И ты ещё меня обвиняешь в пессимизме? саркастически подметил Освальд.
Ну, ты сам виноват, не надо было отбирать у меня мою выпивку, теперь терпи, дружище, мой депрессивный спич, усмехнулся в ответ Райт и продолжил. А «меди», например, всю жизнь должны доказывать свою полезность «хайгам». Такие вечные ребята на подхвате, вынужденные изобретать, сочинять, писать только то, что тебе заказывают из дворцов Нью-Авалона или Парадиз-Скай. И у них не сильно больше шансов, чем у «смоли» пробиться к рулям власти и стать «хайгом». Есть одна старая армейская поговорка, довольно точно отражающая истинное положение вещей: «Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом, но у каждого генерала есть сын, который тоже мечтает стать генералом». Так что в верхах уже давно всё переделено и расписано на годы вперёд, кто за кем наследует и кому какие должности светят, а очередь из желающих занять вакантное место в госэлите давно пробила стратосферу. Конечно, жизнь «меди» намного лучше рабских условий гетто «смоли», но это только до тех пор, пока ты не оступишься или, же не дай бог, перейдёшь дорогу «хайгу». Нет, наверное, тебя, скорее всего не убьют и не покалечат за строптивость или ошибки, поскольку ты слишком мелкая сошка для серьёзной возни, а просто выключат из общественной жизни и больше не дадут денег на развитие или не закажут работу или не профинансируют твои исследования, как в моём случае. Вся жизнь «меди» зависит от капризов и интересов «хайгов» и всё, что мы делаем на самом деле надо не нам, а им. Как говориться, кто платит тот и заказывает музыку.
Ну, а «хайги»? поинтересовался Гутереш.
О, их жизнь, словно полная чаша, но наполнена она не вином, а ядом предательства и недоверия. Имея почти безграничные возможности и тысячи путей для приложения своих сил, они тратят почти всё время на интриги, пытаясь выжить в своём золочёном серпентарии, скрашивая свои страхи и переживания, в кутежах и безумных личных тратах. Успешный «хайг» не имеет права быть слабым, добрым, благородным или честным, если хочет чего-то добиться. Засыпая и просыпаясь, он должен всё время носить маску, скрывая свои истинные чувства и намерения, непрерывно плести интриги даже против членов своей семьи, иначе сам может стать их жертвой, он не имеет права доверять, кому бы то ни было, даже себе. Ни каких слабостей или привязанностей, только холодный расчёт. Кто пренебрегает этими неписаными правилами, рискует потерять все, в том числе и жизнь. Например, как мой бывший патрон Франклин Теодор Кенди.
Это не его в том году подстрелили на глазах у жены во время предвыборной поездки в Маунтин-Пэллас? уточнил галиец.
Да, это он, подтвердил Джон. Расчётливый, целеустремленный, прожжённый интриган со стальными нервами и волей. Он мог бы быть настоящим эталонным воплощением «хайга». Если бы не один существенный недостаток. Он был идеалистом. Верил, что все должны работать во имя «общего» блага вне зависимости от статуса. И все его усилия были направлены на достижение этой цели. Интригами и подкупом, а где и прямым шантажом, он смог продавить существенные социальные послабления для «смоли» после «чёрного понедельника». Обеспечил их работой и едой в самый пик кризиса. И делал он это отнюдь не по доброте душевной, а потому, что понимал истинную роль «смоли» в нашем обществе. И вот, что забавно, он, пытаясь завоевать их сердца и умы, одновременно при этом боялся их. Но в погоне за своими идеалами он настроил против себя почти все влиятельные властные группировки в правительстве содружества, и, в итоге, закончил свои бурные дни с пулей в башке, забрызгав своей кровью и нетривиальными мозгами дорогое платье своей супруги.
Да Интересный у тебя взгляд на жизнь, Джо, подняв удивлённо бровь, сказал Освальд и спросил. А почему он боялся «смоли», они же его почти на руках носили?
Хмыкнув и поджав губы, Райт ответил:
Сколько волка не корми, а он всё в лес смотрит. Эти подачки были лишь отсрочкой, Ос. «Смоли» как были, так и остались нищими низами, и рано или поздно их терпению придёт конец, и тогда эта пороховая бочка под названием Молинокское содружество рванёт. Да так, что всё скопление не обрадуется.
Слушай, Джо, по-моему, у тебя слишком бурная фантазия, скептически сказал бармен.
Но Райт тут же его перебил:
Погоди, Ос. Смотри. Кого больше всего среди жителей нашего содружества? Да и во всём скоплении?
«Смоли», недоумённо сказал Освальд.
Верно. А теперь представь себе такую картину: голодный и обездоленный «смоли» берётся за оружие, потому что ему нечего терять, и вот тогда всей нашей верхушке и их прихлебателям будет ой как не сладко. Они сметут нас всех. И «хайгов», и «меди». Не поможет ни армия, ни полиция, ведь большая их часть всё те же «смоли». Прольются реки крови.
Да уж, апокалиптичная картина у тебя выходит, протянул озадаченный галиец, бросивший даже заниматься своими делам.
Вот этого «Теди Кен» боялся и всячески пытался избежать. Да как оказалось, не судьба, система его перемолола и выплюнула, а заодно прошлась и по всем, кто был рядом с ним, в том числе и по мне, хотя я был за тридевять земель отсюда, саркастически подытожил Джон.
Так ты, поэтому тут постоянно надираешься последние три месяца? спросил оправившийся от удивления Освальд, начавший методично сортировать бутылки с виски.
И поэтому. И от жалости и от ненависти к самому себе. И от того, что меня тошнит от всего лицемерия и двуличия нашего общества. Кричащего на каждом углу о демократии, свободе и равных возможностях для всех граждан! А на деле давным-давно погрязшего в коррупции и закостеневшего в своей кастовости! Нет никакой демократии, Ос. Понимаешь?! Всё это чёртова фикция, обман для дурачков! Дела в политике обстоят так если у тебя нет денег или за тобой не стоит могущественный патрон, то тебе даже главой сельского муниципала не стать. И вся соль в том, что заполучив его деньги и связи, ты до конца жизни будешь ему обязан! Ты будешь его клиентом, будешь работать ради его интересов, наплевав на всё остальное. На судьбы и жизни людей, чьи права ты якобы обязался блюсти. Это как рак пронизывает всё наше общество! рявкнул, словно раненый зверь, Райт и ударил кулаком по подоконнику.
В пустом баре повисла гнетущая тишина и единственное, что нарушало этот покой, это звук капель дождя, барабанивших по запотевшему окну. Освальд прервал эту немую паузу и, примирительно подняв руки, сказал;
Слушай, Джо, извини, я не знал, что у тебя так накипело на душе. Не хочешь выпить за счёт заведения?
Райт отрицательно покачал головой, и подойдя к стулу, взял свою кожанку и молча надел её. Затем сухо выдавил из себя:
Прости, Ос. Виноват. Наверное, ты был прав, выпил я лишку. Спасибо тебе за то, что выслушал меня. Пойду-ка я домой.
Да не за что, Джо. Тебе такси вызвать? спросил Освальд
Да. Будь добр, а то я свой коммус дома оставил, вяло ответил Джон и поплёлся к выходу.
Так что тебя завтра ждать, а то у меня хороший двухлетний санадарский бренди завалялся? сказал ему в след бармен.
Нет. Не стоит. Лучше ты ко мне заходи вечерком, поболтаем о былых временах. Только без выпивки, устало ответил Райт но, не дойдя пару шагов до двери, внезапно застыл, глядя в никуда.
Ты чего, Джо? озабочено спросил Освальд.
Да так, вспомнил слова одной старинной песенки, которую мои ребята «смоли» из экипажа полушёпотом напевали в своих кубриках, всё ещё глядя в пустоту, ответил Райт и, быстро сделав пару шагов, взялся за ручку двери, но едва он успел её открыть, как его догнал очередной вопрос Освальда.
Слушай, Джо, а что ты собираешься делать после всех этих откровений?
Райт закрыл обратно дверь и, повернувшись, задумчиво посмотрел на галийца, а потом решительно произнёс:
Для начала протрезвею. А потом постараюсь сделать так, чтобы никогда больше в нашей истории ни один засранец-мажор Джон Райт не сломал жизнь ни одной Джуди Фишер!
Закончив говорить, Райт вышел и, поёживаясь, направился к остановке флиптакси, а Освальд, взяв в руку бутылку коньяка «Red Star», налил себе полную рюмку и оглядел бар, проверяя, всё ли он привел в порядок перед закрытием. Внезапно его взгляд зацепился за лежавший на столе золотой портсигар Джона с вызывающей надписью «Fuck the stars». Чертыхнувшись, Освальд поставил бутылку на стойку, и быстро накинув куртку, поспешил за Райтом, на ходу засовывая в карман дорогой портсигар. Добежав до остановки, он облегчённо вздохнул, поскольку Джон ещё не успел сеть в такси, и крикнул ему:
Эй, Джо, погоди, ты портсигар забыл!
Райт, уже взявшийся за ручку дверцы флипа, повернулся к подбежавшему Освальду и, улыбнувшись, сказал:
К черту этот портсигар, Ос. Это принадлежит человеку, который уже умер. Так что оставь его себе.
Ты чего несёшь, Джо! Ты же ещё жив! Да и не могу я, он стоит не один миллион, ошарашено ответил ему Освальд.
Райт по-дружески взял старого товарища за могучие плечи и, посмотрев ему в глаза, твердо произнёс:
Ты возьмёшь его, Ос, и продашь за эти самые миллионы, и не потому что я от тебя это потребую, а потому что у тебя дочь с пороком сердца и ей нужно дорогое лечение. А новому Джону Райту эта безделушка не нужна.
Райт отпустил друга и уже сел в такси, когда онемевший от произошедшего Освальд, придя в себя, постучал в окно. Райт, нажав кнопку, опустил стекло и вопросительно посмотрел на старого товарища.
Слушай, Джо, я, конечно тебе благодарен за всё, что ты сейчас сделал для моей семьи, но я всё хочу тебя спросить, что это за песня, снёсшая напрочь тебе мозги? запинаясь от волнения, произнёс Освальд.
Тепло улыбнувшись, Райт негромко продекламировал другу куплет, крутившийся теперь постоянно у него в голове: « Весь мир насилья мы разрушим, До основанья, а затем, Мы наш, мы новый мир построим, Кто был никем тот станет всем!».
Прыжок «Локи»
Ego sum Prometheus! Dedi facem progressus ad populum!
Я Прометей! Я передал факел прогресса людям!
«Ода прогрессу» Lóðurr
Часть первая. «Полёт Икара»
Ego sum a particula! Ego sum, ubique!
Illic es multus of nobis hic! Nos sunt vitae!
Nos sunt universi!
Я частица! Я повсюду!
Нас здесь очень много! Мы это жизнь!
Мы это Вселенная!
Глава 1
Это был замечательный воскресный, погожий и солнечный селенитский день, наполненный звуками жизни и веселья множества людей, отдыхающих в парке «Пионер». Полноводная река из семейных пар, молодых и не очень, неспешно шествующих со своими детьми среди фонтанов, заполонила его центральную часть, затопив все доступные аттракционы, а сотни живых капель, состоящих из юношей и девушек, гуляющих влюблёнными парами по тенистым аллеям или же сидящих в задумчивом одиночестве предаваясь своим мыслям на укромно расставленных мраморных скамьях с книгой в руке, перемежались с шумными ручьями дружеских компаний, спешащих попасть на заботливо разбитые среди березняков и дубрав спортплощадки. Переливчатые соловьиные трели и мелодичные песни ласточек, стрёкот сидящих в траве кузнечиков, и журчание воды в ручьях и фонтанах, а также смех играющих детей, сопровождали яркой и неповторимой симфонией звука проводящих здесь свой досуг посетителей, а безоблачный лазуревый небосвод, опираясь на берёзовые и дубовые колонны стволов теплым и мягким воздушным одеялом, окутывал их, даря им чудесное настроение.
«Наверное, я здесь единственный человек кому сейчас не до веселья», раздражённо подумал Феликс Ветров, периодически поглядывая на свой коммус и нервно озираясь по сторонам. Наконец он замер, задумавшись на пару секунд, а затем немного помявшись, словно принимая для себя непростое решение, попытался связаться с человеком, поставившим его в столь неприятное положение. Но когда не получив ответа на свой вызов, он расстроенный уже было направился к стоянке аэротакси, то внезапно услышал позади себя беззаботный голос Полины Савченко:
Прости, Фел, я немного задержалась. Коммус у фонтана с руки соскользнул, пришлось осваивать рыбачьи премудрости.
Феликс, повернув голову, косым и недовольным взглядом окинул девушку. Полина была как всегда обворожительна, надетое на ней скромное, белоснежное, приталенное летнее платье, выгодно подчеркивало её невысокую и ладную фигуру, а черные, словно смоль, волосы прямоструйным водопадом свободно ниспадали на плечи, обрамляя собой круглое лицо с огромными чуть раскосыми карими глазами с лёгкой паволокой и аккуратным небольшим носиком, пристроившимся над некрупными, но пухлыми губами. Собрав всю свою волю в кулак Ветров с немалым внутренним усилием смог не поддаться исходящему от неё очарованию и сохранить свой воинственный настрой.
Немного?! Да я тут уже почти полчаса торчу. А от стоянки до сюда всего минут пять ходу, горько усмехнувшись, пробурчал в ответ ей Феликс.
Ой, ну ладно. Встретила я девчонок у фонтана, ну и заговорилась о завтрашних делах, а потом случайно и уронила в него свой коммус, деланно закатив свои огромные глаза, ответила Полина и, грациозно усевшись на мраморную скамейку нарочито недовольно поджав губы, сказала притворно обидчивым тоном. У меня трагедия, Фел, а ты вместо сочувствия устраиваешь мне сцену достойную самого Отелло.
Ветров медленно подошёл к сидящей девушке и, подняв саркастически бровь, насмешливо ей предложил:
Хочешь, могу и задушить? а затем, воздев руки и страшно хмуря брови, грозно произнёс. Молилась ли ты на ночь, о Полина?
Улыбнувшись в ответ на это, девушка легко, словно бабочка вспорхнула со скамьи и, театрально разведя руками в стороны, иронично ответила ему:
О да. Конечно, я молилась, мой ревнивый мавр. Но не спеши, мой друг, с расправой, ты подожди чуть-чуть, сейчас топор из под корсета я достану и твой пустой чердак пощекочу.
Ребята звонко и заливисто рассмеялись, и от былой размолвки не осталось и следа. Полина изящным движением подала руку Феликсу и, когда тот взял её, спросила:
Ну что идём на «Русалочий пляж»? Или сначала в кафетерий взбитых сливок с орехами отведаем?
Хитро посмотрев на неё и состроив злодейскую гримасу, Феликс нарочито елейно произнёс:
А может быть середь берёзовых теснин науке Логоса и богу Пифагора, мы вознесём хвалу? Ведь скоро предстоит круг испытаний вам?
Полина, прищурив левый глаз и, ослепительно улыбнувшись, отрицательно покачала указательным пальцем перед лицом Феликса, и подражая голосом старой деве, со вздохом кокетливо произнесла:
Ох. Ну, нет, мой пылкий кавалер, я мхом зелёным не спешу покрыться. Ещё пока я молодица, пойдём мы чинно в кафетерий, изысканной кулинарией насладиться.
И секунду спустя держась за руки, ребята, весело обсуждая последние новости, направились к центральной части парка. Не дойдя метров пятьдесят до астрокафетерия, исполненного в виде летающего блюдца с прозрачным куполом, они остановились у поющего фонтана, чтобы понаблюдать за причудливой игрой звука и вертикальных струй воды. Через некоторое время, вдоволь налюбовавшись этим действом, Полина повернулась, и облокотившись спиной о розовые мраморные перила смотровой площадки, слегка наклонив свою прекрасную головку влево, поинтересовалась у Феликса:
Слушай, а ты придёшь через две недели на мои переводные испытания?
Ветров, опустив глаза и молча взяв девушку за руку, легонько сжал её ладонь, проведя по её тыльной стороне большим пальцем, а затем, накрыв сверху своей, виновато посмотрел ей в глаза, и с трудом подбирая слова, произнёс: