Ильюхин часто досадовал на свою манеру «бежать впереди паровоза», но такова уж была его природа он любил свою работу и старался делать ее честно.
Да, под залегендированным предлогом, в очередной раз согласился Виталий Петрович. При этом сотрудник должен быть молодым, а значит, современным. Я со своими сединами, например, могу быть внедренным только в службу безопасности банка. Вы меня понимаете?
Угу, откликнулся полковник из ГУБОПа, хотя вопрос вообще-то адресовался не ему. Начальник СКМ не выдержал и тихонечко хрюкнул, потому что сам губоповец выглядел так, будто прямо сейчас готов идти к немцам в тыл, и такой пошел бы, забыв вынуть ромбики из петлиц[40].
Аналитическая разведка никак не прореагировала, и Ильюхин продолжил развивать свою мысль:
В таком тесном кругу я могу сказать и кое-что крамольное: оперативник и жулик это две стороны одной монеты. Не два сапога пара, а колечко, но друг друга они чуют. Они больше свои друг другу, чем все прочие на этой земле.
Терпила хуже мента! поддержал питерского коллегу блатной поговоркой губоповец.
Где-то так, кивнул Виталий Петрович. Я приведу непопулярный, может быть, пример: не так давно в Таджикистане шла гражданская война. Некие «юрчики» убивали «вовчиков» и наоборот. «Вовчики» выдвинули тему демоисламизма, а «юрчики» лозунг «Нет исламу, наша Родина СССР». Кстати, люди об этом знают мало, у нас об этом писал журналист Обнорский, да и то только потому, что, как бывший офицер и востоковед, шарит простите, разбирается в предмете. Я отвлекся. Так вот: «юрчики» это была спайка уголовников и сотрудников МВД. Их лидер отсидел 23 года. Внешне для нас это выглядит, наверное, очень странно. Но если знать жизнь и Восток то очень даже естественно.
И кто победил? заинтересовался ГУБОП.
«Юрчики». Они Эмомали Рахмонова и поставили.
Да-а, сказал с непонятной интонацией полковник из аналитической разведки. Воцарилась некая философская пауза.
И что ты предлагаешь? начальник СКМ вновь по-свойски перешел на «ты».
Ильюхин пожал плечами:
Я предлагаю осуществить выбор из своих то есть из оперов уголовного розыска. Еще раз озвучу критерии: молодой, энергичный, современный, любящий дело, лучше уже побывавший в переплетах. Кстати, из-за переплетов его и можно залегендированно уволить.
Стремящийся[41], короче, снова обнаружил себя ГУБОП.
Не против, главное к чему, подкорректировал блатную лексику бывшего муровца Виталий Петрович.
В принципе я согласен с товарищем Ильюхиным, сказал начальник аналитической разведки и обозначил телом некое движение, которое начальник СКМ уловил и встал, показывая, что предварительное совещание закончилось:
Петрович, ты подготовь мне свое мнение по кандидатурам, но уже конкретно
Начальник СКМ был рад возможности как можно быстрее спровадить москвичей из центрального аппарата, так как минувшей ночью в ходе празднования Дня милиции один сотрудник случайно, по пьянке, выстрелил из табельного оружия в живот другому. «Хрен замнем, хрен замнем!» вертелось в голове у Владислава Юрьевича.
Я доложу своему руководству, тихо проинформировал полковник-сановник, подводя окончательный итог странной беседе, которую и совещанием-то можно было назвать с трудом.
И тут Ильюхина словно черт за язык дернул:
Разрешите вопрос?
Аналитик медленно повел глазами:
Слушаю.
Простите, если вопрос не по существу Но Почему именно Юнгерова? Он же не самая большая дрянь Отсидел
Начальник СКМ аж губу закусил. На щеках начальника аналитической разведки проступили два маленьких розовых пятнышка:
Удивлен А кто вам сказал, что именно Юнгерова? Что одного только Юнгерова? Это мы с вами только о Юнгерове говорим. А с другими сотрудниками будем говорить о других бандитах. Вы, товарищ полковник, как-то странно рассуждаете: отсидел, не отсидел Какая разница! Эти люди неправедным путем нажили богатства, украли у народа, а сейчас чувствуют себя в безопасности. Пусть чувствуют. Это только нам на руку. Я ответил на ваш вопрос?
Так точно! отчеканил Ильюхин, ругая себя за длинный язык. Внезапно наэлектризовавшуюся атмосферу так же внезапно разрядил ничего не понявший губоповец:
Слушайте, а буфет у вас в управе есть?
Начальник СКМ шумно и с хлопотанием потащил москвичей харчеваться-опохмеляться, а Виталий Петрович, приобретя закономерный геморрой за свою же инициативу, направился к своему кабинету. По ходу движения он разглядывал лица сотрудников, шаставших по коридору с явными признаками «синдрома тревоги». Некоторые даже чуть ли не за стенки держались.
Далеко собрались?! окликнул для порядка Ильюхин группу из четырех оперативников, которые воровато озирались и переговаривались почему-то почти шепотом.
На территорию, товарищ полковник! ответил с преувеличенной бодростью самый наглый из четверых.
Ну-ну, усмехнулся Виталий Петрович, понимая, что «территория» нынче располагается у места ближайшего розлива пива.
Рядом со своим кабинетом он почти столкнулся с Рахимовым, который тащил пару полиэтиленовых мешков в одной руке и куль из плотной оберточной бумаги под мышкой другой. Это явно были «презенты к празднику» для Крылова та часть, которая перешла в собственность капитана.
Не уронишь? съязвил Ильюхин, интонацией выдав свое отношение к этому офицеру. Рахимов сделал вид, что не расслышал. Виталия Петровича это на секунду задело: «Черт знает что себе позволяют!» Однако останавливать крыловского «адъютанта» он не стал. Почему-то Ильюхин вдруг вспомнил, как много лет назад, впервые надев лейтенантскую форму, возвращался домой с курсов подготовки и увидел впереди армейского генерала. То ли смутившись от того, что генерал армейский, а армия сотрудников милиции офицерами не признавала, то ли еще по каким-то юношеским соображениям, но он прошел мимо, отвернув голову и не козырнув, как положено. И тут же услышал себе в спину: «Молодой человек, подойдите ко мне, сделайте одолжение». Ильюхин похолодел, потому что генерал даже не назвал его «товарищем лейтенантом». Он обернулся и наткнулся на насмешливо-колючий взгляд генерала: «А разве лейтенантам не надо генерал-лейтенантам честь отдавать?» «Надо», покраснел Ильюхин. «Так отдайте!» Ильюхин козырнул. «Вы свободны, так как у меня мало времени. Кругом и шагом марш!»
У лейтенанта милиции Ильюхина кровь отхлынула от щек только метров через сто. Он запомнил этот стыд на всю жизнь
Виталий Петрович вошел в свой кабинет и вернулся из прошлого в настоящее, потому что сразу же за ним заскочил его помощник и начал громко возмущаться печальным обстоятельством, что ОПУ совсем оборзело: он-де еле точку ПТП выбил, а они, твари, полторы недели говорили, что объект молчит, хотя прекрасно знали, что телефон отключен за неуплату.
Суки драные! так вот, емко и энергично, охарактеризовал помощник своих коллег из ОПУ, можно сказать своих боевых товарищей.
Ильюхин помощника не поддержал:
Лучше скажи им спасибо за науку. И еще: если городской телефон отключен, то, скорее всего, хата съемная и с этого номера напоследок наговорили по межгороду и международному. Это я к тому, чтобы ты сам проверил. А то потом начнешь и «семерку»[42] бросать под адрес. А потом и они козлами окажутся.
Помощник, не найдя поддержки, удалился, гордо поджав нижнюю губу, а полковник уселся за свой стол, подпер голову тяжелым кулаком и глубоко задумался. Ильюхин давно уже для себя откинул управленческую манеру правильных, бесконечных и бестолковых рассуждений. О том, что подыскивать кандидатуру на внедрение поручили ему, он не жалел. Обеспечивать прикрытие неизвестно кого еще хуже. В случае чего всегда можно сказать, что хреново прикрывали. А так хоть сам выберешь, сам и будешь знать, на что, собственно, можно рассчитывать при таком раскладе. К озвученным на «совещании» критериям кандидата на внедрение Виталий Петрович мысленно добавил еще один он должен знать этого парня лично. И не сейчас узнать, а как-то знать по прошлой жизни, выражение глаз представлять, улыбку. В этом Ильюхин абсолютно разделял точку зрения Марио Пьюзо[43], писавшего, что нельзя начинать серьезное дело без личного знакомства и личного восприятия партнера
Мысленно, конечно, полковник перебирал разных сотрудников, но у каждого не хватало для такой необычной операции какой-нибудь маленькой черточки. Кто-то, например, всем бы подходил, но собирался жениться, и невеста готовилась рожать. То есть уже оброс семьей. Вроде мелочь, но что говорить жене? Не волнуйся, мол, Клава, меня уволили, но все перемелется В конечном итоге обязательно получится комедия положений: «У тебя там не закрытый, а открытый перелом»[44].
Вдруг Ильюхину в голову пришла одна мысль. Он встрепенулся. Вот так, наверное, и Юрия Гагарина выбрали а что, может, даже и с похмелья. Рядом были разные достойные, но по сумме характеристик в космос полетел старший лейтенант из Смоленской области
Виталий Петрович взял телефонную трубку и набрал номер начальника уголовного розыска Василеостровского района Ткачевского. Тот отозвался мгновенно, мгновенно и по голосу Ильюхина узнал, осторожно поинтересовался, как прошло празднование.
Да нормально все, Витя. У тебя-то как? Без потерь?
Бог миловал, дипломатично-бодро откликнулся Ткачевский, и по его тону было понятно, что он лихорадочно просчитывает причину звонка начальства и на всякий случай перебирает в голове все «художества» своих орлов.
Слушай, Виктор, кашлянул в трубку Виталий Петрович, у тебя там в шестнадцатом трудится опером некий Штукин Давай-ка его к тринадцати нуль-нуль ко мне.
Это из-за которого засаду в Марьиной Роще перебили?[45] уточнил через короткую паузу Ткачевский, хотя, конечно, и без этого «уточнения» прекрасно знал, кто такой Штукин. Вопрос был разведывательного характера, нужный для прощупывания настроения начальства. Ильюхин беззвучно ухмыльнулся и подыграл:
Этот самый Похоже, допрыгается скоро Не в коня корм.
Ткачевский шумно сглотнул и елейным тоном поинтересовался:
Виталий Петрович, а его к вам с делами какими-нибудь или порожняком?
Без бумаг, полковник с трудом выдерживал серьезный тон. Пусть сам явится красно солнышко.
Слушаюсь, товарищ полковник! Голос Ткачевского явно повеселел, начальник Василеостровского розыска был волком опытным и часто говорил своим операм: «Если какая блёвань и есть то только в бумагах. А если что-то есть, но не в бумагах то этого и не существует!»
Ильюхин положил трубку, продолжая улыбаться. Он знал десятки «доберманов и пинчеров». Знал оперов от Бога, с характерами, долбанутых на работе. Знал и таких красавцев, при взгляде на которых в голове автоматически щелкало: «Ну и рожа три побега, шесть этапов». Но все они уже давно были легавыми, и чуткий нос мог унюхать пса в волчьем обличье А Штукин он другой. Полковник вспомнил серые, с насмешливым прищуром, глаза опера и довольно улыбнулся
IV. Штукин
Прошлое и 11 ноября 1999 г.
Валерка Штукин родился и вырос в семье, состоявшей, кроме него, из одной только мамы. Своего отца он никогда не видел, и мама о нем ничего не рассказывала без трагически-скорбного умолчания, просто не рассказывала, и все. Валеркина мама была красивой, трудолюбивой и жизнерадостной. Она работала машинисткой в райисполкоме, любила вечеринки и танцевала на них до упаду. К ней постоянно тянуло мужчин, но она вела себя совсем не так, как можно было бы предположить, если думать шаблонно. Когда чужие люди до нее дотрагивались (даже случайно), она вздрагивала от раздражения. А однажды, когда Валерке было восемь лет и мама взяла его с собой на первомайскую демонстрацию, один исполкомовский товарищ дотронулся до нее. Не случайно. Тогда Валера впервые услышал от мамы мат: «Ты что, охуел?!»
На Валеркиной памяти с мамой жили подолгу два очень положительных мужика. И один, и следующий маму очень любили и старались заботиться о ней и о Валере. Она тоже старалась относиться к ним нежно, но у нее ничего не получалось. Этих положительных мужчин она полюбить так и не смогла. И обе истории закончились одной и той же маминой фразой: «Все, больше не могу!» Оба раза мама потом очень сильно переживала, но лишь оттого, что обидела хороших людей.
И вдруг, когда Валерке исполнилось тринадцать лет, в жизни его мамы появился человек, абсолютно не похожий на всех предыдущих сожителей и кавалеров Этот мужчина был подтянут, не любил много говорить и любил порядок. От него веяло силой и надежностью. Он с самого начала и всего пару раз серьезно, по-взрослому, поговорил с Валерием, и они выработали свои правила игры, сводившиеся к следующему: Валерка может посылать его просьбы и рекомендации куда подальше, но в этом случае лишается покровительства, защиты и, самое главное, интересного общения. Валера предпочел ничего никуда не посылать, тем более что этот серьезный и взрослый мужчина просил или советовал что-то очень редко. Все, что он делал, было абсолютно правильным, при этом без занудства. В их квартире стали появляться дорогие вещи, а разный накопившийся хлам беспощадно выбрасывался. Мама стала совсем по-другому одеваться и даже изменила прическу. Она ходила счастливая и вся лучилась, потому что первый раз в жизни полюбила по крайней мере, на Валеркиной памяти. Однажды, в разговоре за вечерним чаем, Валерий спросил нового отчима:
А вы военный?
Военная контрразведка Ленокруга, коротко ответил тот. Задавать дополнительные вопросы парнишка не стал. Про контрразведку Валерка знал только то, что с ее сотрудниками лучше не ссориться. Даже в детском приключенческом фильме про неуловимых мстителей белогвардейский контрразведчик штабс-капитан Овечкин и то крупных дел наделал, а его все никак чекисты убить не могли. Кстати, фамилия отчима была созвучной фамилии киногероя Овчаров. В отличие от киношного контрразведчика Овчаров не поводил шеей, а имел манеру трогать кончики губ двумя пальцами и потом со скрипом проводить ими до подбородка. Как-то раз он обмолвился о своих немецких корнях, и Валерку это очень удивило, но он снова не стал ничего спрашивать, потому что правила игры усвоил намертво. А одно из этих правил как раз и гласило: «Стараться обходиться без лишних вопросов».
Однажды произошел такой случай Овчаров вкрутил все лампочки на лестнице, а во дворе установил мощный прожектор, который многим почему-то стал мешать непонятно чем. Естественно, в конце концов случился конфликт с соседями. Валерка запомнил брезгливо-холодное выражение лица Овчарова и его странную фразу: «Я, немец, разговариваю с вами, евреями А решаем мелкие вопросы, как русские». Вроде это была шутка, но соседи почему-то перепугались, а председатель кооператива с тех пор всегда заискивающе здоровался с Овчаровым.
Отчим часто подолгу рассказывал Валерке о «Лисе пустыни» Эрвине Роммеле[46] и о рыцаре подводного флота Дейнице[47] рассказывал так, что можно было подумать, будто он сам воевал под их началом. Валерка еще мало что понимал, но завороженно вслушивался в легенды. Мама прижималась к любимому плечом, а Овчаров легко поглаживал ее по голове и, улыбаясь, фантазировал: вот, дескать, если бы русских можно было скрестить с немцами, то возникла бы непобедимая тысячелетняя империя. Слово «империя» он произносил с каким-то особым придыханием.
Валерка Штукин не знал, кем хочет стать. Понимал, что образование необходимо, но не более того. Он любил технику, часами пропадал в гаражах неподалеку от дома, где взрослые мужики умело разбирали и собирали автомобили. Один из таких мастеров Валерку любил и привечал и как-то незаметно научил водить машину и ремонтировать разные, но в основном самые простые неисправности. Этот мастер был очень странным человеком, Валерка даже не знал, где он работает, когда не халтурит на починке автомобилей. Когда Штукин заканчивал десятый класс, Овчаров получил приказ о переводе с повышением в Москву. Мама, конечно же, засобиралась с ним. Стали думать, что делать с Валеркой, состоялся серьезный взрослый разговор. Отчим впрямую спросил, куда все-таки пасынок собирается поступать. Валерка, честно говоря, так особо и не определился, но, поскольку надо было хоть что-то отвечать, ляпнул, что, дескать, мастер в гаражах советует идти в наружное наблюдение собственно, от него Штукин совсем недавно и узнал, что существует такая служба.