Дело не обстоит так, что сначала в нашем сознании формируются абстрактные идеи, понятия, а потом мы даём им некие звуковые, словесные обозначения. Само складывание этих понятий в процессе развития ребёнка неразрывно связано с его обучением языку. Если не обучать ребёнка языку, то есть не объяснять, что вот это «дом», вот это «красный цвет», то и никаких понятий и абстрактных категорий в его сознании тоже не сложится. Когда мы говорим ему относительно круглых предметов разного цвета и размера: «Это мяч», то тем самым побуждаем его формирующееся сознание выделять абстрактные категории по путеводной нити слов. Потому что если бы мы не называли перед ним эти различные предметы «мячом», то ребёнок так никогда и не понял бы, что это предметы одной и той же категории, он продолжал бы рассматривать их как совершенно различные. Таким образом, называя их одним и тем же словом, мы провоцируем в сознании ребёнка появление некой «точки сборки», из которой рождается абстрактная категория «мяча», куда он начинает заносить все реальные мячи, которые видит. И точно так же со всеми другими словами и понятиями.
В ребёнка как человеческое существо уже заложена способность видеть и различать понятия, которой нет у животного. Эта способность сводится к деятельности разума, духа но её надо развить. И на примере наших детей мы хорошо видим стадии такого развития. Например, усвоив слово «мяч», ребёнок поначалу может применять его ошибочно, называя так не только собственно мячи, но и стаканы, вазы и т. д. В этом случае мы говорим ему, что «это не мяч, а стакан», и в его языковой картине возникает другое понятие. И так постепенно на весь его мир оказывается накинута сетка имён, категориальных делений, в соответствии с которыми он воспринимает всё, что встречает в своём опыте.
К тем же выводам подводит нас пример слепоглухонемых детей. У такого ребёнка есть только один канал, по которому он получает информацию о внешнем мире тактильные ощущения. Он не видит, не слышит и не может издавать членораздельных звуков. Если предоставить такого человека самому себе, то он будет существовать на грани растения и животного, удовлетворяя только самые примитивные физиологические потребности. В дальнейшем он может десятилетиями жить в каком-то отгороженном углу, так и не научившись ходить, есть и пить по-человечески. Единственное, что будет ему доступно выражение своего удовольствия или неудовольствия по поводу удовлетворения физических нужд. До 18-го столетия такие люди считались безнадёжно утраченными для социума. Однако со временем были разработаны специальные методики, которые через единственный доступный такому ребёнку канал тактильные ощущения позволяли обучить его языку. И вместе с этим такие люди становились практически полноценными членами общества, некоторые из них писали книги и имели учёные степени.
На этом примере мы понимаем, что лишь язык очеловечивает человека, делает его человеком. Не только речь, то есть обмен информацией с другими людьми, но и само мышление человека, равно как и все его поступки, тесно связаны с языком. «Знание имён» имеет сакральное, абсолютное значение без него нас просто не существует. Без языка мы не были бы даже животными потому что животное имеет свою биологическую нишу, свою «программу» и инстинктивно осмысленное поведение, тогда как человек без языка представлял бы собой некое странное существо, выпавшее куда-то в пустоту. В физическом плане мы сильно уступаем животным, у нас нет ни специфической биологической ниши, ни детерминирующих инстинктов, ни связанных с ними орудий охоты и выживания когтей, шерсти, сильных челюстей, мощной мускулатуры и т. д. Единственное, что даёт нам несопоставимое преимущество перед «братьями нашими меньшими» это мышление, то есть язык. Отними у нас язык и мы вымрем как вид в какой-то очень короткий срок, за каких-нибудь сотню лет, потому что станем так же беспомощны, как наши дети, пока они не выучат языка.
И тут возникает такой вывод, который на первый взгляд может показаться удивительным, но только на первый: то, у чего нет имени, просто не существует. Действительно, это нам, наделённым языком, кажется, что объективно существует такая вещь как, скажем, «дерево». Но животному это видится совершенно иначе. Для него нет никакого «дерева»: есть только «что-то такое передо мной, высокое, зелёное, твёрдое, снизу узкое, сверху широкое, на что можно забраться» примерно вот так, хотя, конечно, я опять-таки описываю это в терминах человеческого языка. И точно так же все другие предметы предстают перед ним как комплексы, связанные с бесчисленными впечатлениями, но не как «деревья», «цветы», «поля», «реки». Ведь в материальной реальности нет «дерева вообще», «цветка вообще», «поля вообще», «реки вообще». Нет там и «красного цвета», о котором мы сегодня уже столько говорили. Любой красный цвет, на который мы посмотрим, будет немного отличаться от другого такого же цвета. В природе нет «абсолютного красного цвета», там существуют лишь его бесчисленные оттенки. «Красный цвет» это абстракция, это идея в нашей голове, под которую мы подводим бесчисленные близкие к нему оттенки, которые встречаем в реальности.
И чтобы мы всё это поняли, кто-то должен обучить нас человеческому языку, а вместе с ним и мышлению. Неважно, каким будет такой язык русским, японским или арабским, важно, чтобы он изначально был. А затем уже на основе этого языка мы можем изучать другие языки и постигать тонкости абстрактного мышления (что может продолжаться всю жизнь). Понятно, что тех, кто обучил нас, тоже кто-то должен был обучить и так далее, пока мы не дойдём до первого человека, который был обучен первому языку. А потому, как мы потом скажем, единственной непротиворечивой теорией происхождения языка является креационалистская: Творец дал язык первому человеку. Потому что невозможно «создать» язык постепенно, как-то придумать или изобрести его он должен быть дан сразу, как готовое целое.
Таким образом, язык не отражает, а формирует мир. Это важно понять. Дело не обстоит так, что вне нас существуют вещи, которые язык просто называет, даёт им символические звуковые обозначения. Язык формирует эти самые вещи, потому что без него мы не воспринимали бы их в такой форме, в какой воспринимаем.
Всё обстоит наоборот по отношению к тому, как представляется наивному естественному сознанию. Обычно кажется, что язык есть просто отражение внешнего мира. Тогда как в действительности внешний мир есть отражение языка точнее, отражение того, отражением чего является язык то есть идеальных прототипов, существующих в Мировом Духе.
Снова обратимся к дереву. В этом мире огромное множество деревьев, и различаются между собой не только их виды ели и дубы, березы и липы различаются сами их индивидуальные экземпляры, среди которых нет ни одного абсолютно похожего. И вот, всё это бесчисленное множество деревьев является проявлением, манифестацией, проекцией от прообраза дерева, от информационной суперформы, от идеи дерева, содержащейся в образном виде в Мировой Душе (Хранимой Скрижали) и в виде чистой идеи в Мировом Духе или Разуме.
Теперь, когда мы в своей голове составляем идею дерева, то за этим стоит акт нашей разумной души, которая обращается к такому центру, как Вселенский Дух, чтобы считать с него эту идею, этот информационный прообраз. И, считав его, она даёт ему выражение в языке, то есть присваивает вот этой идее дерева некий звуковой код то есть собственно звук «дерево», которым теперь обозначается данная идея. Подчеркиваю, обозначается именно идея, а не вещь. Это очень важно. Словом «дерево» мы называем не какой-то предмет, не вот это конкретное дерево, к которому можно подойти, по которому можно постучать, а идею дерева, применимую ко всем конкретным деревьям идею, к которой нельзя подойти, по которой нельзя постучать, которая не имеет ни цвета, ни веса, ни размера, ни молекулярного состава словом, не имеет никаких характеристик, присущих физической материи. Язык всегда оперирует абстрактными сущностями, а не вещами. Как мы сказали, в этом принципиальное отличие человеческого языка от коммуникативной системы животных. Чтобы указать на конкретный предмет, обезьяне не нужно слово, не нужен язык. Достаточно жеста и крика.
Это то, что касалось дерева Но ведь в языке есть также понятия, которым вообще нет никакого чувственного аналога во внешнем мире. Например, «любовь», «истина», «красота», «единое» и «многое», «целое» и «часть». Кто видел «любовь»? Кто прикасался к «красоте»? Где во внешнем мире можно наблюдать «целое», а где «часть»? Для понимания того, что такая-то вещь является «частью» другой вещи, мы уже должны иметь понятие о «целом» и «части». И ясно, что во внешнем материальном мире ничего подобного нет.
Другой пример чистых идеальных сущностей дают числа. В природе не существует ничего, что было бы «два» или «три». Мы вносим туда числовой порядок, когда берём несколько вещей и говорим, что их «три». При этом мы способны выделить эти «два» или «три» как абстрактные категории, не привязанные ни к каким наличным предметам, и производить с ними независимые умственные операции, на которых, собственно, построена математика. На основе таких операций мы можем установить абстрактные, априорные законы, которые будут действовать для бесчисленного множества предметов и ситуаций например, что «дважды три шесть». Говоря «дважды три шесть», мы констатируем непреложный умозрительный закон, верный для всех предметов, к которым вообще применимы категории «два» и «три». Вне зависимости, какими будут эти предметы жёлтыми или белыми, большими или маленькими, твёрдыми или жидкими в любом случае, если мы два раза возьмём по три предмета, их станет шесть. Каждый раз, когда мы оперируем с числами, мы имеем дело с абстрактными сущностями, полностью оторванными от любых конкретных носителей. Еще в древности математика считалась наиболее чистой абстрактной наукой, так как она оперирует с чистыми мыслями, с идеальными формами, и ни с чем больше.
Итак, язык есть выражение абстрактных идей и ценностей в их упорядоченной композиции. В этом качестве он представляет собой проекцию Мирового Духа на человеческую плоскость, выражение сущностной структуры мира. Язык есть осевшая, устоявшаяся совокупность имён, результирующая бесчисленные духовные акты, которые совершались в прошлом миллионами людей и продолжают совершаться.
Вдыхание в человека Духа и обучение его всем именам представляли собой единый комплекс в программе Творца. Без одного нет другого. Потому что имена всех вещей, то есть их идеальные прототипы, их коды, скрытые в Мировом Духе, потому и могут постигаться человеком, что в него вдохнута искра от этого Духа. «Обучил Он Адама всем именам» то есть указал ему на сущность всех вещей. И уже как носителю этих имён Всевышний велит ангелам поклониться человеку.
Человек своими корнями, основой своего бытия уходит в сокрытые от глаз пласты реальности. Всякое чувственное восприятие, имеющее дело со случайными и наличными вещами, он трансцендирует до вечных идеальных сущностей, постигая тем самым объективный порядок идей и ценностей. Способность в каждом предмете отличить сущность от сущего это свойство только человека.
Продолжение данных тем будет у нас в следующей части.
Часть 3. Соотношение языка и мышления. Язык у детей. Душа как ОС. Разгадка шизофрении. Сон
Итак, нам стало понятно, что мышление и язык неотрывны друг от друга. Но каково их соотношение?
По поводу того, как соотносится мышление с языком, существуют две крайние точки зрения, которые являются в равной мере ложными. Согласно первой из них, мышление человека полностью определяется языком и действует только в рамках модели, установленной им. Мышление раб языка, за человека думает язык. Эта концепция не может ответить на вопрос, каким образом в таком случае возможен перевод с одного языка на другой и как человек способен выучить иностранный язык. Но ещё большую трудность для данной модели представляют такие явления, как «восстание против языка» или формирование субязыка на основе родного. Мышление человека, когда это необходимо, способно развить язык в нужном для себя направлении, повернуть его туда, куда желает. Разумеется, оно делает это опять-таки средствами самого языка, но всё это ясно указывает на то, что как минимум оно не является его «рабом», то есть не задано жёстко его структурами.
Например, хотя русский язык навязывает своим носителям относительно небольшое количество имён для цветов, человек, занимающийся автомобилями, может развить другую систему имён, в которой будет уже гораздо больше цветов. Тем самым он сознательно изменит язык, по крайней мере, на своём уровне, введёт в него новые понятия, потому что так ему необходимо. Если в языке чего-то недостаёт, то мысль легко вносит это в него. В языках варварских народов Европы недоставало терминов для выражения философских идей и тогда они заимствовали их из языка римлян, которые, в свою очередь, заимствовали их от греков. Ещё 30 лет тому назад в русском языке практически не существовало слов и терминов, с помощью которых можно было бы говорить об Исламе, а сегодня они имеются в большом количестве, и прекрасно себя чувствуют, так что развился самостоятельный русскоязычный исламский социолект.
Другая крайность состоит в том, чтобы, наоборот, считать мышление совершенно независимым от языка. Согласно такой точке зрения, язык лишь внешнее знаковое выражение мыслей, существующих вне его и независимо от него. Ложность данной концепции мы уже показали. Мысль не только выражает себя посредством языка она впервые складывается на его основе. Так называемые «дети-маугли», по тем или иным причинам изолированные от человеческого общества и тем самым лишённые языка, лишены также и мышления.
Правильное понимание связи языка и мышления состоит в том, что они существуют только в комплексе, обусловливая друг друга. Как передняя и оборотная стороны одного листа бумаги. Без передней стороны бумаги нет и оборотной. И так же без языка нет мышления, а мышления нет без языка.
Можно привести другой пример. Отношение языка к мышлению подобно отношению пера к руке, которая пишет им. Хотя они могут быть представлены отдельно, только в их комплексе возможен процесс написания. Если рука станет совершать свои движения без пера, никакого письма не возникнет. Перо выступает тем орудием, через которое движения руки выражают себя в письме. И точно так же язык является орудием проявления и выражения мышления, без которого нет самого мышления ведь никто не станет впустую двигать рукой по бумаге, если в ней нет пера. И как каждое движение руки есть вместе с тем и движение пера так же и каждое движение мысли есть вместе с тем и движение языка.
В конце этой лекции мы обратимся к примеру, позволяющему концептуально ещё лучше и точнее осмыслить данное соотношение.
В современной лингвистике вот уже половину столетия доминируют идеи американского учёного Ноама Хомского. В середине прошлого века Хомский предложил концепцию, которую назвали «коперниканским переворотом» в лингвистике. Суть её проста. Идея Хомского состоит в том, что существуют глубинные структуры в нашей психике, отвечающие за язык. Способность к языку заложена в человека при рождении и в дальнейшем лишь развивается. В «прошивке» человека уже есть компетенция для языка, есть основные принципы, которые он просто использует, изучая тот или иной язык.
Для описания этого механизма Хомский ввёл понятие генеративной (порождающей) грамматики. Это ограниченный набор средств, позволяющий создать бесконечное число предложений и встроенный в каждое человеческое существо. Упрощенно говоря, лексику, слова дети учат, а вот грамматика встроена в них от природы. Ведь мы никогда не обучаем детей правилам. Мы не говорим им: «Глагол должен стоять на таком-то месте в предложении, существительное на другом» как это пишут в учебниках по грамматике для взрослых, изучающих иностранный язык. Но чтобы взрослые это прочитали и поняли, они уже должны знать язык. Ребёнку это объяснить невозможно.