На следующий день, когда Абра проснулась, у постели ее уже поджидал поднос с завтраком. Отец дремал рядом в плюшевом кресле с деревянными подлокотниками. Абра села ей определенно было лучше, хотя раны еще болели, и взяла маленький пластиковый стакан с апельсиновым соком. А потом нашла написанную от руки записку, которая гласила:
«Поправляйся. Скоро увидимся».
Внизу стояли лишь две затейливо выписанные буквы: «К. Н.»
Часть I
Нежданный гость
Подумай о доме, что в Вечности ждет,
У берега светлой реки.
Там все ликом ясны,
Душою прекрасны
И помыслами чисты.
Подумай о доме, что в Вечности ждет,
О доме, что в Вечности ждет.
Дьюит К. Хантингтон. Из гимна «Вечность»
1
Сэмюэл
Следом за мной идет мужчина. Он лысый, а вокруг глаз складки морщин, словно кто-то бросил два камешка в пруд и по темной воде разошлись круги. От старости и нелегкой жизни лицо его оплыло. Под подбородком болтается сморщенная кожа. Среди морщин на лице россыпь пятиконечных звезд, устремляющаяся к вискам. Почти прозрачные мочки ушей оттягивают туннели. Брови и губы сплошь в пирсинге. Я столько за всю жизнь не видел и не подозревал, что возможно поместить все это на одно лицо.
Но взволновали меня не морщины и не татуировки с пирсингом. Взволновали меня его глаза они были похожи на то безбрежное море, куда в моем сне уплыла мать. Они вызывали во мне странное чувство, которое почти невозможно описать. Я бы не узнал его, если бы когда-то мне не довелось познакомиться с Теннином и Джинном.
Человек, который идет за мной по пятам, один из них.
Уж будьте уверены. Глаза не врут.
Можно ли убить кого-то вроде мистера Джинна и остаться безнаказанным? Вероятно, нет.
Последние несколько месяцев я читал дневник Абры, вспоминал день, когда ушли ангелы, и думал: неужели все это и правда сошло нам с рук, мы избавились от мистера Джинна и вышли сухими из воды? Кажется, в детстве я был страшно напуган. Меня ужасала мысль, что придется заплатить за содеянное. Но с годами эти чувства растаяли. Я перестал бояться и начал задумываться случилась ли битва ангелов за Древо Жизни на самом деле или это был лишь сон? Или же сон во сне? Дети отличные притворщики. А вдруг мы с Аброй это выдумали?
Но все изменилось. Абра умерла и оставила мне в наследство дневник и меч. Почему именно мне? Ведь я все еще не могу даже притронуться к нему. Хотела, чтоб я его спрятал или как-то использовал? На всем белом свете никто так не осознает значение этого меча, как я, и все же, что с ним делать? Держать у себя дома все равно что скрывать государственную тайну.
Все эти мысли пролетают в моей голове с молниеносной скоростью, потому что лысый старик с татуировками топает за мной через весь Дин к антикварному магазину мистера Пелле.
Туда, где все началось.
Вот проулок между антикварным и пиццерией. В отдалении бейсбольное поле. Правда, в бейсбол больше никто не играет: люди потеряли к нему интерес, по крайней мере у нас, в Дине. Поле утопает в бурых сорняках и кустарнике. Поросль оплела сетку-рабицу, которая прежде служила оградой. Зимой, когда дует сильный ветер, ветки с грохотом бьются и скребут по металлическим звеньям.
Не знаю, что хуже: земля, поглощенная «прогрессом», или заброшенная земля. Мы желаем, чтобы все оставалось прежним, но нити, связующие настоящее и прошлое, все время переплетаются. Когда вы наконец возвращаетесь домой если вам удается отыскать тот призрачный путь, то понимаете, что он никогда по-настоящему вам не принадлежал, ничем нельзя владеть вечно. Наши дома, поля все, что составляет пейзаж нашего детства, принадлежат нам очень недолго. Они ничего нам не должны.
Я бросаю взгляд на тротуар. Лысый все еще топчется там, иногда останавливаясь и посматривая на меня. Вокруг его глаз поблескивает пирсинг. Делаю глубокий вдох, дожидаюсь, когда незнакомец ненадолго отвернется, и сворачиваю в узкий проулок. Трость застревает в гравии, скользит по замерзшей грязи. Меня охватывает паника. Быстро, так быстро, как только могу, спешу прочь. Оглядываюсь наверное, он сзади, вот-вот догонит. Черный ход антикварного магазина уже совсем близко. В эту самую дверь я вбежал много лет назад, спасаясь от дождя и молнии.
Уверен дверь заперта, но все же нажимаю на ручку. Та вдруг поддается: открыто. Я только что сказал, ничто не остается прежним, но, войдя в подсобку магазина мистера Пелле, понимаю, как ошибался. Здесь совершенно ничего не изменилось, ничуточки. Даже пахнет в точности как тогда. Повсюду старые зеркала, комоды, каркасы кроватей без матрасов, светильники без лампочек и шкафы, что будто умоляют спрятаться за их дверцами. И в этих залежах мебели, скопище теней и причудливых очертаний, проходит узкая тропинка. Все та же узкая тропинка. Наверняка где-то здесь, в подсобке мистера Пелле, скрываются двери, которые могут привести вас куда угодно. Если знать, за каким сундуком поискать, створки какого окна распахнуть, то пролезть можно в любую нору во вселенной.
Я пробираюсь по пыльному заставленному помещению, мимо мрачных закоулков, теней и зияющих между ними дыр, словно иду по канату, натянутому между мирами. Стоит немного оступиться и попадешь куда-нибудь не туда.
Мистер Чемберс произносит тихий голос.
И хоть зрение еще не совсем привыкло к темноте, я знаю, кто меня зовет. Тот незнакомец. Человек со звездами вокруг глаз и невидимой ношей на плечах. Тени будто сами собой расползаются от нас по углам. Я стою, смотрю в его неповторимое лицо и чувствую, что теряюсь перед ним, как дитя, которое таращится в ночное небо.
Сэмюэл Чемберс, повторяет он.
Я киваю, хотя незнакомец не задавал вопроса. Он и сам знает, кто я, наверняка.
Можем поговорить?
Не представляю, что ответить, поэтому просто еще раз киваю. Мне все кажется, в любую секунду на меня с небес снизойдет кара за ту давнюю гибель мистера Джинна. Сейчас незнакомец набросится. Но ничего подобного не происходит. Он лишь вздыхает и кладет мне руку на плечо. Похоже, намерения у него вполне мирные.
Хорошо, говорит он. Я не хотел вас напугать.
Незнакомец идет к выходу, в ту дверь, откуда я только что пришел. Я медленно хромаю следом, и мы выбираемся наружу. Приходится все сильнее опираться на трость.
Где мы можем поговорить? спрашивает незнакомец.
Я оглядываю улицу. В Дине негде уединиться. Пойдем мы хоть в закусочную, кофейню или пиццерию весь город будет на нас глазеть и трепать языками. Еще бы с такой-то внешностью, как у лысого! Джерри малый, что ухаживает за моей фермой, тут же примчится узнать, все ли в порядке. Предложит денег их он всегда предлагает в первую очередь, если что-то случается. Будто деньгами можно решить любую непредвиденную ситуацию, будто деньги ответ на все незаданные вопросы.
Я живу в десяти минутах отсюда, устало сообщаю я. Поедемте ко мне.
Да, но вам придется меня подвезти, если можно. Я без машины.
Ну, разумеется, бормочу я. Как вы вообще сюда добрались?
Он молчит и с улыбкой приподнимает продырявленную бровь.
Все ясно, ворчу я. Вы даже не представились.
Зовите меня мистер Генри.
Когда люди предлагают называть их каким-то именем, откашлявшись, бормочу я, сразу кажется, что оно ненастоящее.
Он снова улыбается. Из-за всех его морщин, татуировок и пирсинга сложно понять, дружелюбная это улыбка или ухмылка. В воздухе внезапно веет холодом, как перед снегопадом.
Мы возвращаемся к моей замерзшей машине, рассаживаемся по местам и едем на север, оставляя Дин позади. Авто испускает клубы выхлопов, под серым небом царит тишина. Суровые зимние дни по-своему очаровательны: низкие облака висят над полями, ряды засохших стеблей кукурузы напоминают щетину на лице старого добряка-соседа. Горы покрыты облетевшими деревьями, окрашены в серый, коричневый и где-то даже фиолетовый, а в тенистых местечках, словно алмазные вены, затаились ледяные дорожки.
Порыв ветра ударяет о борт машины. В воздухе отчетливо пахнет снегопадом.
2
Притормозив в переулке у своей фермы, я сижу в машине и не двигаюсь с места. Сначала тридцать секунд, потом минуту.
Вы в порядке? спрашивает мистер Генри.
За всю поездку мы не обменялись и словом. Казалось, он ждал, что я начну задавать вопросы, но у меня было не то настроение. Кроме того, ведь именно он хотел со мной поговорить. Так что пусть начинает в любой момент.
Все отлично, отвечаю я, внезапно жалея, что пригласил его домой. Интересно, не обидится ли чужак, если я снова заведу двигатель, отвезу в город и попрошу его выйти из машины?
Может быть, пойдем в дом? спрашивает он.
Подождите.
Больше всего на свете мне не хочется, чтобы Джерри увидел, как я веду в дом подобного персонажа. Я выжидаю, не появится ли сам сосед или его сын, но к этому времени они обычно уже возвращаются к себе на ферму. Зимой здесь почти нечем заняться. Фруктовые деревья стоят голыми, и даже не верится, что весной все вернется к жизни и тонкие ветки снова зацветут. В саду остались лишь высохшие растения да неубранный мусор.
Способны ли те из нас, для кого наступила зима их жизни, набраться мужества и поверить, что весна когда-нибудь вернется?
Ну ладно, вздыхаю я. Идемте.
Мы выбираемся из авто, захлопываем двери, и с карниза амбара испуганно вспархивают голуби, устремляясь в лес, к холодным серым горам.
В зимней тишине хлопки дверей звучат неожиданно. По пожухлой траве я ковыляю к дому. Мистер Генри пытается поддержать меня под локоть, но я окидываю его суровым взглядом, и визитер отступает.
В доме тепло; я иду на кухню сварить кофе. Похоже, беседа выйдет долгой.
Вам что-то нужно? спрашиваю я, нарушая молчание.
Гость устраивается в кресле в столовой. Мужчина он довольно крупный. Удивительно, что такой старик выглядит все еще сильным. Когда он разговаривает, слышится глухое звяканье. Кажется, это из-за пирсинга на языке, металлической штанги, которая выстукивает на зубах мистера Генри азбуку Морзе.
Я хотел поговорить с вами об Абре.
Я имел в виду сахар или сливки в ваш кофе.
Ах да, простите. Я пью черный. Помолчав, он продолжает: И все же нам нужно поговорить.
В душе растет тревога. Внезапно я настораживаюсь. Я знаю, почему этот человек здесь. Знаю, зачем он пришел.
За мечом.
Об Абре? небрежно переспрашиваю я, отводя взгляд. Притворяюсь, будто не понимаю, в чем дело. Видите ли, мы с Аброй не общались много лет. Очень много. Мы сильно отдалились.
Нервы на пределе. Я разливаю кофе по чашкам, стеклянный носик кофейника стучит по фарфору, словно у кого-то от холода зуб не попадает на зуб.
От чашек поднимается пар, и запах меня успокаивает.
Ваша на стойке, говорю я, кивая на кофе мистера Генри, а сам направляюсь к столу с горячей чашкой в руке.
Я успел забыть то самое чувство, которое испытываешь в обществе подобных ему. Кажется, что рядом человек, а потом он подходит и садится за стол, и вот уже напротив словно бы целая эра, эпоха. Смотреть на него все равно что смотреть на Большой Каньон, разглядывать все эти пласты в камне, которые повествуют о периодах истории Земли.
Вы что-нибудь знаете о том, чем занималась Абра после того лета, когда умерла ваша мать?
Откуда вы знаете о моей матери?
Все о ней знают, нетерпеливо отмахивается он.
Я только стискиваю зубы. При чем тут моя мать? Очень странно. Кто эти «все», которые о ней знают? Мне хочется расспросить подробнее, но я молчу, сам не зная почему. Возможно, он сбивает меня с толку, и потому я хочу сказать как можно меньше. Или боюсь выяснить о ней то, что вовсе не желаю знать из страха разочароваться.
О вашей матери повторяет он, качая головой, и продолжает: Так что вам известно о том, чем занималась Абра после ее смерти?
Мы с Аброй были лучшими друзьями. Я кое-что дал ей. Дружбе пришел конец. Хотя это слишком сильно сказано мы просто стали чужими.
А вы могли бы помочь ей, знаете ли, говорит он, потягивая кофе и поглядывая на меня поверх чашки.
Качаю головой и отвожу взгляд.
Нет, бормочу я себе под нос. Мне всегда недоставало сил.
Да бросьте. Это ведь неправда? хмыкает Генри, придавая фразе вопросительное выражение.
Я смотрю прямо на него:
Похоже, вы и так все знаете. И мне не нужно ничего вам рассказывать.
Если запастись должным терпением и верой, наша слабость однажды может обратиться в величайшую силу. Эта перемена часто случается в миг крайней нужды. Слабость он помедлил, покачивая головой, в силу.
Сомневаюсь, чтобы со мной когда-нибудь происходило подобное.
Возможно, вы в этом не нуждались. Что вы ей дали?
В то лето? Я отдал ей коробку. Вместе со всем содержимым.
Он кивает. Разумеется, Генри знает о коробке, ведь мистер Теннин знал. После всего, что произошло у Древа, все они хотят ее заполучить.
А недавно? Отдавали ли вы что-то Абре недавно? Или она вам?
Таращусь в темную гладь кофе в собственной чашке, и мне мерещится, что я смотрю прямо в глаза мистеру Генри. Будто они его глаза повсюду.
Я мысленно вызываю в памяти образ коробки, которую опустил в гроб. Атлас, записи. Я положил это туда, потому что решил все кончено. Считал, что смерть Абры означает конец всего. Но затем ее муж отдал мне меч и дневник. Только для чего?
Ничем не могу помочь. Я вас не знаю.
Голосом я пытаюсь дать понять визитеру, что пора уходить. Я слишком стар для всего этого и не имею никакого отношения к настоящим или воображаемым событиям, что происходят вокруг. Событиям, скрытым завесой тайны.
Завеса тайны, вновь про себя повторяю я. Именно так мы с Аброй называли все странности, что творились тогда. Словно обычная жизнь находилась по одну сторону этой пелены, а по другую
А по другую Древо, мистер Теннин, мистер Джинн, Амарок.
В ту пору, если как следует присмотреться, можно было увидеть тени. Но не сейчас. Я уже много лет ничего подобного не замечал.
Ваша осмотрительность похвальна. Но у Абры было кое-что нам крайне необходимое. Помолчав, он осторожно, вкрадчиво продолжает: Возможно, это у вас. Прямо здесь.
Мое сердце оглушительно колотится. Я не имею понятия, на чьей стороне этот человек. Не представляю, кто он «мистер Теннин» или «мистер Джинн». Я отчаянно вглядываюсь ему в глаза, в поисках хоть чего-то, похожего на ответ. Возможно, проблесков доброты.
Здесь для вас ничего нет, машу головой я, и от волнения у меня перехватывает дух.
Гость кивает. Мочки ушей с туннелями покачиваются в такт. Он почесывает бровь с семью проколами в ряд.
Расстояние между нами словно межзвездное пространство, и кажется, что мы с Генри разделены не столом, а сотнями световых лет. Как долго его слова летят ко мне? Сколько миров сгорает, пока я доливаю ему кофе?
Если вы никуда не торопитесь, я расскажу вам историю, мистер Чемберс.
Времени у меня полно, пожимаю плечами я. Взгляните на меня ни друзей, ни семьи. Да и денег почти нет. Только куча свободного времени.
Времени у вас меньше, чем вы думаете, грустно улыбается он.
Я отпиваю кофе.
Это насчет Абры.
Я киваю, и меня снова захлестывает знакомая грусть, правда, на сей раз без мрачных предчувствий.
Тогда позвольте, я проясню. В основном мой рассказ будет об Абре, но он касается и других. Я долго собирал кусочки воедино. Многие годы, десятилетия. Были огромные пробелы. Недавно мне пришлось отворить двери, что никогда не должны были отвориться вновь. Я беседовал с непосредственными участниками событий и такими, как я. Годами тайно выжидал, ища ответы. Я всегда их искал. Все видел, но почти ничего не понимал. Я очень близко подошел к Краю.
Его голос звучит все тише. В дверь бьется ветер, дребезжат окна. К стеклу липнут мокрые хлопья, а потом они превращаются в снегопад, клубящееся гипнотическое облако.
Вы знаете о ее поездке в Новый Орлеан? спрашивает Генри.