась и, захватив в кулак мой член, погладила его как малыша. Член приветливо ткнулся головкой в её пальцы. Полусмех сменился всхлипом, когда она точным движением насадилась сверху. Медленно, с оттяжкой, давая возможность стенкам влагалища разойтись и принять мой вполне приличный размер. До упора. О, да.
Она замерла, а я, не в силах с собою совладать, следил за ней из-под ресниц. Чувствовал, как она томительно сжимается там, где мы с ней слились слишком плотно. Видел, как подрагивали мышцы её подтянутого животика. Как руками она оглаживала свои груди, пощипывая за соски, пока они не налились и не стали твёрдыми на вид.
Кто из нас качнулся первым не понять. Может, одновременно. Тинка двигалась красиво. И лицо у неё, озарённое страстью, прекрасно. Можно любоваться вечно: на белый лоб падала рваная чёлка, глаза прикрыты она вся во власти чувственной неги. Не манерничала и не пыталась принять наиболее выгодные позы. Ей это ни к чему. У неё лишь одна цель получить удовольствие. Может, поэтому весь её вид завораживал. И пылающие щёчки, и полуоткрытый рот. И дыхание ритмичное заводило до мушек в глазах. И лёгкие стоны возбуждали до предела.
Её хочется ублажать. Позволить раскачаться до нужного темпа. Вначале она двигалась медленно, затем всё быстрее. И вот она уже наклоняется низко, упираясь руками мне в плечи. Я не мешал ей, лишь подразнивал соски кончиками пальцев да двигал бёдрами, когда она насаживалась полностью, обволакивая меня плотным горячим кольцом своего естества.
Темп всё ускорялся и ускорялся. Я видел она очень близко, близко к пику. Сейчас главное не сбить её, не нарушить её внутренний ритм. Отрывистые стоны становились громче, пока не превратились в один протяжный звериный рык. Тинка всегда кончала бурно, страстно её коготки уже оставили отметины на моих плечах. Плевать.
Мне умопомрачительно горячо от её оргазмических конвульсий, и пока она содрогалась и, дрожа, затихала, я вдавился в неё бёдрами, бился в желании догнать и получить осколок своего удовольствия.
Горячее потное тело уже не ломило. Напряжённые мышцы улавливали каждое её движение. И я хочу, чтобы ей было хорошо. Ещё лучше. От меня, от моего напора. Теперь я управляю ею: насаживаю, сжимая ягодицы пальцами.
А-а-а-а! кричит она, выгибаясь луком, обнажая шею, на которой бешено бьётся синяя жилка, и снова сжимает мой член конвульсивно, до сладкой боли. Ещё несколько толчков и я выдыхаю шумно, толчками, наконец-то освобождаясь. Оргазм скручивает меня в пружину, и я опрокидываю её на постель, подминаю под себя, чтобы сделать ещё несколько движений в порыве страсти и острого удовольствия.
Я лежу на ней, придавив всем своим весом. Но Тинка не сопротивляется ей нравится. Она балдеет, когда её сжимают в крепких объятиях.
Ну, вот. Видишь, целует она меня в макушку. А то, «плохая идея, плохая идея». Ещё несколько таких заходов и вся гадость из тебя выйдет.
Заботливая моя. Жалостливая. Доктор Айболит, у которого от всех болезней одно универсальное лекарство.
Я не хотел больше никаких заходов. Мечтал остаться один. Натянуть одеяло на голову и отлежаться. Но от неугомонной Тинки открутиться не так просто. Она напоила меня чаем. А потом сделала минет. А затем завела и, взяв на слабо, заставила трахнуть себя в душе, стоя, а потом ещё раз в постели.
Когда за ней закрылась дверь, я, опустошённый, слабый, позвонил бабушке, дождался её приезда с лекарствами, а затем малодушно запер дверь на засов и отключил телефон.
К понедельнику я почти очухался, но решил взять тайм-аут. Никогда не отличался трудоголизмом и желанием умереть, но выполнить положенную работу.
Но телефон я включил всё же зря. Как только я это сделал, тут же позвонил отец.
Во вторник жду тебя к шести. Не опаздывай и не выдумывай никакие отговорки. Я знаю, что ты болен и на больничном. И знаю, что всё не смертельно. Поэтому, будь добр.
Иногда я бунтую и посылаю папку подальше. Но если у него такой голос и тон, лучше его не драконить. Ладно, не рассыплюсь. Тем более, мне действительно сносно уже.
Но чтобы не искушать судьбу, я бегу из собственной квартиры, как преступник. Есть только одно место в этом мире, где я могу спрятаться и знать: бабушка ни за что не выдаст меня на милость неприятелю.
Жениться тебе пора, вздыхает она тяжко, ероша мой чуб. Одно бегаешь, прячешься, бедокуришь. Тебе почти двадцать семь, малыш. Надо бы уже определиться.
Как встречу единственную и неповторимую так и сразу, честно прикладываю руку к сердцу и смотрю на ба преданно-искренним взглядом. Ты ж понимаешь: душевная драма. Нику у меня умыкнули, а попробуй найти ещё одну такую же: умную, красивую, добрую.
Бабушка Ася не тот человек, которого можно разжалобить. Она поднимает указательный палец вверх и трясёт им, как перстом судьбы, перед моим носом:
Беда в том, что Ника не твоя девочка изначально. Там всё ясно было с первого взгляда. И беда в том, что никогда не нужно искать ещё одну такую же. Попомни мои слова. Твоя тебя сидит, дожидается, как ночь солнца, чтобы стать утром. И только не говори мне о той вертихвостке, что приходится Нике сестрой. Тоже не твоя. Красивая, умная, но такая же шальная, как и ты. Ей бы построже кого. Чтоб ух-х-х! в кулаке держал! А вы только лбами бараньими с ней стукаетесь. Два разгильдяя!
Бабулю Асю понесло не на шутку. Но я ей всё прощаю. Она заменила мне мать. Вырастила. И не особо сопротивлялась моей дури. Приспособилась. Привыкла к джинсам и пирсингу. К бритым вискам и татухам. Не поощряла, но смирилась с моей любовью к быстрой езде.
Она бесстрашная, баба Ася. Настоящая Драконова мать. Я никогда не перестану ею восхищаться. Может, потому, что она единственная знает меня, как никто другой. Со всеми минусами и плюсами. Со всеми страхами и бравадой. Она мой личный рентген и совесть. И только ей я могу доверять. К сожалению.
И ещё, бабуленция поджимает строго губы. К отцу завтра поехать надо. Хватит уже бегать, как обиженному щенку. И ты вырос, и папа твой повзрослел. А всё никак не поладите.
Опа. Тяжёлая артиллерия? Интересно, зачем я так сильно-сильно понадобился отцу завтра, что он даже бабулю подключил?..
Глава 7
Варя
Послушайте я лихорадочно вспоминала имя-отчество Драконова-старшего и, к своему позору не могла вспомнить вылетело из головы от неожиданности.
Иван Аркадьевич, видимо, по лицу понял мои затруднения папуля Ваньки. Какой чуткий, а главное внимательный мужчина!
Послушайте, Иван Аркадьевич. Думаю, вы немного не поняли сути наших разногласий с вашим сыном. Дело в том, что я и так занимаюсь с ребёнком, заметьте, совершенно бескорыстно в послеурочное время. Но, плотно общаясь с вашим мальчиком уже второй год, подозреваю, что он эээ немного лукавит. И не так безнадёжен, как хочет казаться.
Другими словами, ловит налету мой эзопов язык проницательный папулька, он издевается, а, говоря по-современному, троллит вас, Варвара Андреевна.
И вот тут на меня напал ступор. Я пыталась что-то сказать, но, как говорят в народе, ни тпру ни ну. Слова не могла выдавить в ответ. Что-нибудь достойное брякнуть, чтобы совсем уж низко не упасть в глазах дорогого родителя.
Не стесняйтесь, подбадривает меня Иван Аркадьевич. Провоцирует, можно сказать. Называйте вещи своими именами.
Что это? Желание посмотреть на моё истинное лицо? Услышать, как я взвизгну и начну обзывать его сына засранцем и гадёнышем? Нет, про себя я его ещё и не такими эпитетами, конечно, награждала, но никогда не позволяла себе ни оскорблять учеников, ни открыто кляузничать на них родителям.
Это ниже моего достоинства, во-первых. А во-вторых, хоть Ванька и гад ползучий, но было что-то в нём такое, что заставляло меня с упрямством тупоголовой ослицы думать, что он не так плох, как хочет казаться. Что он просто трудный ребёнок, у которого есть кое-какие заскоки, а я всего лишь не смогла найти к нему подход.
Я в курсе его поведения. Общался с директором и другими учителями, продавливает меня авторитетом и знанием вопроса папа Драконов. Ваня не отличается ангельским характером, и другим учителям тоже достаётся. Но все остальные предметы он учит и получает нормальные отметки, а к вам пылает повышенной любовью. Почему-то. И яростной ненавистью к русскому языку.
Ну, вот. Сейчас он расскажет, что таким, как я, не место в образцово-показательной гимназии, что я вселенское зло, не умеющее ни преподавать, ни находить подход к ребёнку. К этому всё и велось. Наверное, и Лев Моисеевич приложил усилия, чтобы опорочить моё честное учительское имя.
Я молчу как партизан на допросе. Мне остаётся только гордо голову держать повыше. Если он ждёт, что я начну каяться, не дождётся.
Именно поэтому я предлагаю вам пообщаться и позаниматься с моим сыном более плотно.
Ах, да. Я и забыла о его предложении от расстроенных чувств.
Может, вам стоит найти другого преподавателя? Более опытного?