И я поняла почему, когда немного пришла в себя и до моих ушей донесся этот скрежет Фуф противно переминал челюсти, обнажив все свои сто восемьдесят клыков, между которыми застряло синее птичье перышко, и зловеще сверкал глазами у меня за спиной. Учинцу попятились и, грозно потряся крюковатыми руками в мою сторону, испарились за дверью. Я снова выпустила печальнейший вздох и повернулась к Фуфу. Тут, надо сказать, я тоже испугалась. У Фуфа было настолько гадкое выражение морды и настолько плотоядно блестели голодным огнем его глазенки, что мое сердце, как пишут в романах, неистово ударилось о ребра и принялось суматошно метаться по грудной клетке. Не знаю, как писатели себе это представляют, но было похоже запульсировал аж кончик носа. Так вот и закончилась моя история с социальной сетью.
Впрочем, я не стала огорчаться, а только сжала кулаки так, что новенький маникюр вонзился мне в ладони, о чем я не подала вида, и, сделав коварно-злобное лицо, вознамерилась вернуться в свою комнату для продумывания плана мести. Выйдя из визирной, я прошла по коридору мимо кабинета с лабораторными животными, в которой обычно зависал Айко. Как ни в чем ни бывало, будто и не было тут никакого шума и гама, произведенного учинцу, он ковырялся во внутренностях очередной распятой на столике крысо-ящерицы. Не поворачиваясь ко мне, он безэмоционально поинтересовался:
Ты закончила?
Я остановилась. Фуф врезался мне в лодыжку, оцарапав щетиной голую кожу. Я хихикнула от возникшей вследствие этого щекотки. Айко медленно повернулся, осмотрев меня с ног до головы. На лицо ему упала волнистая черная прядь. Я всегда считала его привлекательным, но этот его невероятный снобизм и полная закрытость не оставляли мне и шанса на ковыряние в его сущности а ведь это мое любимое занятие, по психомагилогии у меня всегда были отличные оценки!
Айко был смугл, у него были черно-карие большие глаза, смотревшие флегматично и подозрительно, будто он знает все-все твои постыдные мыслишки и даже то, что мое воображение всегда рисовало его этаким мартиратийским воином с далекого востока, не будь он настолько замкнутым и неподвижным. Иногда он отращивал короткие усы и бородку и становился вылитым пиратом, но и без этого он умел производить опасное впечатление одним только своим проникновенным взглядом. Волосы он всегда собирал в пучок на затылке. В общем, Айко повернулся ко мне и, закончив свой беглый осмотр, спросил:
Я могу выключать визир?
Так его уже того выключили
Тут я снова немного испугалась, потому что бровь Айко дернулась и сделала опасный вираж, так что я кинулась наутек, спасая свою сущность и предоставив ему самому разбираться с последствиями.
Это не я, это Лилинда! выкрикнула я напоследок.
Ну, а что? Пусть ей тоже достанется. Мести Айко, при всей его загадочности, я бы опасалась куда больше, чем учинцу.
Сказочка вторая, в которой Зелин проводит максимально научное разграничение между котами и китами
Я старательно щурила глаза и скребла пальцем по бумаге как будто это могло помочь мне разобраться в корявейшем почерке нумы Антинуйи Благоухающей. Вам должно быть смешно, а человек, между прочим, живет с таким именем! Хотя за спиной мы, разумеется, звали ее У̀хающей и иногда Бу̀хающей.
Нумами у нас называют преподавателей, достигших определенного уровня таинственности, и это не шутка. Орден Тайны самый жуткий орден, перед которым трясутся и нервно смахивают пот со лбов все магически одаренные люди. Именно Орден выдает разрешение на колдовство всех уровней и определяет возможные пределы и беспределы его использования. Не будь Ордена Тайны, все колдуньи и колдуны уже давно понаводили бы друг на друга разные неизлечимые заклятья. Но в этом им, к счастью, мешает Свод правил Кодекса Вражды огромная книга толщиной с мою голову вместе с взлохмаченной шевелюрой, в которой Орденом Тайны были изложены все способы взаимодействия, которые могли сложиться между магически одаренными людьми от проклятий до благословений. В общем, используй магию с умом! И не попадись. Вот что я поняла, когда готовилась к вступительным экзаменам.
Сдав же выпускные экзамены и защитив дипломный проект, можно получить низшую ступень нума. Тогда тебе будут доступны разного рода мелкие манипуляции, а более сложные и энергозатратные только под наблюдением куратора (альговея). Нормальные студенты, такие, как и я, подыскивали кураторов заранее, чтобы потом не пришлось полвека исполнять прихоти какой-нибудь сумасбродной ведьмы, пока тебе, наконец, не дадут возможность обрести самостоятельность и отвечать за свои проступки исключительно перед Орденом. У Ордена, естественно, были свои рыцари. Эта особого рода полиция, в народе лениво именуемая «магической», маячила тут и там и имела свойство появляться в неожиданных местах с недобрым прищуром во взгляде. У рыцарей ордена на отворотах рубашек можно было заметить латунные типсы, изображающие глаз. В остальном они одевались, как все, с явной целью обескураживающего появления перед нарушителями.
Но я отвлеклась. Произошло нечто!
Это случилось полтора месяца назад, в конце марта, когда всем нам выдали задание на дипломный проект, которым должно было стать зелье высшего уровня. Я догадывалась, что у меня будут проблемы, поскольку куратор нашего потока нума Антинуйя, дряхлеющая мадам с невероятно высокой прической по моде прошлого века, была в некоторой вражде с моей усопшей бабуленькой. Это, если честно, скромно сказано, потому что об их сумасбродных баталиях писали в Гренлокском вестнике еще лет пятьдесят назад. Журналисты следили за животрепещущими событиями, не успевая придумывать меткие комментарии и определения изворотливой и остроумной мести бывших подруг. Что они только не натворили, не поправ, меж тем, ни одного правила из Свода (вот чему стоило бы поучиться). И когда одна из соперниц отошла в мир иной, а я осталась без защиты, у нумы Антинуйи сложилось настолько сладостное выражение счастья на лице, что первые три года она не проявляла по отношению ко мне никакой агрессии. А после кто-то обнародовал бабулины мемуары, где в выражениях, каких стеснялись репортеры, было описано все, с чего началась эта памятная вражда. Случилась эта напасть аккурат за пару недель до выдачи задания. Никогда я так сильно не расчесывала лицо от волнения. Дошло до того, что Сэйни, моя подружка и соседка, начала тайно капать яд своей фамильярной бабочки, то есть бабочки-фамильяра, мне на пальцы, чтобы я перестала тянуть их к лицу. Сволочь она, конечно, но спасибо ей это подействовало. После этого я начала барабанить пальцами по всем поверхностям, зато с чистой рожей, по меткому замечанию Сэйни.
И вот настал сей памятный день. Я получила свое задание и нервно сглотнула. Мои худшие страхи были оправданы. Ведьма решила не только сорвать мою выпускную работу, но и прилюдно опозорить. Буквы в моих глазах перемешались. Остановились, побегали еще немного и снова замерли, нарочно издеваясь. Я силилась вспомнить приличное ругательство, но у меня не хватило бы букв, способных выразить всю степень моего возмущения.
Уна, моя вторая подружка, быстро подхватила меня под локоть и потащила за парту. Я сидела с перекошенным лицом еще долго, чувствуя всеми фибрами души гаденькую ухмылочку на лице нумы Антинуйи, которая как следует любовалась произведенным эффектом. Нет, решительно, таких ингредиентов мне не достать! Я провалю защиту и меня выпрут из ГУТСа, посмеиваясь и пританцовывая. Наконец Уна выхватила бумажку из моей руки и сунула куда-то в глубину своей необъятной сумочки, пространственно-временные характеристики которой могли бы послужить предметом для хорошей магической диссертации. Уна что-то говорила, пыталась шутить, била меня по плечу ладошкой, но я не слушала, потому что представляла себе свои помпезные похороны, и как маменька и папенька утирают слезы над моим бархатно-кремовым гробом, а дядя Геральт сурово покачивает головой и хвалит одного из своих сыновей за хорошо проделанную работу по моему упокоению, так как никто из семейства Деантар не мог позволить себе бросить тень на безупречную репутацию магического рода. И такое преступление, как провал дипломной работы, не могло быть допущено ни при каких обстоятельствах.
***
После занятия на меня налетел Луки. Как всякий оборотень, он довольно приветлив и навязчив по части проявления эмоций. Он принялся трепать мои волосы и кружить меня на руках, пока, наконец, я не отмерла от окоченения и не треснула его по счастливой физиономии. Справедливости ради, я только метила в физиономию, а залепила в ухо. Луки перестал поясничать, выслушал мою грустную историю и даже заботливо покачал головой, а потом спросил: «Ну, мы же все равно пойдем сегодня воровать птиц из птичника нума Батиста?».
Луки не всегда занимался такими делами, но он сильно в чем-то провинился перед отцом и теперь ему нужно было загладить вину. Сделать это он намеревался достав необычное животное для папиного зоопарка. А так как долгие поиски решений никак не относились к личностным качествам Луки, он тут же сообразил где можно достать нечто редкое и бесплатное, а я нужна была ему в качестве отвлекающего маневра. Луки клялся и божился, что нум Батист положил на меня глаз, а то и оба. Я покачала головой Луки был неисправимым чудовищем и слушал только себя. Так я и дошла до дома, продолжая раскачиваться как умалишенная, в сопровождении Уны. Там я снова потребовала у нее выдать мне зловещую бумажку и начала читать:
«Мариандра, 5 унций; коктобус обыкновенный, 2 листа; эпокрит толченый, унция; раствор кликтобелии Александрийской очищенный, 200 мл; верещанка желторотая, 5 перьев; клинкоберон пугливый, 10 шипов; кость зуборыла, средний помол, 2 унции.» да чтоб тебя! Где я это возьму? Подамся пираткой в Сиреневатое море?! вскричала я. Ты вообще слышала, чтобы такое можно было найти в Гренлоке?
Уна вздохнула, поглаживая Зевуса, своего желто-белого кота. Больше ничем она мне помочь не могла, и обе мы это знали.
Ну, может, дядя тебе поможет?
Дядя принципиально не помогает никому, даже своим детям! всхлипнула я. Нет, но ты тут я часто-часто заморгала, не может же быть в конце-то концов «волос декана»?
Чего? Может, пекана?
Уна подскочила ко мне, сбросив Зевуса на пол. Фамильяр зевнул, оправдывая свое имя, и тут же оказался на подоконнике, щурясь от солнца и присаживаясь поудобнее.
У пеканов нет волос, они орехи! завопила я, теряя самообладание.
Может, не волос, а колос? робко предположила Уна.
Ррррр! все, что я могла на это сказать.
В этот, полный боли и напряжения, момент дверь распахнулась, и из спальни вышла Сэйни, вся в лучах полуденного света.
Что тут у вас? Кричите и рычите.
Хорошо ей дрыхнуть до обеда, ее-то куратор только глазки ей строит, а никак не дорожку в преисподнюю выкладывает.
У нас тут волос декана! прыснула Уна.
Я посмотрела на нее с подчеркнутым раздражением. Все это походило на первоапрельский розыгрыш, а никак не на настоящую тему для работы. Но дело было щекотливым. Вернись я к нуме Антинуйе с вопросом о разумности, и на меня тут же обрушится обвинение в неуважении, пожалуюсь декану весь Ковен никогда мне этого не забудет. Выходила глупая и абсурдная ситуация. Но и готовить зелье по этому рецепту заведомо провальное дело, что из него могло получиться? Старая карга наверняка собирала ингредиенты просто из редко встречающихся названий.
Сэйни вырвала у меня бумажку и начала читать сама:
«ноготь бугриуса, толченая кожа змеедавки, жилкоплещ бледнорогий, златоглавка ворсистая», а почему сразу не сопля из правой ноздри чупакабры? Или понос больного носорога?
Две унции! расхихикалась Уна.
С чупакаброй бы проблем не было, кстати, задумчиво отозвалась я. У отца Луки наверняка найдется хотя бы одна да и носорог скорее всего, трехрогий, конечно
А это что? присмотрелась Сэйни и, потеснив Уну, положила бумажку на самое светлое место на подоконнике прямо рядом с Зевусом, который не обратил на нее никакого внимания, даже ухом не повел.
Где?
Коки китовий ус?
Не может быть, тогда был бы «китовый»! поправила Уна.
Я вздернула руки, сотрясая воздух.
Да черт бы разобрал ее подчерк! Наверняка писала так, чтобы никто не догадался какой ответ правильный!
Да, похоже на «котовий», задумчиво промямлила Сэйни.
Почему не «кошачий»? резонно вопросила Уна.
Потому что мадам приверженка Латунного века и любит архаизмы! взвыла я, расхаживая по комнате. Котовий! Китовий! Кит я развела руки на немыслимую щирину, кот! я сузила их до масштаба Зевуса, быстренько примерившись к нему и замерла, впившись в него взглядом.
Видимо мои глаза засветились болезненными искрами, потому что Уна тут же закрыла Зевуса собой, успев отгородить его от моих резко протянутых цепких рук. Сэйни же схватила меня за талию, пытаясь оттащить от источника ценного ингредиента, а я вопила:
Ус! Котовий ус! Кот маленький! Кит большой! У кота когти! У кита плавники! Кот пушистый и теплый, а кит лысый, гладкий и мокрый! Кот близко, а кит далеко! Как я буду выдирать ус у кита?! У него вообще есть усы? Дайте мне кота! У него много, зачем ему столько! Подумаешь, ус! Да он их десятками по комнате роняет, а потом Фуф ими вместо зубочисток пользуется! Отдайте кота, сволочи! Вы мне не подруги! Ведьмы! Чтоб вас всех загребли рыцари Ордена на экзекуции! Какого-то кота, и без того драного, вам жалко для родной меня! Да моя бабуленька
Когда я начинала вспоминать Зловещую Розамунду, это свидетельствовало о крайней степени моего отчаяния и дереализации, так что Уна с Сэйни спешно вынесли меня из комнаты, оставив там шипящего и заметно округлившего и глаза, и спину Зевуса, и так и понесли на улицу в ближайший ромбар, а я продолжала крючить пальцы и пытаться схватить ими пробегавших кошек и иногда вцепиться в кого-нибудь из подруг. Ради равновесия я еще отчаянно дрыгала ногами. Такие приступы случались у меня не часто, всего-то парочку раз, вследствие моей сверхэмоциональности, но, согласитесь, в тот день у меня была весомая причина.
И как на зло по пути наша дурная троица наткнулась на университетскую дружину, которая набиралась из числа самых качковатых студентов. Они, наверняка, должны были что-то сделать, вместо того, чтобы ржать во все глотки и показывать на меня пальцами, но этого не случилось. К несчастью, там был один парень, перед которым мне хотелось выглядеть феей, а не надышавшейся газов пифией. Я заметила его краем глаза и взбесилась пуще прежнего, однако это лишь сподвигло меня сооружать более изящные позы, какие можно было запечатлеть на картине. От неожиданности я даже запела старинную оду. Заслышав сие, Сэйни с Уной побежали еще быстрей. Вися вниз головой и бороздя волосами траву, я видела Альказара среди этих недорослых идиотов. Он один не смеялся, а только морщил лоб и кривил свои красивые губы.
Я уверена, что у каждого человека есть некие маркеры общества, люди, которые вроде как задают нужный тембр. Например, в моем галлюциногенном мире Альказар представлял собой мерило неземной идеальности, наподобие статуй, в изобилии обнимающих фасады ГУТСа, и, хоть я и не была в него влюблена, мне всегда хотелось, чтобы он тоже видел во мне нечто не менее прекрасное. По крайней мере, по нему я калибровала свою женственность, если можно так выразиться (разумеется, представляя себя в роли его спутницы). Однажды заметив его по пути в универ сидящим на каменном ограждении лестницы и смотрящим вдаль, я так залюбовалась, что не заметила бордюр и упала на газон, разбросав все свои учебники. Ко мне тут же подошел коренастый широкоплечий парень и деловито завис между мной и солнцем.
Помочь?
Да нет, конечно, проходи мимо, оставь меня тут валяться с вывернутой лодыжкой! проворчала я, моя женственность быстро дала сбой.
А ну ладно! тут же отрапортовал курчавый и повернулся, чтобы зашагать прочь.
Стоять! гавкнула я. Ты что совсем тупой?