И разведчики это поняли. Но, как ни жалко им было бросать добрую и смирную животину, делать было нечего. Лошадь могла привлечь к ним внимание и в одну минуту погубить их.
Эх, сердечная! сказал Биденко со вздохом, подползая к Серко.
Он вынул из кармана ремешок и быстро стреножил слабые, распухшие ноги клячи.
Жалко нам, брат, тебя. Да ничего не поделаешь. Гуляй пока здесь. Жируй. Авось еще увидимся.
И разведчики поползли.
Серко попытался побежать вслед за ними, но путы были затянуты туго, не давали сделать ни шагу. Тогда лошадь попыталась прыгнуть, она напрягла все свои слабые силы. Но сил было слишком мало: Серко только сумел немного подкинуть задние ноги и тотчас тяжело остановился, водя раздувшимися, костлявыми боками.
Разведчики поползли в том направлении, куда ночью ушел Ваня. В иных местах на топкой почве были еще довольно ясно заметны следы его босых ног.
Биденко смотрел на эти следы и думал: «Эх, ведь какие мы, право, непутевые! До сих пор не успели для парнишки обуви расстараться. Ну, да уж ладно. Найдем его, воротимся благополучно в часть, тогда полное обмундирование ему справим. По мерке подгоним. Будет у нас ходить красавчиком».
Когда началось болото, следы вовсе пропали. Теперь двигались по компасу, в направлении речки. Вокруг по-прежнему было туманно, безлюдно. Речка действительно оказалась недалеко.
Скоро разведчики увидели низкий луговой берег, кое-где поближе к воде поросший густыми камышами. На противоположном, высоком берегу синел лес.
Прежде чем двинуться дальше, Горбунов и Биденко долго лежали, внимательно изучая местность. Берег речки хотя и был пуст, но внушал опасение. На поверхности еще довольно яркого мокрого луга были видны многочисленные следы грузовиков. Судя по тому, что они были свежие, черные, как вакса, грузовики проезжали здесь совсем недавно. Возможно, они привозили сюда какой-то груз, вероятнее всего строительный лес, так как в некоторых местах на лугу валялись кучи свежих щепок.
Было похоже, что где-то недалеко совсем недавно строили мост. Несомненно, мост был тут, только его скрывали камыши. Но раз был мост значит, была и охрана. И этого следовало опасаться. Что же касается леса на противоположном берегу, то в нем явно стояла воинская часть или находились штабы: в нескольких местах над лесом подымались дымки, а в одном месте на опушке между корнями деревьев просматривалось какое-то инженерное сооружение, тщательно затянутое зеленой маскировочной сетью. Это мог быть орудийный блиндаж, наблюдательный пункт или бруствер пехотного окопа полного профиля.
Видно, немцы здесь сильно укрепились и подготовлялись к долговременной обороне.
Это было очень важное открытие, и разведчики напряженно всматривались в местность, стараясь запомнить все подробности, для того чтобы позже, когда представится возможность, нанести их на карту по памяти.
Однако, как бы то ни было, дольше оставаться здесь было невозможно. Надо было поскорее уходить. Но они медлили. Разве могли они бросить товарища в беде и вернуться в часть без Вани! А с другой стороны, что они еще могли сделать?
Вот они дошли до той речки, куда до них отправился мальчик. Вот они видят эту речку. Но что же дальше?
Следы мальчика потеряны. Если его действительно захватили немцы, то они его, конечно, уже давно отвели в какую-нибудь полевую комендатуру. Но, с другой стороны, на что бы понадобилось задерживать маленького оборванного деревенского мальчика, ведущего больную клячу? Мало ли их, этих нищих, голодных советских детей, бродит у них в тылу? Всех не переловишь. А потом куда их девать, кто будет с ними возиться? Теперь не до них, шкуру надо спасать. Нет, было положительно невероятно, чтобы Ваню схватили немцы. А даже если и схватили, какие улики могли найтись против мальчика? Ровным счетом никаких. Дырявая торба, и в ней старый, рваный букварь. Только и всего.
В таком случае, куда же он делся? Почему лошадь вернулась одна? Может быть, Ваня просто от них ушел, не выдержал, надоело? Но это было уж совсем невозможно. Не таков был Ваня!
Вернее всего, он дошел до речки, повернул назад, заблудился Ваня заблудился! Нет, об этом смешно было и думать.
Между тем время шло. Надо было принимать какое-нибудь решение.
Биденко и Горбунов лежали в небольшой заросли молодого дубняка, не сронившего еще своей жесткой коричневой листвы. Они лежали и напряженно думали.
Вдруг Биденко у самых своих глаз увидел на земле предмет, который чуть не заставил его крикнуть. Это был химический карандаш, тот самый маленький химический карандашик с маркой «Химуголь», который Биденко недавно подарил Ване и который Ваня постоянно таскал в своей торбе.
Кузьма! шепотом сказал Биденко, показывая глазами на карандаш.
Горбунов посмотрел и ахнул. И тотчас множество мелких и даже мельчайших подробностей, на которые солдаты не обратили внимания именно потому, что эти подробности были так близко, сразу со всех сторон бросились им в глаза.
Они увидели пучок белого конского волоса, повисший на сучке. Они увидели втоптанную в землю недокуренную немецкую сигарету. Они увидели целый ворох листьев, сбитых с поломанного куста. Наконец, они увидели немного подальше веревочный кнут Вани.
Земля вокруг была истоптана, изрыта солдатскими сапогами, подбитыми железом.
Из всех этих подробностей перед ними вдруг встала страшная картина того, что здесь произошло несколько часов тому назад.
Теперь все стало ясно.
Они выбрали правильное направление. Именно по этому направлению шел сюда Ваня со своей лошадью. Он дошел до этих кустов. Именно тут, на том самом месте, где сейчас лежали Горбунов и Биденко, Ваню схватили немцы. Судя по всему, они схватили его внезапно и грубо.
Потоптанная земля, сломанные кусты, выпавший из торбы карандаш и отброшенный в сторону кнут, недокуренная сигаретка все говорило, что мальчик отчаянно сопротивлялся. А потом они его поволокли. Теперь разведчики ясно увидели на земле следы, показывающие, в какую сторону потащили Ваню.
Следы вели по направлению к камышам, туда, где, по предположению Биденко и Горбунова, должен был находиться мост. Значит, немцы повели мальчика через мост, на ту сторону, в лес, где, по всем признакам, у них был штаб или комендатура.
Тогда разведчики стали обсуждать положение.
Они обсудили его быстро, но основательно, со всех сторон, как и подобало разведчикам-артиллеристам. Оставалось принять решение.
Биденко и Горбунов были между собой равны по званию, по заслугам и по сроку службы. Но в этой разведке начальником был назначен Горбунов. Стало быть, за Горбуновым оставалось последнее слово. И это последнее слово был приказ, не подлежащий обсуждению.
Прежде чем сказать свое решение, Горбунов крепко задумался. Биденко не сомневался в своем друге, он был уверен, что решение будет наилучшее. Но когда Горбунов его сказал, Биденко опешил. Он мог ожидать всего, но только не этого.
Вот что, Василий, сказал Горбунов твердо. Обстановка требует, чтобы мы с тобой рассредоточились. Понятно? Ты пойдешь обратно в часть. Собирайся. А я останусь здесь.
Как? Как ты приказываешь? переспросил Биденко.
Приказываю тебе ворочаться в часть. А я останусь.
Кузьма! почти крикнул Биденко.
Кончено! коротко сказал Горбунов, сдвинув брови.
И Биденко понял, что больше говорить не о чем. Все же сделал попытку объясниться:
А как же пастушок?
Я здесь останусь. Буду выручать.
А я?
Ты пойдешь в часть.
Я, Кузьма, так располагаю: мы здесь останемся вместе.
Сказано! сухо обрезал Горбунов.
Да как же я вернусь без пастушка? взмолился Биденко. Нет, брат, это дело не выйдет! Как хочешь, а я паренька не брошу. Голову положу, а выручу. Ведь это что же такое? Ведь он мне вроде как родной сын!..
Он нам всем как родной сын. А служба на первом месте. Знаешь, кому служим? Советскому Союзу. Небось знаешь. Пойдешь в часть. А я здесь останусь.
Не пойду в часть, сказал Биденко, зло сузив глаза.
Приказываю, сказал Горбунов. А не подчинишься, тогда я знаю, что мне с тобой делать. Понятно тебе? Слышь, Вася, сказал он вдруг мягко. Нешто я не понимаю? Я, друг, понимаю. Да что поделаешь! Батарея ждет наших данных. Ужели ж мы оставим ее слепой, без маршрута? Не дури, Вася. Я здесь останусь, а ты отправляйся в часть. Доставишь наши данные. Гляди, чтоб дошел благополучно. Берегись, пробирайся толково, чтоб не нарваться на немцев. На тебя как на каменную гору. Доложишь командиру обстановку. Понятно?
Понятно, сказал Биденко, натужив скулы.
Ему не надо было долго толковать. Был бы он на месте Горбунова, он бы поступил точно так же. Он понимал, что один из них обязан доставить данные разведки в часть. А то, что Горбунов отправил с документами его, было тоже понятно. Горбунов был командир группы. Он отвечает за каждого своего человека. Мог ли он вернуться в часть, не употребив всех усилий для спасения пастушка?
Исполняй, сказал Горбунов, передавая Биденко карту с отметками.
Счастливо, Кузьма!
Действуй, Василий!
Слушаюсь!
И, не сказав больше ни слова, Биденко стал отползать. Наконец он пропал из глаз, слившись с бурой землей, растаяв в тумане.
Горбунов остался один.
«Что же случилось с пастушком? думал он, ломая голову над неразрешенным вопросом. Ну, что ж такое, успокаивал он себя. Его задержали немцы. Потащили в комендатуру или в штаб. Ну, допросят. А что они с него возьмут? Ведь доказательств у немцев против Вани никаких нет. Мальчик и мальчик. Подержат и отпустят. Надо его, главное, не прозевать, когда он от них выйдет. Тогда вместе и вернемся в часть».
Но, утешая себя таким образом, Горбунов в глубине души чувствовал, что дело обстоит совсем не так просто, а гораздо хуже.
Было что-то, чего Горбунов не знал и не предвидел. Но что именно?
И действительно, Горбунов не знал одной вещи. Если бы он ее знал, он похолодел бы от ужаса. Он не знал характера Вани Солнцева, всей живости его ума, всей силы его воображения и всей глубины его чистого детского самолюбия, которые чуть не привели его к гибели.
Ване Солнцеву было мало того, что его берут в разведку проводником. Он знал, что быть проводником почетное, ответственное задание. Но ему этого было мало. Его слишком горячее, ненасытное сердце требовало большего. Ему захотелось прославиться, удивить всех.
Перед тем как отправиться в разведку, Ваня втайне от всех раздобыл себе компас. Как выяснилось потом, он его просто-напросто стащил у одного разведчика. Точнее сказать, он его потихоньку взял с койки, рассчитывая после разведки положить на прежнее место. Он в том не видел ничего дурного, так как разведчик всегда давал ему этот компас поносить и даже объяснил, как им надо пользоваться. Карандашик у Вани уже был. А вместо записной книжки он решил воспользоваться букварем.
Таким образом, снарядившись по всем правилам, пастушок и стал действовать, как настоящий разведчик.
Во время разведки, дожидаясь Ваню, ушедшего вперед, Горбунов и Биденко понятия не имели, чем без них занимался мальчик. Они думали, что он просто идет со своей лошадкой, изучает местность, потом возвращается и докладывает, свободен ли путь.
Но Ваня делал не только это. Подражая разведчикам, он вел самостоятельные наблюдения. Сопя и прилежно наморщив лоб, он возился с компасом, устанавливая азимут. На полях своего букваря он записывал каракулями какие-то одному ему ведомые ориентиры и цели. Наконец, он даже делал попытки снимать план местности. Коряво, но довольно верно он рисовал условными знаками дороги, рощи, реки, болота.
Именно за таким занятием и застал его немецкий комендантский патруль, когда он, расположившись со своим компасом и букварем в дубовом кустарнике, снимал план местности с речкой и новым мостом, который Ваня действительно разведал в камышах.
Нетрудно себе представить, что случилось потом.
Ваня сопротивлялся яростно и отчаянно. Но что мог поделать мальчик против двух солдат немецкого комендантского патруля?
Скрутив Ване за спину руки и толкая его прикладом, они повели его через новый мост, на гору, в лес.
Здесь они втолкнули его в глубокий, темный блиндаж и заперли.
14
Через некоторое время за Ваней пришел солдат и отвел его в другой блиндаж на допрос.
Блиндаж этот, над которым снаружи между стволами сосен висела растянутая маскировочная сеть, был просторный, теплый и освещался электричеством. В углу мурлыкало радио.
Посередине, за длинным сосновым столом, вбитым в пол, сидели рядом мужчина и женщина.
Мужчина был немецкий офицер в тесном френче с просторным отложным воротником черного бархата, обшитым серебряным басоном, что придавало ему погребальный вид. Лица немца Ваня не видел, так как оно было прикрыто рукой с тонким обручальным кольцом и грязными ногтями. Ваня видел только худую шею, красную, как у индюка, желтоватые волосы и сплющенное мясистое ухо.
Офицер имел вид человека, крайне утомленного бессонницей и раздраженного слишком ярким светом. Его черная суконная фуражка с широкими, остро выгнутыми полями и большим лакированным козырьком в форме совка висела сзади на гвозде.
Эта фуражка, в особенности это старое, заплывшее ухо с волосами в середине произвели на мальчика гнетущее впечатление чего-то зловещего, неумолимого.
Что касается женщины, то Ваня не мог понять, кто она такая, хотя почему-то сразу назвал ее про себя «учительницей».
На ней была старая кротовая кофта с пучком матерчатых цветов на воротнике, вязаная растянувшаяся на коленях юбка и серые резиновые сапоги. Белокурые волосы, круто завитые рожками, торчали над чересчур высоким и узким лбом, а на толстой переносице виднелся кораллово-красный след очков, которые она держала в руках и протирала кусочком замши. У нее были выпуклые жидко-голубые глаза с острыми зрачками.
Ваню поставили перед столом, и он тотчас увидел на столе свой компас и свой букварь, развернутый как раз на том месте, где он пытался нарисовать план местности с речкой, мостом и рощей, той самой рощей, где он теперь находился.
Женщина быстро надела очки золотые очки с толстыми стеклами без оправы, высморкалась в маленький кружевной платочек и сказала голосом ученого скворца на делано правильном русском языке:
Поди сюда, мальчик, и отвечай на все мои вопросы. Ты меня понял? Я буду тебя спрашивать, а ты мне отвечай. Не так ли? Договорились?
Но Ваня плохо понимал, что ему говорят. В голове у него еще гудело после драки с солдатами. В глазах было темновато. Скрученные за спиной руки набрякли и сильно болели в локтях.
Мальчик, ты страдаешь?
Ваня молчал.
Развяжите паршивцу руки, быстро сказала она по-немецки и прибавила по-русски с улыбкой, обнажившей золотой зуб: Развяжите ребенку руки. Он обещает исправиться. Он больше не будет драться с нашими солдатами и кусать их. Он погорячился. Не так ли, мальчик?
Ване развязали руки, но он молчал, бросая вокруг исподлобья быстрые взгляды.
А теперь сказала немка, продолжая кротко показывать золотой зуб, а теперь, мальчик, подойди к нам поближе. Не бойся нас. Мы только тебя будем спрашивать, а ты только будешь нам отвечать. Не так ли? Итак, скажи нам: кто ты таков, как тебя зовут, где ты живешь, кто твои родители и зачем ты очутился в этом укрепленном районе?
Ваня угрюмо опустил глаза.
Я ничего не знаю. Чего вы от меня хотите? Я вас не трогал, сказал он, всхлипывая. Я коня своего искал. Насилу нашел. Целый день и целую ночь мотался. Заблудился. Сел отдохнуть. А ваши солдаты стали меня бить. Какое право?