Любовь Гайдученко
Глас вопиющего в пустыне
Сукина мать
Глава 1
В нашем роду существовали какие-то странности по поводу рождения и смертей. Я застала свою прабабушку, так вот она и родилась и умерла в год Змеи. Ее дочь, то есть, моя бабушка, родилась в год Дракона и умерла в мой год в год Тигра. В свою очередь ее дочь, то есть моя мать, родилась в год Змеи и умерла в год Лошади (к тому же, в год Огненной Лошади). Я родилась в год Тигра (причем, в год Белого Тигра), а моя дочь в год Лошади. У меня зародилось сильное подозрение, что я умру в год Дракона, а моя дочь в год Змеи Из этого рода только мы с ней дожили до Миллениума, проводили второе и встретили третье тысячелетие, и опять же, эти знаменательные годы пришлись на тех животных, которые были так характерны для нашей семьи рубеж тысячелетий, 2000 год, был годом Дракона, а первый год нового тысячелетия пришелся на год Змеи. Я знала совершенно точно, что год Змеи это самый страшный год из всего этого цикла, например, 1917 и 1941 что такое эти годы для русских людей, пояснять не надо. А я умудрилась в самый первый день нового тысячелетия (по китайскому, разумеется, календарю 24 января) сломать ногу.
После этого моя жизнь покатилась под откос в бешенном темпе. В следующем году я, как последняя идиотка, продаю свою шикарную (пусть и небольшую) квартирку в Петербурге, а моя дочь (для кого все это и было сделано чтобы переселиться в Москву, где она обреталась) страшным образом предает меня. Об этом речь впереди. Затем следует целый год (или даже больше?) невыразимых мучений вплоть до голода и холода, дальше умирает единственное существо, которое меня любило мраморный дог Дэнди, чья смерть поставила, можно сказать, крест на смысле моего пребывания на этой Земле может быть, большинство меня не поймет, но я никогда так не страдала от потери людей, как от этой потери. Но такова уж я! Именно потому, что я совершенно не похожа на остальное человечество, я и решила написать эту книгу. Но я не буду спорить и с тем утверждением, что я просто-напросто кадр для психиатра, страдающий ярко выраженной манией величия.
Материал, который подтвердит или опровергнет это, перед вами, и судить обо мне может абсолютно всякий, которому случайно попадется эта книжица (если у меня хватит терпения довести все это до конца). Ну вот, преамбула закончена, можно начинать с самого начала. Маленький, но очень симпатичный городок в Сибири место рождения, а время рождения тоже не совсем заурядное: еще жив тиран, эпоха называется сталинизмом, поэтому городок этот полон людей, которые в нормальное время жили бы себе в столицах это так называемая интеллектуальная элита страны: высланные врачи, артисты, писатели и прочая интеллигенция, и даже совсем уж какие-то «большие люди» (например, директором местного драмтеатра был Бен-Гурион, впоследствии ставший премьер-министром Израиля). Разумеется, я была совсем малышкой и не смогла воспользоваться духовным богатством, которым наверняка обладали все эти люди. Их Духовность незримо, но явственно окутывала городок, создавала ауру, которую я чувствовала еще в младенчестве. Помню, что меня удивляли эти лица, встречающиеся в большом количестве, на которых был явный отпечаток незаурядности и интеллекта, конечно, все это я воспринимала абсолютно бессознательно, как и положено ребенку в раннем детстве. Правда (опять же, это слишком невероятно, и мне наверняка не поверят, но, коль уж я взялась описать свою жизнь, то собираюсь писать одну только чистую правду, а иначе какой в этом смысл, я ведь не Ганс Христиан Андерсен?), первые проблески моего сознания начались, видимо, фантастически рано. Я помню, как я очень громко расшатываю свою качающуюся кроватку, мне нравится это делать, но в это время приходят от соседей с просьбой угомонить меня за стеной умирает (от саркомы) молодой парень, ему плохо от всякого шума. И я СЛЫШУ эти слова! Это значит, что мне сколько? Пять, шесть или больше месяцев? Невероятно.
Дальше больше. Моя бабушка со стороны отца умерла, когда мне не исполнилось еще и года. Я помню, как она пришла и принесла мне расшитые рукавички, помню ее лицо. Моя мать совершила мезальянс она вышла замуж за простого мужика, поэтому мою бабушку с этой стороны звали Марфа, и лицо ее было э, как бы это сказать, несколько красномордым Потом я помню, как меня несет на руках моя тетушка (младшая сестра матери), а рядом идет прабабушка она перестала ходить, когда мне еще не было года, у нее отнялись ноги от тяжелой болезни (она чудом выжила). А тут она ИДЕТ. Мы заходим в комнату, освещаемую тусклым желтым светом, и там в гробу лежит моя бабушка Марфа, а все вокруг воют или что-то в этом роде, короче, издают странные для меня вопли.
Еще я помню, как мне не нравилась рожа Сталина наверное, я чувствовала, как от него идут дьявольские токи, а он ведь тогда был во всех газетах, на всех журналах и я его черкала, черкала жирным черным карандашом, пытаясь зачеркнуть, убрать из жизни единственным доступным мне способом. И таким образом однажды я чуть не подвела под монастырь свою бабушку к ней пришел сослуживец (про то, кем была моя бабушка, потом). Она рассказывала, что увидела его полные ужаса глаза и залепетала, что «это ребенок сделал» В то время, естественно, и за меньшее сажали. Но сослуживец оказался порядочным человеком и не донес.
Это мне не было еще и трех лет (Сталин умер в марте 53-го, я родилась в августе 50-го), а в четыре года я уже умела читать и знала наизусть всего «Евгения Онегина». Меня привели на елку на бабушкину работу. Все дети декламировали что-то там типа «наша Таня громко плачет», и им за это давали подарки. Меня тоже поставили на табуретку, и я начала: «Мой дядя самых честных правил» Слушали долго, наконец, поняли, что я не собираюсь останавливаться. Тогда меня попытались стащить с табуретки я не давалась и брыкалась, а сама все читала Пушкина. Мне, честное слово, было странно, что можно НЕ ХОТЕТЬ СЛУШАТЬ ПУШКИНА!!! Мне это казалось просто свинством, ведь это же не какой-то там детский лепет! Но в итоге меня стащили, я закатила страшную истерику, меня увели домой вот когда я в первый раз поняла, что человечество не нуждается в НАСТОЯЩЕМ, ему нужны всякие там фигли-мигли и суррогаты!
От рождения я была наделена абсолютной грамотностью (так же, как музыканты рождаются с абсолютным слухом) и абсолютным восприятием любого печатного слова. Читала я запоем все, что под руку попадалось, никто меня не контролировал. И уже к годам 8 9 перечитала всю русскую (а потом и зарубежную) классику. В школе мне было скучновато все, что там преподавалось, я схватывала на лету, с первого объяснения, а учителя примитивно разжевывали, объясняли по тысяче раз для всех прочих детей, резко от меня отличавшихся. Сначала я была круглой отличницей, а потом, став старше, стала идти поперек течения спорить с учителями, доказывать им что-то Поэтому кончилось в итоге все не очень-то хорошо взрослые того времени не любили, чтобы дети отстаивали свою точку зрения и свою независимость. (Да и сейчас, наверное, не любят?). Но все равно в младших классах я была «звездой»: меня возили на всякие городские и областные заседания, где я своим звонким пионерским голоском выводила всяческие «приветствия», я была непременным конферансье нашей художественной самодеятельности, я побеждала на всяческих олимпиадах и смотрах, я оттрубила в музыкальной школе 7 лет, пиликая (чудовищно!) на скрипочке, я написала пьесу для зоологического вечера, которую потом ставили в других школах (мне нравилось, в основном, что для ее написания меня отпускают с уроков). Еще я ходила в радиокомитет, где была детским диктором, вместе с двумя другими детьми девочкой и мальчиком, и настоящей актрисой из местного драмтеатра мы читали радиогазету, и помню, как всегда начинала ее я: «Здравствуйте, ребята! Слушайте радиогазету Пионерия шагает». Впрочем, в радиокомитете мне очень нравилось это был процесс НАСТОЯЩЕЙ работы.
И вот, наконец, детство кончилось. Бабушка была уверена, что ее суперталантливая внучка будет учиться, конечно же, «в университете». Не дворником же быть такому сокровищу! (Но получилось так, что и дворником пришлось побывать.) «Университетов» было довольно много, но ни один не был закончен не вписалась я в систему, когда в гуманитарных науках царил марксизм-ленинизм. Население одной шестой части суши безудержно врало и лицемерило, а я делать этого не хотела! Я же говорю я не похожу на всех остальных. Вот почему мне удалось чуть ли не полвека провести во внутренней эмиграции. Это было тяжело, я все время попадала во всяческие истории, но жила я исключительно для себя, а не «для общества», хоть и сказал какой-то самый главный в то время корифей, то ли Ленин, то ли Маркс, что «жить в обществе и быть от него свободным невозможно». А я вот всей своей жизнью опровергла коммунистического мудреца я по сей день свободна от нашего безграмотного общества.
Мне исполнилось 19 лет, я уже успела влипнуть в несколько историй. Одна из них за то, что я бросила университет и не удержалась ни на одной из работенок (массовик-затейник в кинотеатре, учетчица на механическом заводе и так далее в таком же роде), по советским законам я считалась тунеядкой а это было в то время очень, очень серьезно (вспомним Иосифа Бродского), меня пригласили в горком ВЛКСМ (наверное, нынешнее поколение даже не знает, что это за зверь такой), где начали «прорабатывать» типа того, что я «позорю звание комсомолки». И я, недолго думая, бросила этим «руководящим и направляющим товарищам» на стол свой комсомольский билет.
О это я сделала очень даже напрасно отныне мощная государственная машина поехала прямо на меня, так как я стала ее врагом. Ну а дальше следовали вторая, третья, четвертая истории, что было, согласитесь, очень закономерно и плавно вытекало из первой. Советская власть таких, как я, давила в психушках. Теперь мы знаем, что тот, кто не хотел жить по ее законам, назывался диссидентом и был ею уничтожаем, но время моей молодости называлось «брежневским застоем», поэтому меня не расстреляли без суда и следствия, как миллионы при Сталине. И за то спасибо. Но вот ведь странно, что и в психушке меня почему-то не удалось сгноить! Судьба меня, что ли, как Онегина, хранила?
Вспоминать это, конечно, очень страшно, но надо. Тем более, что это было давным-давно, уже чуть ли не 40 лет назад (Как же незаметно пробежало время вот я и уже пожилая тетка, а все еще ощущаю себя девчонкой!!! Смотрю в зеркало и думаю: «Неужели эта жирная старая уродина я???»). Бабушка уехала в Казань там у нее родилась еще одна внучка (у моей тети), и надо было помогать. Я осталась дома одна. Как я уже писала я побросала все эти глупые «работы» (ни уму, ни сердцу) и «обдумывала житье», что же мне делать дальше. И вдруг пошел какой-то странный слушок. Город был не такой уж большой, слухи распространялись мгновенно якобы меня собираются отправить в психушку, не помню, кто это сказал, кажется, недоброжелательно настроенная соседка. Я еще спросила за что же, неужели я бегаю голая по улице?
Эти разговоры, естественно, меня встревожили. У меня тогда была подруга старше меня лет на 15, она работала в редакции местной газеты (впоследствии и она меня предала, об этом речь впереди). Она меня успокаивала ты, мол, не слушай все эти глупые бабьи сплетни, никто тебя никуда не посадит, сажают психов, опасных для общества, а ты совершенно нормальный человек. Ну я как-то и слегка успокоилась, ведь и правда что я такого особенного сделала, чтобы все было так серьезно?!
В один прекрасный день к нашему дому подъехала санитарная машина, и в дверь начались дикие пронзительные звонки. Я, естественно, испугалась и не открывала. Тогда дверь, ничтоже сумняшеся, вышибли Меня подхватили под белые ручки два дюжих дяденьки в белых же халатиках Я еще успела пролепетать: «Что вы, собственно, мне инкриминируете?», продемонстрировав свой интеллект и знание иностранной лексики, и совершенно напрасно, так как дяденьки меня даже не поняли, увы.. Дальше было совсем страшно. Дядька по фамилии Кулешов (у меня отвратительная память на имена и фамилии, люди со мной знакомятся, называют себя я тут же забываю, и потом бывает очень неудобно, но эту фамилию я запомнила, как видите, на всю жизнь) по всей видимости, врач, психиатр местной больницы сообщил мне, что я считаюсь в нашем городе антисоветчицей, и вообще непонятно, на что я способна, власти думают, что на всякую бяку, и поэтому ему поручено загнать меня, как он выразился, «куда Макар телят не гонял» и «сгноить», поскольку Советская власть не потерпит таких злостных элементов, как я.
Собственно, я никоим образом открыто не выступала против нашей родной Советской власти (что я, совсем дура, что ли, я и в молодости понимала, что это чревато большими неприятностями), но вот мой образ жизни все-таки был довольно нестандартен для того времени. (Может быть, он и для нашего чересчур свободного времени не так уж стандартен, просто мне следовало родиться в какой-нибудь свободной стране, а не в нашей матушке России, где люди сплошь заражены предрассудками и комплексами, и все, что мыслит не по их убогому шаблону, относится ими к разряду крамолы, опасной для их обывательского спокойствия).
Я по молодости, видимо, не совсем понимала опасности своего положения, тем более, что я знала о себе, что ничего такого плохого я не совершила и что совесть моя чиста. Это последнее чистота моей совести всегда играло роковую роль в моей жизни. Все плохое со мной совершалось исключительно потому, что я была, по большей части, совершенно уверена в своей правоте и вела себя соответственно, то есть, независимо. Если бы у меня когда-либо было рыло в пушку, то я бы унижалась, пресмыкалась, подлизывалась, просила о снисхождении, и со мной бы поступали, я уверена, более мягко. Но нет когда я видела подлецов, я никогда не ложилась под них (поймите меня правильно, я имею в виду морально). Я всегда оставалась «на вершинах гор» и не снисходила до униженных просьб о пощаде. Более того, я всегда высказывалась и называла вещи своими именами, то есть, объявляла сволочи, что она (он) сволочь. Гордо, красиво, конечно, но очень, очень глупо ведь кончится это тем, что очередная оскорбленная мной сволочь просто сделает из меня жирненький такой трупик, тем более, что в наше время с этим проблем нет никаких.
Так вот, возвращаясь к нашим баранам то есть, к доктору Кулешову. В ответ на его запугивания я заявила, что он просто палач в белом халате, после этого, естественно, Кулешов пришел в дикую ярость и стал орать, что вот сию секунду он сотрет меня с лица земли, и никто не узнает, где могилка моя. Он кликнул медсестру, и мне в задницу всадили приличную дозу, кажется, сульфазина (это меня потом знакомые медики просветили) это такой препарат, который превращает буйных сумасшедших в тихих и ласковых овечек. На меня же он произвел такое действие: я не могла пошевелить ни одним членом, а мое тело превратилось в один сплошной комок дикой непрерывной боли. Это длилось часов 12. К тому же, меня поместили в отдельную палату, а ночью ко мне впустили настоящую больную наверное, для устрашения; как я теперь понимаю, у женщины был послеродовой психоз. Она подошла ко мне может быть, Кулешов надеялся, что она меня придушит? У меня душа ушла в пятки, но нет к разочарованию моего мучителя она только брызнула мне из груди молоком прямо в глаза и после этого забилась в угол, вскоре ее увели.
На следующий день, когда я пришла в себя, наш гуманный медик стал требовать, чтобы я извинилась. А когда я удивленно спросила за что же я должна извиняться, ведь то, как я его охарактеризовала, исключительно соответствует действительности, он совершенно вышел из себя и сообщил мне, что я очень пожалею о своем поведении (тоже мне Зоя Космодемьянская, тьфу!) и что меня отправят в такое место, где очень быстро из меня сделают идиотку, у которой изо рта течет слюна.