Я слушала стихи, анализировала содержание и, если требовалось их воспроизвести, выдавала краткий пересказ.
Бычок идет, качается, собирается упасть.
Брусника краснеет, птицы кричат, автор грустнеет, деревья блестят. Осень, возможен дождь.
Береза в снегу за окном стоит бесшумно и светится на заре.
Белый парус в туманном синем море страдает аутоагрессией.
Старенькая бабушка в лесу грустит и ждет автора. Она вяжет и видит сумбурное.
Выступление на празднике со стихотворением в моем исполнении выглядело лаконично, исчерпывающе по содержанию, но художественной ценности мой пересказ стихотворений почти не представлял. Воспитатели и мама некоторое время бились над этой задачей, но безуспешно. Я продолжала обрабатывать стихи рациональным способом. Я рассказывала содержание стихотворений безупречно, используя релевантную лексику и не отнимая лишнего времени у слушателей.
Доводы в пользу стихов нашлись у Маленького Шнобеля. Выслушав мой краткий пересказ стихотворения про осень русского поэта Бальмонта, он заинтересовался его творчеством. Изучив листок с оригинальным текстом, распечатанный для заучивания, Маленький Шнобель похвалил лаконичность моего подхода.
Ты, Ника, краткая, как сестра таланта, жаль, что я не догадался так рассказывать стихи, сказал он.
Я ответила с мрачной усмешкой непонятого гения:
Ты один такой. Больше никому мои выступления не нравится, даже маме. Все хотят дословного повторения без выявления сути и отсечения бессодержательных и повторяющихся частей.
А ты можешь повторить дословно? спросил мой друг.
Могу, конечно, я помню все, ответила я, но я не вижу смысла, Маленький Шнобель. Это бесполезная трата моего времени и внимания слушателей.
Маленький Шнобель подумал и сказал:
Смысл есть, Ника. Понимаешь, стихи это песня без музыки. Ты же поешь все слова в песне и не переставляешь их? Вот и тут так.
Петь я любила, вы уже знаете. Подход Маленького Шнобеля сдвинул парадигму, и я согласилась декламировать некоторые стихи дословно. Иногда я обогащала их звучание легкими интонационными акцентами, приближая их к песне, но не злоупотребляла этим.
Что касается выступлений на детсадовских праздниках, я всегда спрашивала аудиторию, что они хотят услышать дословное повторение или краткое содержание, и следовала пожеланиям уважаемой публики. Слушатели ценили свободу выбора и часто просили прочитать оба варианта. Некоторые даже пытались угадать первоисточник по лаконичной версии и очень радовались, если это удавалось.
Глава 10. Устройство детского сада и Аграмена Ивановна
Наш детский сад был устроен классически. Его постоянную популяцию составляли воспитатели, завхоз, нянечки, повар, медицинская сестра и дети. Дети были разделены на группы по возрасту.
Я поступила в группу в четыре года. Маленький Шнобель был старожилом в садике. Он посещал его уже второй год и был знатоком местных закоулков.
Маленький Шнобель обожал исследовать пространство и расширять границы. Долго на одном месте он не сидел. Ему непременно требовалось куда-нибудь забраться или как минимум заглянуть. Он предпочитал закрытые для посещения или вовсе неочевидные локации.
Его эмпирический метод познания мира имел множество недостатков, но и преимущества у него тоже были. Маленький Шнобель видел многое. За первый месяц моего пребывания в детском саду воспитатели дважды его теряли, организовывали его поиски и возвращали в группу. По их реакции было ясно, что такое случалось не впервые. К счастью, Маленький Шнобель всегда успешно находился или объявлялся сам как ни в чем не бывало.
Однажды его обнаружили на чердаке среди новогодней мишуры, гирлянд и коробок с елочными игрушками. В другой раз он нашелся в сарайчике с лопатами, граблями и тележками во дворе детского сада. Кстати, в сарайчике он отыскал пропавшего плюшевого мишку. В прошлом году его потеряла Оленька и некоторое время горевала по нему, пока не отвлекалась на что-то интересное.
Никто не знал о предметном мире детского сада больше Маленького Шнобеля. Даже Аграмена Ивановна, работавшая завхозом, уступала Маленькому Шнобелю в осведомленности по некоторым вопросам. Завхоз Аграмена Ивановна была выдающимся персонажем в нашем детском учреждении.
Скорее всего, ее звали немного иначе. Но ее внушительный вид, невероятная комплекция, слоновьи ноги и оговорка какого-то потрясенного всем этим ребенка навсегда изменили ее имя в периметре детского сада. Она не возражала. Так вот Аграмена Ивановна могла бы составить конкуренцию Маленькому Шнобелю, как местному краеведу, но она не любила лишний раз забираться на чердак, залезать в подвал и шастать по узким кладовкам и чуланам.
Несколько раз выудив Маленького Шнобеля из этих манящих его мест, она нашла управу на его непоседливость. Она попросту легализовала его короткие вылазки и иногда пользовалась его услугами по доставке небольших предметов из и в отдаленные помещения детского сада. Никто не спорил с Аграменой Ивановной. Это было выигрышное решение. Координаты Маленького Шнобеля стали более предсказуемыми, а мелкие дела, затратные для Аграмены, он выполнял быстро и весело.
Некоторые из старших детсадовцев ему завидовали и иногда пытались уравновесить благорасположение к нему судьбы и Аграмены тумаками и небольшими засадами. Во время одного из таких инцидентов мы с Маленьким Шнобелем и познакомились.
Другим невероятно ценным взрослым в детском саду для меня стала медицинская сестра. Когда с кем-то из детей случались небольшие происшествия, требовавшие медицинского вмешательства, я всегда сопровождала пострадавшего в медкабинет. Я описывала симптомы, сообщала медсестре предысторию ушибов и царапин, а иногда предлагала для рассмотрения свой первичный диагноз. Это были мои наилучшие часы в детском саду, если не считать чтение и пение.
Медицинский кабинет был воплощением самого ценного, что можно найти в детском саду. Тишина и невысокая посещаемость. Идеальный порядок. Притягательный запах всесильной медицины. Белоснежная и крахмальная ткань на кушетке с геометрически безупречным отворотом, ровные корешки медицинских карт и справочников. Это было наслаждением для меня визуала и педанта. Кроме того, на мои вопросы, касающиеся случившихся и воображаемых недомоганий, я всегда получала разумный ответ, а не отговорку, как это водится у некоторых недобросовестных специалистов и взрослых.
Я узнала о пользе холода и льда при ушибах. Я наблюдала перевязку раненого пальца. Я присутствовала при извлечении нескольких заноз. Я помогала чрезвычайно точно измерять реакцию Манту с помощью металлической линейки. Я научилась мыть руки не менее двадцати секунд и никогда никогда не смотреть на включенную ультрафиолетовую лампу.
Увидев мой искренний интерес к медицинской помощи, медсестра вручила мне книжку с картинками о строении людей. Это был прорыв в познании физиологии человека. Вдобавок мне разрешали читать толстый справочник, когда я ждала очереди на прививку или плановый медицинский осмотр. Я читала внимательно, иногда задавала уточняющие вопросы, потом аккуратно возвращала том на место. В вопросах познания и порядка на меня можно положиться до сих пор.
Глава 11. Психологическое тестирование
Время от времени в детском саду с нами работали психологи. Они давали нам несложные задания и задавали вопросы. Большим разнообразием их усилия не отличались, но в детстве мне нравились почти любые тесты. Они тренировали мой мозг и вносили моменты новизны в размеренную детсадовскую жизнь.
Часто психологи просили детей нарисовать семью. Это я любила. Я рисовала маму и себя. Мы с мамой держались за руки. Если мы с мамой куда-то идем, мы всегда держимся за руки или мама ловит меня за капюшон, когда я пытаюсь складывать кубик Рубика или читать книжку на ходу. Нам с мамой так удобно и хорошо.
Вокруг меня и мамы на моих рисунках обычно летали игрушки, друзья, книжки и big data (она был изображена символически в виде цифр, графиков и n-мерных матриц). Так я пыталась стимулировать когнитивный потенциал интервьюера и хотя бы в примитивном виде донести до него суть маминой работы и суть происходящего этом мире. Мы ведь живем в мире самых разных больших данных.
Мама рассказывала мне про свою работу, и я лучше всех в детском саду, включая воспитателей и нянечек, понимала, что такое данные и куда движется мир в цифровом плане. Мир, несомненно, двигался в прекрасное будущее, где тот, кто сумеет получить, сохранить, обработать, правильно интерпретировать данные, будет королем или могучим монстром в зависимости от воспитания, унаследованных генов и личных мотивов.
Свою будущую работу, по просьбе психологов, я тоже изображала на бумаге. Я рисовала несколько симпатичных округлых доменов с названиями наук. Это были области достаточно интересные, чтобы я ими занялась, когда вырасту.
Часть подписей на этой схеме я шифровала во имя порядка и приватности. Шифрование я начала применять в шесть лет. Оно было вызывающе несложным. Я использовала известный механизм и примитивный ключ. Забавно, что ни один из психологов не только не расшифровал записанное, но даже и не догадался, что видит перед собой простейший шифр, доступный ребенку.
Все-таки психологию сложно считать наукой. Это милый сервис, в который идут работать преимущественно женщины, которые не хотят или не могут стать врачами, учеными, парикмахерами и шахтерами. Маленький Шнобель не соглашался со мной и отстаивал право психологии считаться полноценной наукой.
Пока мы с ним рассуждали о пользе и научности психологии, мы придумали концепцию летучего отряда боевых психологов, которые легко перемещаются по свету и помогают людям, попавшим в беду, обрести душевное равновесие и пережить потери. Мы некоторое время играли в летучих психологов и попутно разработали протокол первой психологической помощи в чрезвычайных ситуациях. Протокол был не так уж плох. Маленький Шнобель показал его дедушке-философу, и наш план помощи был в целом одобрен. Дедушка рассказал нам, что срочная психологическая помощь существует и психологи всегда прибывают на место больших катастроф, чтобы помочь пострадавшим людям.
Психологи в нашем детском саду на боевых профессионалов похожи не были, и летучий отряд из них вряд ли бы получился. Уже первая беседа с психологом показала, что мое графическое представление нуждалось в пояснении. Психологи обычно упрощенно трактовали изображения моих интересов, как облака. Я не спорила.
Эти специалисты явно не были знакомы с методикой выгрузки информации для размышлений в виде ментальных карт, матриц взаимодействия и факт-карт. У меня не было уверенности, что они смогут воспринять этот материал на первом же собеседовании со мной, поэтому я соглашалась с их незрелыми заключениями, объясняла им содержание рисунков простыми словами и шла заниматься своими делами.
Не всем психологам я казалась нормальным ребенком. Одна дотошная психологиня заметила, что я часто читаю во время общих игр и иногда забираюсь в шкаф или под стол, чтобы спокойно обдумать прочитанное или недодуманное. Она сочла это поведение ненормальным и поставила мне неприятный диагноз, который возмутил воспитателей и встревожил мою маму.
Я этого не знала, но меня ожидало повторное контрольное тестирование. Никаких сложностей по этому поводу я не испытывала. Все переживания из-за угрозы нехорошей записи в медицинской карте достались моей маме. Но что она могла поделать. Гениальных людей часто не понимают.
Глава 12. Неприятные вопросы
Маленький Шнобель успешно проходил все психологические собеседования. Для психологов он рисовал усеченный состав своей семьи в виде себя (неизменно в красных носках), брата, папы, мамы и кота Вареника. Он говорил, что мог бы попытаться нарисовать всех родственников, но неясно, когда и на ком пора остановиться: на тех, кого ты видел сегодня, вчера, на прошлой неделе, на самых ближайших по родству или по духу на текущий момент. Бабушки, дедушки с их котами, собаками, дядями и тетями, их женами и мужьями так целый день будешь рисовать. И тебя сочтут ненормальным.
Ненормальным, почему? спросила я Маленького Шнобеля.
Ника, как ты думаешь, зачем нас расспрашивают психологи и заставляют делать всякие штуки? задал Маленький Шнобель вопрос, который я сама должна была задать, если бы больше думала о других людях и их мотивах.
Ну, они так играют с нами, это их работа, предложила я очевидное, но расплывчатое объяснение.
Работа, да, но в чем цель? Маленький Шнобель сделал паузу и посмотрел на меня с вопросом.
Я тупила. Я по-детски предполагала, что мир вертится вокруг меня и ради меня. Все только и думают, чтобы сделать для меня хорошего. Но это не так, я уже знаю, что это не так. Так в чем же дело? Я посмотрела на друга.
Они ищут от-кло-не-ния, я тоже не сразу узнал, мой брат объяснил мне это, сказал Маленький Шнобель, спроси свою маму, если хочешь. Мне вот не нравится, когда у меня ищут отклонения и даже не предупреждают.
Маленький Шнобель очень заинтересовал меня своим утверждением. По пути из детского сада домой я решила получить разъяснения у мамы. Оказалось, Маленький Шнобель был прав. Тесты, картинки и задания были придуманы, чтобы выяснить особенности ребенка, включая отклонения. Так сказала мама.
А если отклонения найдутся, что с ними будут делать? спросила я.
Некоторые отклонения у детей можно скорректировать, некоторые нужно учитывать, ответила мама.
Мама, а у меня много отклонений? спросила я, чувствуя, что на меня наваливается пласт новых не очень очевидных и в перспективе неприятных сведений.
У тебя есть особенности, сказала мама, ты быстро учишься, многое схватываешь, ты любопытнее других, твоя чувствительность к запахам выше медианной, твоя память работает очень хорошо, просто превосходно.
Значит, у меня хорошие отклонения? спросила я.
Да, но в некоторых вещах другие дети тебя опережают, ответила мама, хотя это совершенно нормальная ситуация.
Понимаю, я леплю неидеально и не люблю капусту. Но это уже перестало быть проблемой. А Маленькому Шнобелю, мам, вообще не нравится, когда ищут отклонения без предупреждения и разрешения, сказала я.
Это обычная практика в детском саду. В ней много плюсов. Но Маленький Шнобель не совсем зря беспокоится, сказала мама, если кто-то знает наши уязвимые места, он может этим воспользоваться. Такие данные должны быть защищены.
А Маленький Шнобель говорит, что из-за таких вопросов человека могут посчитать ненормальным, продолжила я.
Маленький Шнобель опять беспокоится не без оснований, согласилась мама, некоторые наши особенности могут насторожить других людей. Люди, особенно не очень образованные или недостаточно осведомленные, опасаются тех, кто сильно отличается от них. И они могут отнестись к непохожим на себя или уникальным экземплярам с предубеждением.
Значит, мама, я должна отвечать на вопросы и делать задания так, чтобы выглядеть хорошо и быть похожей на всех, а не так, как я могу и мне хочется? спросила я.
Думаю, задания нужно делать наилучшим образом в 99 процентах ситуаций. Но ты могла бы подумать, в каких случаях не следует показывать свой высокий уровень знаний и умений. А когда отвечаешь на вопросы о себе, может быть, не всегда стоит шокировать собеседника. Подумай и тут сама, в каких случаях стоит, а в каких нет, предложила мама.