Семь мужей Эвелин Хьюго - Самуйлов Сергей Николаевич 3 стр.


 Большое спасибо.

 Я тоже такой люблю,  говорит Эвелин, и, смешно признаться, мне приятно это слышать, как будто я угодила ей чем-то.

 Кому-то из вас что-нибудь еще нужно?  спрашивает Грейс.

Я качаю головой, Эвелин не отвечает, и Грейс уходит.

 Идемте в гостиную, устроимся поудобнее.

Я беру сумочку, Эвелин забирает у меня кофе, и мне на память приходит вычитанная где-то фраза насчет того, что харизма  это «обаяние, которое вдохновляет привязанность». И какое прелестное сочетание  могущественная женщина и такой простой, скромный жест.

Мы входим в большую, светлую комнату с высокими окнами. Два серовато-белых кресла, напротив  серо-голубая софа. Под ногами толстый ковер цвета слоновой кости. В глаза бросается открытое черное фортепьяно под окном. Над софой увеличенная черно-белая фотография  Гарри Кэмерон на съемочной площадке. Над камином афиша  Эвелин в фильме 1959 года «Маленькие женщины». Вместе с Эвелин Селия Сент-Джеймс и еще две актрисы. В 50-х этих четырех женщин знали все, но испытание временем выдержали только Эвелин и Селия. Смотрю на них сейчас  они как будто и сияют ярче. Но это, конечно, всего лишь предвзятость ретроспективного взгляда. Я вижу то, что хочу видеть, уже зная, как все обернется.

Эвелин ставит чашку с блюдцем на покрытый черным лаком кофейный столик.

 Садитесь,  приглашает она и сама опускается в мягкое кресло, подтягивая ноги.  Куда хотите.

Я киваю, кладу сумочку, усаживаюсь на софу и достаю блокнот.

 Так вы выставляете на аукцион платья.  Щелкаю ручкой, показывая, что готова слушать.

И тут она говорит:

 Вообще-то, я пригласила вас сюда под ложным предлогом.

 Извините?  Я почти уверена, что ослышалась.

Эвелин устраивается поудобнее и смотрит на меня.

 О продаже через «Кристис» кучки платьев и говорить-то особенно нечего.

 Но тогда

 Я пригласила вас обсудить кое-что еще.

 И что же?

 Историю моей жизни.

 Историю вашей жизни?  Я совершенно обескуражена и изо всех сил стараюсь понять, о чем речь.

 Да, откровенно обо всем.

Откровения Эвелин Хьюго это это Даже не знаю. Что-то вроде истории года.

 Вы хотите рассказать вашу историю через «Виван»?

 Нет.

 Вы не хотите

 Я не хочу делать это через «Виван».

 Тогда зачем я здесь?  в полном недоумении спрашиваю я.

 Я собираюсь отдать свою историю вам.

Смотрю на нее и не могу понять, что именно она хочет сказать.

 Вы хотите рассказать вашу историю всему миру и сделать это через меня, но не через «Виван»?

Эвелин кивает.

 Ну вот, вы начинаете понимать.

 И что именно вы предлагаете?  Ситуация невозможная: одна из самых загадочных и знаменитых женщин во всем мире предлагает мне историю своей жизни  без всяких на то причин. Должно быть, я что-то упустила.

 Я расскажу вам свою историю так, что это пойдет на пользу нам обеим. Хотя, если уж начистоту, главным образом вам.

 И о какой же степени откровенности мы говорим?  Может быть, речь идет о каких-то ничего не значащих, отобранных ею эпизодах?

 О полной. Я расскажу вам всю историю, без купюр. Хорошее, плохое, злое  все. Можете выбрать любое клише, какое только пожелаете и которое означает «я расскажу вам абсолютно обо всем».

Стоп.

Мне уже не по себе, ведь я пришла всего лишь задать несколько вопросов о платьях. Я кладу блокнот на столик, на него  ручку. Все нужно сделать идеально. Роскошная, хрупкая птичка прилетела и села мне на плечо, и если я допущу хоть одно неловкое движение, она может взмахнуть крылышками и улететь.

 Окей. Если я правильно вас поняла, вы хотели бы исповедаться во всевозможных грехах

Что-то в ее позе, казавшейся до этого момента расслабленной и довольно-таки отстраненной, меняется. Эвелин наклоняется ко мне.

 Я не говорила ни о каком признании в каких-либо грехах. О грехах речи не шло.

Я подаюсь слегка назад. Испортила. Все испортила.

 Извините. Я неверно выразилась.

Эвелин молчит.

 Мне очень жаль, мисс Хьюго. Для меня это все немного сюрреалистично.

 Можете называть меня Эвелин.

 Окей. Итак, что дальше? Что именно мы будем делать?  Я беру чашку, подношу к губам и отпиваю самую чуточку.

 Мы не будем делать кавер-стори для «Виван»[4].

 Это я поняла.  Я ставлю чашку на блюдце.

 Мы напишем книгу.

 Мы?

Эвелин кивает.

 Вы и я. Я читала ваши работы. Мне нравится ваша четкость и лаконичность. Я восхищаюсь вашей серьезностью и деловитостью. Думаю, это пойдет на пользу моей книге.

 Вы просите меня написать вашу автобиографию?  Фантастика. Абсолютная фантастика. Вот и причина остаться в Нью-Йорке. И какая причина! В Сан-Франциско такое просто не случается.

Эвелин снова качает головой.

 Я дам вам историю моей жизни. Расскажу всю правду. А вы напишете о ней книгу.

 И мы поставим на ней ваше имя и скажем, что вы ее написали. Это называется гострайтинг[5].  Я снова беру чашку.

 Моего имени на ней не будет. Я умру.

Я давлюсь кофе, и капли падают на белый ковер.

 Боже мой,  говорю я, наверно, чуточку слишком громко, и ставлю чашку.  Испачкала вам ковер.

Эвелин отмахивается, но в дверь стучат, Грейс просовывает голову и спрашивает:

 Все в порядке?

 Боюсь, я пролила кофе.

Грейс входит и идет к столику  посмотреть.

 Мне очень жаль. Все так неожиданно и

Я перехватываю взгляд Эвелин и, хотя знаю ее не очень хорошо, все же понимаю, что мне предлагают помолчать.

 Не беспокойтесь,  говорит Грейс.  Я об этом позабочусь.

 Хотите поесть, Моник?  Эвелин поднимается.

 Извините?

 Здесь неподалеку одно местечко, где готовят отличные салаты. Я угощаю.

На часах почти полдень, и когда я волнуюсь, то у меня сразу пропадает аппетит. Тем не менее я соглашаюсь, потому что чувствую  это не просто предложение.

 Вот и отлично,  говорит Эвелин.  Грейс, не позвонишь в «Трамбино»?  Она берет меня за плечо, и минут через десять мы уже идем по чистеньким тротуарам Верхнего Ист-Сайда.

Воздух дышит холодком, и я замечаю, что Эвелин поплотнее запахивает пальто.

При солнечном свете признаки старения выступают явственнее. Белки глаз помутнели, кожа рук истончилась почти до прозрачности. Голубые прожилки вен, как у моей бабушки. Я так любила легкие, почти невесомые прикосновения ее утратившей пружинистость кожи.

 Что вы имели в виду, когда сказали, что умрете?

Она смеется.

 Я хочу, чтобы вы опубликовали книгу как авторизованную биографию под своим именем, когда я умру.

 Окей,  говорю я, как будто это самое обычное дело. Но потом осознаю, что нет, это безумие.  Не хочу показаться бестактной, но вы действительно хотите мне сказать, что умираете?

 Все умирают, милая. Вы умираете. Я умираю. Вон тот парень тоже умирает.  Она указывает на средних лет мужчину, выгуливающего мохнатого песика. Он слышит ее, видит, что она указывает на него пальцем, и только тогда догадывается, кто говорит. И в результате застывает с открытым ртом и выпученными глазами.

Мы поворачиваем к ресторану, спускаемся на две ступеньки к двери. Эвелин садится за столик в глубине. Ее никто не встречает. Она просто знает, куда идти, и предполагает, что все остальные тоже это знают. Подошедший официант  в черных брюках, белой рубашке и черном галстуке  ставит на столик два стакана с водой. Эвелин без льда.

 Спасибо, Трой,  говорит она.

 Рубленый салат?  спрашивает он.

 Мне  определенно, а вот насчет моей подруги я не уверена.

Я беру со стола салфетку и кладу на колени.

 То же самое, пожалуйста.

Трой улыбается и уходит.

 Вам понравится,  говорит Эвелин, как будто мы друзья и ведем обычный разговор.

 Окей. Расскажите мне еще о книге, которую мы собираемся написать.

 Я уже сказала все, что вам нужно знать.

 Вы сказали, что я буду ее писать, а вы умрете.

 Вам нужно быть внимательнее в выборе выражений.

Может, я и чувствую себя немного не в своей тарелке  и, может быть, нахожусь не совсем там, где хотела бы сейчас находиться,  но с выбором выражений у меня полный порядок.

 Должно быть, я неправильно вас поняла. Обещаю быть внимательнее.

Эвелин пожимает плечами. Эта тема ей не интересна.

 Вы молоды, и все ваше поколение слишком небрежно обходится со словами, несущими большое значение.

 Понимаю.

 И я не сказала, что собираюсь исповедаться в каких-либо грехах. Назвать грехом то, о чем я намерена рассказать, было бы неправильно и оскорбительно. Я не сожалею о том, что сделала  по крайней мере, о том, что вы, возможно, предполагаете,  независимо от того, какими жестокими или даже отвратительными выглядят мои поступки, как говорится, в холодном свете дня.

 Je ne regrette rien[6].  Я поднимаю стакан.

 Вот именно. Хотя песня, скорее, о том, чтобы не сожалеть о том, что ты уже не живешь в прошлом. Я имею в виду, что и теперь принимаю множество все тех же решений. А если начистоту, то да, есть вещи, о которых я сожалею. Просто это не что-то грязное и мерзкое. Я не жалею, что лгала людям, не жалею о том, что сделала кому-то больно. Меня не смущает тот факт, что иногда, поступая правильно, выглядишь безобразно. Я сочувствую себе. Доверяю себе. Взять хотя бы сегодняшний пример, когда я одернула вас за то, что вы сказали о признании грехов. Получилось не очень хорошо, и я не уверена, что вы заслужили упрек. Но я не жалею об этом. У меня были свои причины, и решения я принимала и головой, и сердцем.

 Вы обиделись за слово грех, поскольку оно подразумевает, что вы сожалеете.

Трой приносит заказы и, не сказав ни слова, посыпает салат Эвелин перцем. Она поднимает руку  достаточно  и улыбается. Я отказываюсь.

 Можно жалеть о чем-то, но не сожалеть,  говорит Эвелин.

 Понимаю. Надеюсь, вы предоставите мне кредит доверия, пока мы не убедимся, что понимаем друг друга. Даже если то, о чем мы говорим, можно интерпретировать по-разному.

Эвелин берет вилку, но есть не начинает.

 Для меня очень важно, чтобы журналист, которому я передам свое наследие, сказал именно то, что я имею в виду, и имел в виду именно то, что я говорю. Если я пожелаю рассказать вам о моей жизни, о том, как все было на самом деле и что стояло за всеми моими браками, о фильмах, в которых я снималась, о тех, с кем я спала, кому сделала больно, как скомпрометировала себя, и куда это все меня привело, то мне нужно знать, что вы понимаете меня. Мне нужно знать, что вы слышите именно то, что я пытаюсь вам сказать, и не станете вставлять в мою историю свои предположения.

Я ошибалась. Для Эвелин тема очень даже важна. Просто о вещах огромной важности она может говорить небрежно, как бы мимоходом. Но прямо сейчас, в этот самый момент, когда она так подробно излагает свой подход к некоторым специфическим пунктам, я понимаю  это настоящее. То, что сейчас происходит. Она и в самом деле намерена рассказать мне историю своей жизни  историю, наполненную в том числе суровой, неприглядной правдой, кроющейся за ее карьерой, браками, имиджем. Она ставит себя в невероятно уязвимую позицию и дает мне громадную власть. Почему, этого я не знаю. Но это не отрицает того факта, что она дает мне эту власть. И моя работа заключается сейчас в том, чтобы показать, что я достойна ее и буду обращаться с ней, как со святыней.

Я откладываю вилку.

 Теперь ясно. Извините, если вела себя легкомысленно и несерьезно.

Эвелин отмахивается от моих извинений.

 Сейчас вся культура такая, легкомысленная и несерьезная. Стеб да и только.

 Вы не против, если я задам еще несколько вопросов? Как только мы со всем определимся, я сосредоточусь исключительно на том, что вы говорите и что имеете в виду, чтобы вы чувствовали, что вас правильно понимают и что никто, кроме меня, не подойдет лучше на роль хранительницы ваших секретов.

Моя искренность обезоруживает ее. Она пробует салат.

 Можете начинать.

 Если я опубликую книгу после вашей смерти, какую финансовую выгоду вы предвидите сейчас?

 Для вас или для меня?

 Давайте начнем с вас.

 Я ни на какую финансовую выгоду не рассчитываю. Не забывайте, меня здесь уже не будет.

 Да, вы упоминали об этом.

 Следующий вопрос.

Я наклоняюсь к ней и, заговорщически понизив голос, говорю:

 Это может прозвучать невежливо, но каким временем мы с вами располагаем? Не придется ли мне придерживать написанную книгу несколько лет в ожидании вашей

 Кончины?

 Ну да.

 Следующий вопрос.

 Что?

 Следующий вопрос, пожалуйста.

 Но вы не ответили на предыдущий.

Эвелин молчит.

 Ладно, пусть так. На какую финансовую выгоду стоит рассчитывать мне?

 Вот это уже куда более интересный вопрос. Я даже недоумевала, почему вы так долго его не задаете.

 Что ж, спросила.

 Сколько бы дней это ни заняло, мы встретимся с вами еще несколько раз, и я расскажу вам абсолютно все. После этого наши отношения закончатся, и вы будете свободны  или, точнее, связаны обязательством  написать книгу и продать ее тому, кто больше предложит. Я настаиваю на этом. Будьте безжалостны и упорны во всех переговорах. Заставьте их заплатить столько, сколько они заплатили бы белому мужчине. А потом, когда вы ее продадите, все деньги, до последнего пенни, будут вашими.

 Моими?  недоуменно спрашиваю я.

 Выпейте воды. Вы побледнели, еще в обморок упадете.

 Эвелин, ваша авторизованная биография, книга, в которой вы расскажете обо всех ваших семи браках

 Да?

 Такая книга принесет миллионы долларов, даже если я не стану торговаться.

 Вы станете торговаться.  Она с довольным видом отпивает воду.

Так или иначе вопрос необходимо задать. Слишком долго мы ходили вокруг да около.

 Но почему вы делаете это для меня?

Эвелин кивает, словно ожидала, что я спрошу ее об этом.

 Пока считайте, что это подарок.

 Но почему?

 Следующий вопрос.

 Я серьезно.

 И я серьезно. Следующий вопрос.

Нечаянно роняю вилку на скатерть цвета слоновой кости. Масло просачивается в ткань, и та темнеет и становится более прозрачной. Рубленый салат  вещь восхитительная, но в нем многовато лука, и я уже чувствую, как жар моего дыхания пропитывает воздух. Что же такое происходит?

 Не хочу показаться неблагодарной, но думаю, у меня есть право знать, почему одна из самых знаменитых актрис всех времен выдергивает меня из мрака безвестности и предлагает заработать миллионы долларов на ее биографии.

 Как сообщает «Хаффингтон пост», я могу продать свою автобиографию за двенадцать миллионов долларов.

 Господи.

 Любопытным хочется знать.

То, как Эвелин ведет себя, с каким удовольствием шокирует меня своими заявлениями, показывает, что это демонстрация силы. Ей нравится демонстрировать небрежность в вещах, которые меняют жизнь других людей. Не есть ли это определение власти? Наблюдать за тем, как люди убивают себя из-за чего-то, что ничего для тебя не значит?

 Двенадцать миллионов  это много, не поймите меня неправильно  говорит она, и ей даже не нужно заканчивать предложение, потому что мысленно я уже сделала это за нее. Но не очень много для меня.

 И все-таки, Эвелин? Почему? Почему я?

Эвелин смотрит на меня с каменным лицом.

 Следующий вопрос.

 При всем уважении, вы не очень-то честны.

 Я предлагаю вам шанс заработать целое состояние и взлететь на самый верх в вашей профессии. Я не обязана быть честной. По крайней мере, если именно так вы это определяете.

С одной стороны, все как будто бы элементарно. Но в то же время Эвелин не дала мне абсолютно ничего конкретного. Присвоив эту историю, я в худшем случае могу лишиться работы. В данный момент работа  это все, что у меня есть.

 Вы позволите мне немного подумать?

 Подумать о чем?

 Обо всем этом.

Эвелин смотрит на меня, слегка прищурившись.

 О чем тут думать?

 Извините, если это вас обижает.

 Вы ничуть меня не обидели,  резко говорит она. Ее задевает уже само предположение, что я могу задеть ее чем-то.

 Мне нужно многое принять во внимание,  говорю я. Меня могут уволить. Она может пойти на попятную. В конце концов, книга может элементарно не получиться.

Назад Дальше