После того разговора Иосиф Ильич был неделю подавлен и растерян, и только несколько лет спустя понял, кто во всём виноват. Именно вот из-за таких перерожденцев, пробравшихся в руководство партии, некогда единая, самая умная, честная и совестливая партия стала прибежищем проходимцев. А потом раскололась на множество мелких партий, в одной из которых единственно правильной и стоящей на платформе Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и состоял сейчас Иосиф Ильич, став уже не рядовым партийцем, а заместителем председателя ячейки.
Размышления Иосифа Ильича прервал появившийся на экране председатель Комитета всеобщей безопасности, проводивший свою очередную пресс-конференцию. «Вот ещё один ренегат и предатель нашего дела» подумал, глядя на него Иосиф Ильич. О чём говорит ренегат и предатель, он не слышал, поскольку выключил звук ещё во время рекламы. Да это и не важно, о чём он говорил. Что мог сказать этот соглашатель, если он кормиться из рук власти и сам является властью, которая финансируется воротилами Западного бизнеса, а раз так, то и он куплен этими воротилами. И ничего хорошего, умного и полезного он сказать не мог, разве что разоблачить самого себя и покаяться в деятельности, приведшей к развалу партии и страны.
Не в силах больше смотреть на экран, Иосиф Ильич покрутил головой по сторонам, стараясь найти себе какое-нибудь другое занятие. Взгляд его упал на лежащую на столе газету. Газета была не его Партии, ибо свои газеты Иосиф Ильич аккуратно подшивал. Другие же газеты не принадлежащие его Партии, он не читал, да и что могли написать эти жалкие, продажные листки, отпечатанные на хорошей бумаге и за границей? Рука Иосифа Ильича непроизвольно потянулась к газете, чтобы, спустя мгновение, яростно скомкав, растерзать её. Он уже схватил продажный листок, как вдруг из газеты посыпались какие-то листы бумаги. Иосиф Ильич взял один из них, посмотрел на текст, отпечатанный на принтере и, заинтересовавшись, нашёл начало текста и углубился в чтение.
Это оказался черновик статьи, вышедшей в той самой газете, растерзать которую хотела рука Иосифа Ильича. Статья называлась "Ко дню рождения человека без трудовой книжки". Обычный пасквиль. Якобы, у первого руководителя Страны Советов не было никакого трудового стажа, и за всю жизнь он только около полугода проработал помощником адвоката. И за это, его по всем советским законам должны были бы осудить, как тунеядца. И то, что он уклонялся сам от службы в армии и других призывал к уклонению во время войны, что по тем же советским законам во время войны грозило бы ему "стенкой". И за призывы к войне гражданской его бы тоже не погладили по голове и не вручили бы премию мира. И то, что он был идейным вдохновителем создания концлагерей для своих сограждан, такие обвинения против самого человечного из человечных не были новостью для Иосифа Ильича. Ему доводилось читать ещё и большую мерзость. И его уже не поражало то, что у кого-то поднималась рука писать, печатать и продавать такое. Это его уже не поражало. Его поразило другое. Иосифа Ильича поразила подпись под статьёй. А под статьёй стояла фамилия его Иосифа Ильича.
Не в состоянии прочитать статью до конца, Иосиф Ильич бросил листки на стол и, вскочив, бросился на кухню.
Жена Иосифа Ильича Тамара Александровна, сидя на табурете, срезала мясо с костей для холодца и, завидев мужа, предложила ему:
Осик, иди помогать. И косточек можешь поглодать.
Не обращая на её слова никакого внимания, Иосиф Ильич, с трудом подбирая от волнения слова, запинаясь, спросил:
Этоэтоэто что там за самиздатовская литература у нас на столе?
На столе? В газетке? продолжала супруга и дальше спокойно заниматься своим делом. Это, наверное, Веня оставил, забыв убрать в свою комнату. Он прибежал днём из университета, бросил газету на стол и снова убежал, даже не пообедав. Там ещё письмо тебе какое-то лежит.
Иосиф Ильич с минуту молча смотрел на спокойную жену, а потом, не выдержав, выдохнул:
Да как он мог?! Как он мог принести в дом такую провокационную литературу?! Как он мог написать такое чудовищное он не мог подыскать подходящее слово.
Ой, Осик. Сейчас же времена совсем другие. Что ты так разволновался. Можешь читать, что хочешь и писать, что хочешь.
От такого политического невежества Иосиф Ильич не сразу даже нашёлся, что сказать.
Да ты понимаешь?! Да ты понимаешь, что ты говоришь?! подыскал он всё-таки подходящие слова. Как ты можешь сравнивать? Когда наша партия была единственной направляющей силой общества, тогда и газеты, и радио, и телевидение говорили только правду, потому что выражали взгляды трудового народа. А сейчас, за исключением нашей Партии и нашей газеты, все остальные только врут. А сейчас наш сын пишет какую-то фальшивку, её печатают, он приносит её в дом, и ты говоришь, что ничего страшного. А что я теперь скажу товарищам по Партии, если они узнают об этом возмутительном поступке?
Ничего не говори. Какое им дело до того, что пишет и читает твой сын?
От таких слов Иосиф Ильич уже чуть было не потерял сознание.
Да что ты такое говоришь?! уставился он на жену. У меня в голове не укладывается, что ты можешь спокойно такое говорить. Да разве я могу что-то утаивать от товарищей по Партии?
Ну, хватит, чуть повысила голос супруга. Хватит уже морочить мне голову своей партией. Ты бы вместо того, чтобы шляться по митингам, да просиживать на собраниях штаны вместе с остальными бездельниками, лучше бы больше времени уделял семье и дому.
Спорить со своей супругой Иосиф Ильич не то, чтобы боялся, но, когда она сердилась, он относился к ней с некоторой боязнью и тревогой. С некоторым трепетом, как попавший в вытрезвитель коммунист, вызванный после такого проступка на бюро райкома.
Здесь следует заметить, что основной доход в семью приносила именно Тамара Александровна. Так уж сложилось, что пока Иосиф Ильич занимался у себя на заводе нелегким делом воспитания трудящихся, получая за это, прямо скажем, не слишком высокую зарплату, жена его занималась более простым и лёгким делом разными выкройками и прочей ерундой. А поскольку в этой ерунде она заметно преуспела, и к ней даже выстроилась небольшая очередь из жён более удачливых однопартийцев Иосифа Ильича, то и супруга его имела хорошее вознаграждение за свою легкомысленную деятельность. Конечно, куском хлеба Иосифа Ильича никто не попрекал, но все знали, что своим благополучием семья, прежде всего, обязана Тамаре Александровне. И Иосиф Ильич, разумеется, это тоже понимал. Понимал он также и то, что борьба за дело трудящихся дело святое, но единство и целостность семьи дело тоже не последнее. Да ведь и как он может бороться, не имея у себя за спиной крепкого, надёжного тыла? В общем, спорить со своей супругой Иосиф Ильич не решался. Только однажды, когда она поднял вопрос об открытии своего собственного ателье, тем более что нашлись люди, готовые ей помочь, зная, какой она мастер, Иосиф Ильич решительно воспротивился. Он не мог допустить, чтобы жена коммуниста была эксплуататором и прислужницей буржуазии. Впрочем, Тамара Александровна ни на чем и не настаивала, считая открытие собственного ателье, делом слишком хлопотным, да и рискованным.
И сейчас тоже Иосиф Ильич не стал спорить с супругой. Он в возмущении покинул кухню, послонялся немного по квартире, не зная, чем себя занять, и, наконец, взгляд его упал на плотный конверт из хорошей бумаги. Адрес на конверте был отпечатан на принтере или на машинке и предназначался конверт лично Иосифу Ильичу.
Вскрыв этот загадочный конверт, он обнаружил в нём лишь один листок плотной бумаги с каким-то непонятным вензелем вверху.
Начиналось письмо с обращения:
"Многоуважаемый господин Воробейчик!".
Иосиф Ильич от такого обращения слегка поморщился и бегло прочитал весь текст: "Приглашаем Пролетград любителей премного благодарны настоятельно рекомендуем".
Чушь какая-то, проворчал себе под нос Иосиф Ильич. Жулья развелось Непонятно, откуда они все только взялись, бросил он листок на стол, выбрасывая заодно из головы и это глупейшее письмо.
Перед тем как заснуть, Иосиф Ильич посмотрел на уже спящую жену и подумал, что завтрашний день будет очень непростым и, возможно, одним из решающих в их борьбе за счастье всего трудового человечества. Ещё Иосиф Ильич успел подумать, что и Ильич, наверное, чувствовал то же самое в величайшие дни октября 17-го
3.
"Несмотря на то, что нищие, собирающие на улицах подаяние, уличные музыканты, женщины лёгкого поведения, продавцы газет в розницу, мойщики машин на перекрёстках и ещё некоторые категории граждан обязаны теперь использовать в своей деятельности кассовые аппараты, доходы в бюджет страны продолжают падать. Как нам стало известно из компетентных источников, правоохранительные органы готовятся провести рейд по привлечению к ответственности вышеперечисленной категории граждан за не использование ими кассовых аппаратов и за неуплату налогов"
( Из сообщений агентства ИАНВ).
Аркадий Палий сидел на собрании Организации и делал вид, что внимательно слушает очередного выступающего оратора.
Конечно, его волновало то, о чём говорили выступающие. Всё это его очень волновало, иначе он не вступил бы в Организацию. Но в данный момент его волновал человек, сидящий в президиуме. Человек этот волновал Аркадия больше всего на свете.
Прямой, с военной выправкой, уже немного с сединой в волосах, бывший подполковник был заместителем руководителя Организации, и именно он волновал сейчас Аркадия. Если этот подполковник узнает, что он натворил, то Аркадию не жить. А если он хочет всё-таки жить, то нужно бежать. А куда бежать? И что делать с Иркой? Бросить её? Она этого не хочет. Не бросать? Чем тогда это всё закончится? Может, всё рассказать подполковнику?
Они пролезли во все структуры управления государством, в армию, в милицию и даже в органы безопасности, убеждённо вещал оратор с трибуны.
Некоторые из них самые ловкие и пронырливые, пролезли даже в нашу Организацию. Поэтому нужно немедленно создавать свою собственную службу собственной безопасности. Я понимаю, что к товарищам по Организации нужно относиться с бо́льшим доверием, но мощь и целостность Организации для меня превыше всего. Мы не можем рисковать. Сначала вычистим нашу Организацию от всех случайных элементов, а потом приступим к очистке всего государства от этих элементов и от кое-каких других. Впереди у нас много работы, и для этой работы необходима кристально чистая Организация. Мы возложили на себя непростую задачу, но мы одни можем справиться с ней.
Посмотрев в сторону президиума. Оратор предложил:
Давайте доверим создание службы собственной безопасности подполковнику Шипилову. Мы все знаем его как человека честного, как патриота своей страны, и каждый из нас может, не задумываясь, отдать за него жизнь.
Чью жизнь, каждый готов отдать не задумываясь, оратор не сказал, а зал дружно зааплодировал. После аплодисментов и небольшой паузы, подполковник, встав, произнёс короткую речь, поблагодарив своих единомышленников за оказанные ему честь и доверие.
С преданностью в глазах Аркадий смотрел на подполковника и хлопал в ладоши вместе со всеми, усиленно при этом, ломая голову над тем, говорить ли подполковнику о себе и Ирке или нет. Подполковник же, подняв руку, отчего в зале моментально установилась тишина, объявил, что собрание закончено и через два дня он доложит Организации о кандидатурах и о структуре службы собственной безопасности.
Вместе со всеми выйдя из Дворца культуры, где проходило собрание, Аркадий, распрощался с товарищами и уселся в машине, ожидая подполковника. Тот ещё задерживался, и это немного радовало Аркадия, поскольку позволяло хотя бы немного оттянуть разговор. Но с другой стороны сколько же можно оттягивать?
Поправляя зеркальце заднего обзора, Аркадий мельком взглянул на заднее сиденье, с которого и начались все его напасти. Хотя нет, напасти, наверное, начались раньше, когда у него возникло желание научиться водить машину. Чёрт бы побрал эти машины! Кто их только придумал?..
Не поступив после школы в институт, Аркадий подрабатывал в разных расплодившихся фирмочках, продавая всякую всячину: от дешевой косметики до противогрибковых носков. Состояния на таком бизнесе не сколотишь, а ноги сотрёшь до колен, и, когда пришла повестка из военкомата, Аркадий даже немного обрадовался.
В военкомате ему предложили пойти на курсы операторов радиолокационных станций. Аркадия же больше тянули автомобили, и он смог уломать начальника второго отдела, ведавшего призывниками, направить его на курсы водителей. Получив, таким образом, специальность, он отправился служить.
Неизвестно почему, но ему повезло. То ли судьба ему решила улыбнуться, поразмыслив, что напакостить ещё всегда успеет, то ли в каких-то высоких армейских штабах что-то не сработало, в результате чего появились кое-какие свободные вакансии на тёпленьких местечках, а то ли по протекции вообще перестали служить. Но после двух месяцев службы в части, в коей непонятно кто командовал: старослужащие солдаты или мало служившие офицеры, Аркадий был откомандирован в военный госпиталь. В госпитале он был поставлен на довольствие, получил в своё распоряжение крохотную комнатку и ГАЗ-66, на котором должен был возить продукты, бельё и прочее госпитальное имущество. Вместо командира-сержанта, относящегося к Аркадию также ласково и заботливо, как староста камеры, имеющий уже шестую ходку, относится к новичку-интеллигенту, севшему по недоразумению, теперь начальником Аркадия стала добрая женщина-завхоз, являющаяся вольнонаёмной служащей, а Аркадий оказался единственным срочником в части.
Благодаря частым, но не дальним поездкам, водителем он стал неплохим. На глаза начальству старался попадаться как можно реже, с людьми, с которыми общался по работе, был всегда доброжелателен. В общении с молоденькими медсестрами и санитарками старался не переступать черту недозволенного и со всеми держаться одинаково и, в отличие от некоторых его предшественников, ему удалось прослужить в этом госпитале до самого дембеля. Таким образом, армия дала Аркадию специальность и неплохие навыки вождения, служба у него прошла быстро, незаметно и спокойно, и об армии он вспоминал с тёплым чувством, за исключением разве что, только первых двух месяцев.
На гражданке Аркадию удалось устроиться водителем почтовой машины. Зарплата там была более-менее приличная, работа для него знакомая и денег на жизнь ему вдвоём с матерью вполне хватало. И всё было бы ничего и, быть может, Аркадий бы даже женился, и жена-красавица родила бы ему двух, а то и трёх детишек, и те с радостными бы криками встречали папулю из рейса. И была бы эта семья также счастлива, как и многие, многие другие семьи. Но не суждено было всему этому случиться. Нет, не суждено. Как это ни прискорбно, но не появилась ещё одна счастливая ячейка общества.
Вышло так, что попал наш Аркадий в аварию. Загляделся на девушку-красавицу в коротенькой юбчоночке, замечтался, глядя на ту, которая могла бы стать ему женой, да и врезался на перекрёстке в другую машину. Водитель другой машины, тоже был отнюдь не слепым, и тоже посматривал на гражданок, вместо того, чтобы всё своё внимание сосредотачивать на автодорожных знаках, светофорах и прочих премудростях современной улицы. В общем, виноваты были оба. Обошлось, к счастью, без жертв и без травм. А Аркадия взяли и уволили.