Так.
Вот и я говорю. Мурыжило меня начальство и так, и эдак: не дай Бог никому! А приехала твоя мамка целину поднимать, и я себе говорю: не прав ты был, старый пёс. Построят такие вот Нинки правильную жизнь. Сам в совхоз перешёл работать из колхоза-то. Хорошее было время. Люди хорошие. И директор Михаил Петрович хороший был человек.
Так ты, дед, тоже целинник?
Ну что ты! Какой я целинник, хоть и с первых месяцев здесь работаю! Это меня, Михаил, совсем не волнует, как меня называют кулак или целинник. Мне их почести не нужны. Мне важно, как я сам себя понимаю. Мы с бабкой в колхозе «Прогресс» работали вон его за речкой видать бывший наш колхоз. Комсомольцем не был, в палатке не жил. Ну что за целинник, который живёт в своей хате, спит на печи и ест бабкины щи! А вот твоя мамка другое дело. Ох, хороша девка была!
Да она и сейчас.
Согласен с тобой, Михаил, согласен. Только сейчас такие девки в город норовят уехать, или на бухгалтершу выучиться, чтобы тяжелее ручки не поднимать. А она из города в село, в трактористки!
Она была на фабрике комсоргом. Агитировала за целину. Говорит: не честно было бы агитировать, а самой не ехать.
Да! Видел я, как она пахала, сеялки и прицепные комбайны таскала на ДТ-54. Золотая девка! Тогда не то, что сейчас. В посевную и в уборку на бригаде жили в вагончиках. Утром в шесть часов выходили подшипники шприцевать, и сразу за работу. До темна. Так ведь молодёжь после работы ещё и на танцы в совхоз бегала. Семь километров туда, семь обратно. Вот какая энергия жизни была! Не то что сейчас. А она первая. Парням ни в чём не уступала. Да, было время Сейчас не то! Опять мы не туда выворачиваем Ох не туда.
Дед, а что значит «не туда»?
Чёрт его знает. Раньше, Михаил, они, начальство, то есть, круто поступали, да что говорить жестоко, а справедливости больше было. Говорили: да, мучим, давим вас, но для детей ваших стараемся, дети и внуки ваши будут жить хорошо. Теперь никого не давят, но и на нас плевать под себя стали грести. Я это понимаю, Михаил. Человек таков, это природа его под себя грести. Ничего тут не поделаешь. А я было поверил, что переделали человека. Нет, не переделали. Тогда зачем затевали? Ведь вернётся всё на старый след. А? Или всё же не вернётся?
Дед сидел разгорячённый, взъерошенный, клочки волос прилипли ко лбу. Смотрел на Мишку, словно ждал от него решительного и окончательного ответа. Мишка смутился и пожал плечами. Правду сказать, он не понимал, про какой старый след говорит дед Ероха.
Ну ладно! старик как-то разом сник. Стар я, Михаил, помирать пора, а не хочу. Хочется посмотреть, чем всё это закончится.
Чего ты, дед, опять распетушился? спросила, возвращаясь из стайки с полным подойником бабка Уля. Мордатый Васька, нетерпеливо мяукая, бежал следом. Он был недоволен, что ему задерживают молоко.
Да вот, говорю, хочется посмотреть, чем всё это закончится.
Это закончится, другое начнётся.
Разве что так.
На другой день дяди Пети Фомичёва опять не было на работе. Главный инженер высокий круглолицый мужчина с густыми русыми усами стал возмущаться: вовсю идёт посевная, а в мастерской только один сварщик.
На свадьбу он отпросился! оправдывался заведующий. Как не отпустить?
Какая свадьба, Фёдорович!? Посевная!
Ну сын у него в городе женится!
Фёдорович! На первой бригаде сеялку порвали, требуют сварщика. Зоотехник каждый день на мозг капает: когда колоды на выпаса сделаете скот у них не поен, а ты сварщиков распустил.
А куда Колька Козлов делся?
Директор на ток забрал. Там вообще завал.
Пусть Мишка пока едет на бригаду, потом, ежели успеет, колоды начнёт варить. Петро одну-то уже сварил, три осталось. Не уверен, что у него получится молодой ещё! И всё равно сегодня не успеет. Разве завтра к вечеру.
Инженер Михаил Васильевич отвёз Мишку на бригаду, посмотрел разорванный прицеп сеялки и подытожил:
Мудрено сварить. Не состыкуешь.
Но Мишка отыскал в металлоломе пластину, вырезал накладки, подогнал, наложил, приварил. Через час агрегат отправился сеять.
Молодец, похвалил инженер и написал ему в наряде четыре часа.
Я столько не работал! возразил Мишка. Мне лишнего не надо!
Ничего лишнего нет. Это тебе за сообразительность и быстроту.
Мишка подумал и рассудил, что это справедливо. Он сам был доволен своей работой. Под стать его настроению светило солнце, в нежно зеленевших юной листвой лесополосах щебетали птицы, в поле ровно гудел удаляющийся трактор с сеялками.
В десять часов, когда над совхозом пролетал серебристый ИЛ-14 а по нему можно сверять время Мишка начал спасать жаждущий на выпасах скот. Перед этим зашёл в нормировку, подал Людке наряд, чтобы превратила часы на бригаде в деньги. И вовсе не много получилось всего-то два рубля. Сказал ей:
Сейчас колоды для поения скота буду варить. Можно расценку узнать?
Это те, которые Фомичёв начал делать?
Ага.
Четыре рубля я, кажется, расценила. Точно, четыре рубля пятнадцать копеек.
Мишка пошёл варить. Разметил дно, стенки и стал вырезать их автогеном. И вдруг почувствовал, что получается! Заготовки выходили ровные, рука не дрожала, ровно вела по разметке струю прожигающего огня. Молодец, Мишка! Вот бы увидел мастер из ПТУ, не пожалел бы, что пятёрку ему поставил за газовую резку. До обеденного перерыва вырезал заготовки на все три колоды и начал их сваривать электросваркой.
Очнулся от тишины. Не гудели станки в токарном цехе, не стучали молотки в слесарке, не бухал в кузне электромолот; а на чердаке в гулкой тишине ворковали голуби. Обед пропустил! Ну и ладно. Вроде и есть не хочется. Не помрёт без обеда. Давай, Мишка!
Ему раньше и в голову не приходило, какое удовольствие можно испытывать от работы. Пожалуй, он сегодня успеет сделать эти колоды. А в душе радостная музыка. Это сколько он сегодня заработает? Двенадцать сорок пять и два получается четырнадцать с половиной рублей!
Вечером приедет бригадир животноводства дядя Гриша Макаров:
Давайте, хоть одну! Как? Все четыре готовы? Не может быть!
Удивится, отвезёт на выпаса, там их установят, приедет трактор с водораздатчиком, напустит в них воду, пригонят коров, напоят и все дела. Проблема решена, и решил её он. Ну и заработает, конечно. Матери с получки купит хороший подарок это первое дело. Деду с бабкой он тоже что-нибудь купит. Колька-пропивашка, фиг им когда-нибудь что-то подарит!
Ровно в пять пришёл в нормировку: ИЛ-14 вечернего рейса как раз шёл на посадку на окраине Райцентра. Нормировщица уже собиралась уходить.
Приспичило! Завтра мог бы записать! сказала она недовольно, доставая из ящика стола спрятанную уже авторучку. Чего сделал-то?
Колоды для поения скота.
Так Сварить колоды для поения скота. повторила она, записывая. Сколько? Одну?
Три штуки.
Ждал Мишка, что Людка удивится. Но такого эффекта никак не предвидел. Людка подпрыгнула вместе со стулом и завопила:
Скооолько?!
Три, повторил он, глянул ей в лицо и неприятно удивился, увидев в её глазах не изумление, не радость и восхищение, а ужас!
Мишка опешил: чего это она?
Три колоды! Двенадцать сорок пять! Ты что, с ума сошёл?!
Мишка никак не мог понять, чем вызвано её неудовольствие. Может она считает, что он врёт?
Не веришь, сама посмотри, пожал он плечами, вон они в сварочном цехе лежат.
Людка выскочила из-за стола, схватила наряд и быстро зацокала на каблучках своими полными уверенными ножками. Пышная каштановая причёска, жёлтое платье в чёрный горошек. Он едва успевал за ней. Но куда она попёрлась? Пробежала мимо сварочного цеха.
Николай Фёдорович! Николай Фёдорович! завопила она.
Что такое? отозвался завмастерской, стоявший в толпе мужиков возле машины главного инженера.
Николай Фёдорович, идите-ка сюда!
Мишке стало тревожно: кажется, его трудовой подвиг будет аннулирован.
Николай Фёдорович пришёл через три минуты как всегда флегматичный и беспристрастный, с сигаретой в зубах. Спросил протяжно:
Чтооо у вас случилось?
Николай Фёдорович, жалобно сказала нормировщица, посмотрите, он три колоды сварил!
Правда, что ли? И не текут? Пойдём, посмотрим. Ты, я погляжу, молодец, умеешь работать.
Пошли в сварочный цех. Заведующий велел контролёру Олегу притащить ведро воды. Налили, постояли, подождали. Только у одной колоды чуть-чуть промок угол.
Это норма-ально, протянул заведующий. Затя-яянет! Ну молодец, спасибо!
Николай Фёдорович! А с расценкой-то как быть? У него за день выходит четырнадцать рублей сорок пять копеек! Меня выгонят, и плановый отдел всё равно не пропустит наряд, заскулила Людка.
Четырнадцать рублей многовато, задумался заведующий. Сколько это за месяц выйдет?
Нормировщица думала довольно долго и сказала, что триста пятьдесят. Николай Фёдорович затянулся, стряхнул пепел с сигареты и, потупившись, спросил нормировщицу:
А откуда ты такую расценку взяла четыре рубля?
Николай Фёдорович, я за Фомичёвым хронометраж проводила. Он одну колоду варил четыре часа. Я подумала: семь рублей-то мужик должен за день заработать.
Обманул он тебя, Петро-то. Петро он тоже лукавый.
Николай Фёдорович, ну что же делать? Ведь расценку надо пересмотреть.
Да надо, ответил заведующий, опять затянувшись и не глядя на Мишку.
А сколько сделать?
Ну примерно, чтоб парнишка рублей сто пятьдесят сто шестьдесят за месяц заработал.
Это, Николай Фёдорович, шесть рублей в день. Пойдёт, если я сделаю расценку полтора рубля за колоду?
Да, так примерно и будет.
Мишка слушал и ничего не понимал. Как это пересмотреть расценку? Почему полтора рубля?
Так я сегодня сколько заработал? закричал он, ещё не осознав, но почувствовав худшее. Шесть пятьдесят что ли?!
А что ты хотел? Шесть пятьдесят и опытный сварщик не каждый день зарабатывает, а ты вчера из училища. Тоже мне мастер! сказала нормировщица.
Мишка заскрипел зубами, кровь ударила в голову, глаза злобно засверкали.
Гады вы! Как много заработал, так и пересматривать!
Ну что ты орёшь-то! сказал Николай Фёдорович. Тебе сказано всё равно в конторе не пропустят.
Нормировщица на подоконнике записывала сумму.
Не нужен мне ваш наряд! продолжал разоряться Мишка. Вы почему так делаете?
А как мы делаем? ответила нормировщица, состроив удивлённо-честную физиономию.
Я работал, я на обед не ходил!
Ну и что? Нам какое дело! Надо было ходить! Распишитесь, Николай Фёдорович.
Подожди, Люда. Спрячь пока наряд. И ты не психуй Завтра Михаил Васильевич приедет, что-нибудь придумаем. Ты работу большую сделал. Подлянкой не отвечу.
Нет, вы посмотрите на него! обиженно сказала нормировщица, направляясь к выходу. «Гады!» Дурак ты! Бешенный!
На фиг мне такая работа, чтобы сто пятьдесят и не больше! сказал, успокаиваясь Мишка.
Ты погоди, этими колодами жизнь не кончается. У нас и по двести люди зарабатывают, и по двести пятьдесят. Твоё время тоже придёт. А тут ошиблась Людка не умеет она расценивать. И оставить нельзя. Увидят, в плановом, что ты за день больше директора заработал, прибегут и будет нам на орехи: и мне, и Людке. А шесть рублей в день всем хорошо, никто проверять не будет. Так Олег?
Да я, на фиг, вообще бы отменил сдельную работу. Вакула много делает, да как попало. А попробуй заставить его сделать как положено такое про себя узнаешь! Не получается при сдельщине «лучше меньше да лучше». Повремёнка ещё хуже. А что вместо них не знаю.
Ну ладно, пойду позвоню этому м, чтоб приезжал за колодами, пока не успел директору нажаловаться.
Вечером дед Ероха спросил скоро ли закончат сев.
Пшеницу посеяли. Остались горох, овёс, травы через два дня закончат.
Ну а у тебя как? Сколько заработал.
Угадай.
Снова четыре? Или уже пять?
Четырнадцать с полтиной.
Ух ты! И пропустили?!
Нет, конечно. Обидно, дед!
Понимаю, понимаю. Вот ты спрашивал, что значит «не туда мы пошли». Я тебе сегодня подробно растолкую. Дело было в начале шестидесятых уже при Василии Ивановиче втором нашем директоре. Был у меня друг Лёня Мачнев. Жил на том конце совхоза. Я уже был на пенсии, а он ещё работал шофёром на ГАЗ-93. До работы был жадный, и всё ему хотелось себя показать: вот, мол, на что я способен. А тут уборка. Где ж себя показать, как не на уборке! Подготовил он свой самосвал: нарастил борта, заделал щели, усилил рессоры. Ещё комбайнёры на комбайны не сели, он тут как тут. Первым загружался и пёр. Ни одной остановки, ни одной поломки, вместо двух тонн вёз три с половиной. На дороге каждую кочку, каждую ямку знал. Разгружался и стрелой назад в поле. На бригаде обед он с тока повёз зерно на хлебоприёмный пункт. Перекусывал, не выпуская из рук штурвала: кусок хлеба с солёным огурцом, что жена в сумку сунула, запивал чаем из бутылки всё на ходу. Вечером то же самое. Комбайнёры спать пошли, а он с тока на ХПП2 несколько рейсов делал. «Молодец!» кричат. В районной газете статья и фотография: «Леонид Анисимович Мачнев передовик! Победитель соцсоревнования!» Приходит пора зарплату получать, а у него за месяц выходит восемьсот рублей! «Нет, говорят, не пойдёт! Нет у нас зарплат восемьсот рублей». А где собака зарыта? Проверяют всё правильно. На каждый рейс есть документ. «Ищите», говорят». И нашли. «Грузоподъёмность-то три с половиной, а мы расценки брали для двухтонки». «Так это я придумал, как грузоподъёмность вдвое увеличить!» «Это не считается!». Ну и пересчитали. Четыреста семьдесят ему оставили. И то с трудом, со скандалом выдали! А у меня в то время батя ещё живой был девяносто лет. Услышал, обрадовался: «Ну вот им и конец! На этом они себе шею и сломают! Бьют тех, кто много работает. Работяг выведут, одни лодыри останутся! Спасибо тебе, Господи, теперь и помирать можно!». Бабка моя тоже слышала. Слышь, Ульяшка? Подтверди! Говорил батя?
Говорил, говорил, летна боль! Только Василий Иванович ему, Лёньке-то, после этого бесплатные путёвки доставал на Чёрное море: три года в пансионатор ездил. С горлом у него что-то было. От горла и помер.
Батьке моему радостно было, а мне досада. Народ жалко. Зачем столько погубили? Не хочу, чтобы зря! Я тогда уже за вас, чертей, был.
За кого, за нас?
За коммунистов и комсомольцев. За мамку твою. Много я, Мишка, вспоминал, много думал. Сказать не пересказать! Совсем было поверил А вот ушёл Василий Иванович, нынешний пришёл Афанасий Назарович. Отца его я хорошо знал в нашем колхозе был председателем. Суровый человек!
Это как?
Мучил людей, гнал на работу матом, а иногда и плетью! Но сам работал! До ночи, до обморока вместе со всеми. Жрал с нами из одного котелка, и жил открыто что колхозникам, то и ему, за это и прощали А сынок его не то. Орёт, как папаша, а с работягами за один стол не сядет! И на праздники ему из Райпо завоз прямо домой. Новый помещик! Премии специалистам отдельные, дома отдельные под себя гребут. Колька Денисов мешок овса украл ему три года! Бригадир Федька Гребнев машину зерна в райкоме отмазали. А Федькина мать старая дура а понимает: «Мой Хведя партейный, партейных не садют!». Это как? Вот я и говорю, на старый след свернули: как были у людей руки загребущие, так и остались. Не получился новый человек. Не получилось равенство. А мне это жалко, ей Богу, жалко!
Назавтра Мишка увидел в сварочном цехе недовольного дядю Петю Фомичёва.
Балбес ты! сказал он, грустно глядя на белый свет мутными глазами. Такую расценку испортил!
Мишка ничего не ответил.
Тебе дураку, надо было одну колоду сварить и идти с мужиками в треньку3 играть.
Я не знал, думал, чем больше сделаю, тем лучше.
Это, Мишка, только в газетах так пишут, а на самом деле, чем больше сделаешь, тем аккуратней расценку срежут это ты навек запомни. Я ведь тоже из-за тебя пострадал два рубля тю-тю. Людка злая, хочет исправить.