Сен-Обер умолк, чтобы овладеть чувствами, а потом, стараясь говорить спокойно, продолжил:
Полученные от месье Кеснеля письма содержали сообщение Моттевиля с подтверждением моих худших опасений.
Значит, нам придется покинуть Ла-Валле? после долгого раздумья уточнила Эмили.
Пока неизвестно. Это зависит от того, удастся ли Моттевилю заключить компромисс с кредиторами. Тебе известно, что мой доход никогда не был большим, а теперь сократится до ничтожного! Больше всего я печалюсь о тебе, дитя мое, ответил Сен-Обер, и голос его дрогнул.
Эмили улыбнулась сквозь слезы и, преодолев волнение, проговорила:
Дорогой отец, не горюйте ни обо мне, ни о себе. Мы все равно сможем быть счастливы. А если останемся в Ла-Валле, то просто обязаны быть счастливы. Ограничимся одной служанкой, и вы не заметите сокращения доходов. Не переживайте: мы не нуждаемся в роскоши, которую так ценят другие, потому что никогда к ней не стремились, а бедность не лишит нас многих утешений: не украдет любви друг к другу, не отнимет взаимного уважения и уважения тех людей, чьим мнением мы дорожим.
Закрыв лицо платком, Сен-Обер молчал, однако Эмили продолжала перечислять те истины, которые он сам когда-то ей внушил.
К тому же, дорогой отец, бедность не сможет лишить нас духовных радостей. Не запретит вам доказывать свою стойкость и великодушие, а мне утешать любимого отца. Не отнимет у нас вкуса к возвышенному и прекрасному, ведь красоты природы удивительные зрелища, превосходящие любую искусственную роскошь, в равной степени доступны как богатым, так и бедным. На что же тогда жаловаться, если все необходимое останется с нами? Мы сохраним высшее наслаждение природы, а утратим только фальшивые радости жизни.
Сен-Обер не нашелся ответом и молча обнял дочь; оба заплакали, но это не были слезы печали. После беседы на языке сердца все другие речи показались бы слабыми. Некоторое время отец и дочь молчали, а потом Сен-Обер стал разговаривать о других предметах; хотя его дух, может быть, и не обрел своей прежней безмятежности, но по крайней мере с виду он стал спокойнее.
В романтичный городок Лёкат приехали в разгар дня, однако Сен-Обер устал и было решено остаться здесь на ночь. Вечером, когда стало прохладнее, он нашел в себе силы отправиться вместе с дочерью на прогулку и осмотреть живописные окрестности: озеро Лёкат, Средиземноморское побережье, часть Руссильона с Пиренеями и обширное пространство провинции Лангедок, особенно красивой в пору созревания и сбора винограда. Отец с дочерью наблюдали за группами работающих крестьян, слушали их веселые песни и с удовольствием представляли завтрашнее путешествие по этому благодатному краю. Сен-Обер решил ехать вдоль берега моря. В глубине души он стремился как можно быстрее вернуться домой, но в то же время хотел доставить удовольствие дочери и ощутить благотворное воздействие морского воздуха, поэтому на следующий день путешественники отправились дальше по провинции Лангедок, следуя линии побережья.
Пиренеи по-прежнему составляли величественный фон: справа плескалось море, а слева уходили к горизонту бескрайние равнины. Сен-Обер выглядел довольным и много разговаривал, и все же его жизнерадостность была несколько искусственной: время от времени тень грусти падала на его лицо и выдавала истинное душевное состояние. Эмили старалась радовать отца улыбкой, чтобы облегчить страдания его души и тела.
Вечером они приехали в небольшую деревню Верхний Лангедок, где хотели переночевать, но не нашли комнат, потому что во время сбора винограда здесь собралось много народу. Пришлось продолжить путь. Сен-Обер устал, ему требовался отдых, тем более что темнота сгущалась. Однако остановиться было негде, и он приказал Мишелю двигаться дальше.
Украшенные роскошью спелого винограда и весельем праздника пышные равнины Лангедока уже не радовали Сен-Обера, а его состояние составляло печальный контраст с окружающим буйством красок и разгула молодости. Созерцая яркие проявления жизни, он с грустью осознавал, что прощается с миром.
«Далекие величественные горы, думал он, глядя на протянувшуюся на западе цепь вершин, роскошные равнины, синий купол неба, яркий свет дня все это скоро навсегда исчезнет с моих глаз, так же как перестанут звучать веселые песни».
Проницательный взгляд Эмили быстро прочитал мысли отца, и лицо ее отразило столь глубокое горе, что Сен-Обер забыл сожаление о мире и сосредоточился на мысли, что оставит дочь без поддержки и защиты. Он глубоко вздыхал, но не произносил ни слова. Эмили, понимая значение этих вздохов, нежно сжала руку отца и отвернулась к окну, чтобы скрыть слезы. Солнце окрасило морские волны последними желтыми отсветами. Равнину укрыла сумеречная дымка, и только на западе, на линии горизонта, сохранился меланхолический луч, отмечая то место, где только что скрылось осеннее солнце. С моря подул свежий бриз, и Эмили опустила стекло. Однако приятный для здорового человека воздух оказался слишком холодным для больного, и Сен-Обер попросил закрыть окно. Самочувствие его ухудшилось, хотелось отдохнуть, и он спросил погонщика, сколько осталось ехать до следующей остановки.
Девять миль, ответил Мишель.
Я больше не могу, признался Сен-Обер. Смотри, не появится ли дом, готовый приютить нас на ночь.
Он откинулся на спинку сиденья, а Мишель щелкнул хлыстом и погнал мулов галопом, пока Сен-Обер, едва не теряя сознание от тряски, его не остановил. Взволнованная Эмили посмотрела в окно и увидела крестьянина, который шел по дороге. Путешественники дождались, пока тот подойдет, и спросили, нет ли поблизости хижины, где можно переночевать.
Крестьянин ответил, что не знает такого места, и добавил:
Справа, в лесу, стоит замок, но думаю, что туда никого не пускают, и я не могу показать дорогу, потому что сам нездешний.
Сен-Обер хотел расспросить насчет замка поподробнее, однако крестьянин пошел дальше. После недолгих сомнений он приказал Мишелю медленно ехать по лесу. Сумерки с каждой минутой сгущались, и дорога терялась. Вскоре показался еще один крестьянин.
Как проехать к лесному замку? окликнул его Мишель.
К лесному замку? удивился тот. Вы имеете в виду вон ту башню?
Насчет башни не знаю, ответил Мишель. Я говорю о белом строении, которое виднеется за деревьями.
Да, это и есть башня. Но кто вы такие, если направляетесь туда? озадаченно уточнил крестьянин.
Услышав странный вопрос и особенно странный тон, которым он был задан, Сен-Обер выглянул в окно и вступил в разговор:
Мы путешественники и ищем приют, где можно переночевать. Не знаете, есть ли поблизости подходящее место?
Нет, месье, если не попытаете счастья вон там, и крестьянин показал на лес. Но я бы вам не советовал.
Кому принадлежит замок?
Сам не знаю, месье.
Значит, он пустует?
Нет, не пустует. Кажется, там живут дворецкий и экономка.
Услышав это, Сен-Обер решил все-таки ехать к замку и рискнуть получить отказ в гостеприимстве, а потому попросил крестьянина показать дорогу и пообещал вознаграждение. Незнакомец, на миг задумавшись, ответил, что спешит по своим делам, однако объяснил, что если поехать по аллее направо, то заблудиться невозможно, а затем пожелал доброй ночи и ушел.
Экипаж свернул к указанной аллее. Мишель спешился, открыл ворота и повел мулов под плотным шатром из крон дубов и каштанов. Аллея выглядела настолько пустынной, мрачной и зловеще молчаливой, что Эмили вздрогнула и вспомнила, как отзывался о замке крестьянин. Теперь его слова приобрели новый, таинственный смысл. Но она постаралась подавить дурные предчувствия, сочтя их следствием меланхолического воображения, болезненно отзывавшегося на каждое новое впечатление.
Экипаж двигался медленно: темнота, неровная дороги и торчавшие из земли корни старых деревьев требовали осторожности. Внезапно Мишель остановил мулов. Сен-Обер выглянул, чтобы спросить, что случилось, и увидел вдалеке движущуюся фигуру. Темнота не позволила различить, кто или что именно это было, и все же он приказал ехать дальше.
Место совсем дикое, ответил погонщик. Поблизости нет ни одного дома. Не думаете ли вы, что лучше повернуть обратно?
Давай проедем еще немного, а если так и не увидим никакого строения, то вернемся на дорогу, решил Сен-Обер.
Мишель неохотно продолжил путь. Раздраженный медленным движением, Сен-Обер снова выглянул, чтобы его поторопить, опять увидел ту же фигуру и почему-то испугался. Возможно, уединенность места усилила его состояние тревоги, но он все-таки остановил погонщика и велел окликнуть идущего по аллее человека.
Пожалуйста, не надо, взмолился Мишель. Он может оказаться грабителем.
Не хотелось бы, согласился Сен-Обер. Поэтому лучше вернуться на дорогу: все равно вряд ли мы найдем здесь то, что ищем.
Мишель с готовностью развернул животных и быстро погнал в обратном направлении, когда слева из-за деревьев раздался чей-то голос. Это был не приказ остановиться или горестный возглас, а глухой, низкий, почти нечеловеческий стон. Погонщик хлестнул мулов, и животные помчались со всех ног, вопреки темноте, плохой дороге и безопасности седоков, ни разу не остановившись до самых ворот, и только потом перешли на спокойный шаг.
Мне очень плохо, пожаловался Сен-Обер, взяв дочь за руку.
Да, вам и правда стало хуже. Намного хуже! испуганно воскликнула Эмили. А помощи здесь нет! Боже милостивый! Что же делать?
Отец склонил голову ей на плечо. Поддерживая его рукой, Эмили приказала погонщику остановиться. Когда стук колес стих, издалека донеслась музыка, показавшаяся голосом надежды.
Ах, где-то неподалеку есть люди! воскликнула она. А значит, удастся получить помощь.
Прислушавшись, Эмили различила, что звуки доносятся из глубины леса, расположенного вдоль дороги, а вглядевшись, в слабом лунном свете увидела нечто вроде замка. И все же добраться до него было непросто. Сен-Обер слишком ослаб, чтобы вынести тряску экипажа. Мишель не мог оставить мулов, а Эмили боялась покинуть отца и опасалась в одиночку отправиться неизвестно куда и к кому. Но решение требовалось принять немедленно, и Сен-Обер распорядился медленно ехать в ту сторону, откуда доносилась музыка. Однако вскоре он потерял сознание, так что пришлось снова остановиться.
Милый, дорогой отец! в отчаянии закричала Эмили, испугавшись, что тот умирает. Умоляю, скажите хотя бы слово, чтобы я могла услышать звук вашего голоса!
Ответа не последовало. В ужасе Эмили велела Мишелю принести в шляпе воды из ручья и протерла смертельно бледное в лунном свете лицо отца. Эгоистичный страх уступил место более сильному чувству дочерней любви. Оставив Сен-Обера на попечение отказавшегося бросить мулов погонщика, Эмили вышла из экипажа и отправилась на поиски того самого замка, который заметила сквозь деревья. Стояла тихая лунная ночь, а по-прежнему звучавшая музыка направила ее с дороги на ведущую в лес тропу. Некоторое время сознание было до такой степени охвачено страхом за отца, что за себя она не боялась, пока лесная чаща не напомнила об опасности. Музыка внезапно смолкла, и теперь оставалось полагаться лишь на удачу. На миг паника заставила ее остановиться, но мысль об отце снова придала силы. Тропа резко оборвалась; вокруг не было заметно ни замка, ни людей, и не слышалось ни единого звука. И все-таки Эмили продолжила путь в неизвестность, пока наконец при свете луны не заметила некое подобие аллеи. Пока Эмили стояла в растерянности, не зная, идти ли дальше, послышались громкие веселые голоса, а затем со стороны дороги раздался голос Мишеля. Возникло острое желание поспешить обратно, однако остановила мысль, что лишь чрезвычайное обстоятельство могло заставить погонщика оставить животных. Испугавшись, что отец находится на грани жизни и смерти, Эмили бросилась вперед в слабой надежде найти у незнакомых людей поддержку и помощь.
Чем ближе она подходила к тому месту, откуда доносились голоса, тем чаще и напряженнее билось полное страха сердце. Пугал даже шелест потревоженных шагами опавших листьев. Звуки привели ее к залитой лунным светом широкой поляне, на которой собралась группа людей. Подойдя ближе, Эмили по одежде узнала крестьян и заметила расположенные по краю леса хижины. Пока она наблюдала, пытаясь преодолеть страх, из одного из домов вышли несколько девушек. Сразу заиграла веселая музыка сборщиков винограда та самая, что слышалась издалека, и началась пляска. Полное тревоги сердце остро ощущало контраст между этой веселой сценой и собственными печальными обстоятельствами. Эмили торопливо подошла к сидевшим возле дома пожилым обитателям деревни, объяснила, что случилось, и попросила о помощи. Несколько человек с готовностью поднялись и быстро пошли к дороге вслед за стремительно мчавшейся Эмили.
Подойдя к экипажу, она увидела, что отец пришел в себя. Выяснилось, что, узнав, куда отправилась дочь, он тут же забыл о себе и, охваченный тревогой, послал Мишеля на поиски. Сен-Обер по-прежнему был слаб, ехать дальше не мог, а потому снова стал расспрашивать о гостинице и замке в лесу.
Переночевать в замке не удастся, сэр, ответил пришедший с Эмили почтенный крестьянин. Там никто не живет. Однако если вы соизволите почтить своим присутствием мой скромный дом, то найдете там удобную кровать.
Сен-Обер ничуть не удивился такому проявлению французской любезности. А плохое самочувствие заставило его особенно высоко оценить предложение, высказанное в столь изящной форме. Сен-Обер обладал достаточной деликатностью, чтобы воздержаться от благодарности или проявить сомнение в готовности принять гостеприимство, а согласился сразу и с той же искренностью, с какой прозвучало приглашение.
Экипаж снова медленно тронулся. Мишель последовал за крестьянами по той самой тропинке, по которой только что вернулась Эмили, и спустя некоторое время показалась поляна. Вежливость крестьянина и предвкушение отдыха настолько воодушевили Сен-Обера, что он с удовольствием созерцал немудреные пляски крестьян и вслушивался в звуки гитары и тамбурина. На глаза его навернулись слезы, но это не были слезы скорбного сожаления.
При виде неведомого в этом глухом лесу экипажа пляска сразу прекратилась, а крестьяне с любопытством окружили диковинное сооружение. Узнав о приезде больного путешественника, девушки побежали в ближайшие дома и вскоре вернулись с вином и корзинками винограда, причем каждая настойчиво предлагала свой дар.
Наконец экипаж остановился возле опрятного дома. Почтенный хозяин помог Сен-Оберу выйти и проводил гостей в маленькую комнату, освещенную лишь проникавшим через открытое окно мерцанием луны. Радуясь возможности отдохнуть, Сен-Обер опустился в кресло и с наслаждением вдохнул напоенный ароматом жимолости свежий воздух. Хозяин по имени Лавуазен вышел из комнаты, но скоро вернулся с фруктами, свежими сливками и прочей сельской роскошью. С приветливой улыбкой он поставил угощение на стол и отошел в сторону. Однако Сен-Обер настоял, чтобы тот разделил с ними трапезу, а как только сочные фрукты немного восстановили силы, завел неспешную беседу. Хозяин поведал некоторые подробности жизни своей семьи, особенно интересные оттого, что шли они от сердца и отражали добродушие и его самого, и близких. Эмили сидела рядом с отцом, держала его за руку и слушала рассказ старика. Разделяя искренне выраженное Сен-Обером сочувствие, она горестно думала, что смерть, возможно, вскоре лишит ее самого ценного сокровища. Мягкий свет осеннего вечера и далекая, теперь уже грустная музыка углубляли меланхолическое настроение. Хозяин продолжал рассказ о семье, а Сен-Обер молча слушал.