Владимир Курин
Вершина
Морозным январским утром мы с братом стояли у подножия скалы нашего новогоднего путешествия. Иногда, под плотно облегающую шапку проникало ледяное дыхание ветра, создавая мелодичное посвистывание, от которого по телу бежали мурашки. Под защитные очки с легким затемнением нет-нет да и залетали крошечные снежинки. И в эти моменты они напоминали те самые бумажные украшения на окнах и праздничной елке.
На левом плече позвякивали карабины и оттяжки, на правом кошки, на поясе ледорубы, френды. Перезвон металла вызывал легкую дрожь в теле, туманные воспоминания всей жизни до этого подножия и острый привкус того, что будет после.
Я смотрел брату в спину и пытался угадать его мысли. У близнецов мысли часто сходятся, но я усомнился в схожести наших мыслей касательно подъема когда поравнялся с ним и посмотрел в его голубые глаза. В них было куда больше решительности, чем во мне. Твердый, горящий пламенем взгляд устремлен в каменную стену, вершина которой пряталась в густых, серых облаках. Такой взгляд говорит, что человек уверен в том, что делает и в том, что завершит начатое, чего бы это ни стоило. Он заклинал взглядом каждый промерзший камушек этой скалы, чтобы тот не откололся под нашими руками и ногами.
Моя дружба со скалами была не столь близка. Наверное, поэтому я стоял и теребил пальцами гладкую веревку, словно наглаживая домашнего питомца, чтобы тот верно и надежно служил на протяжении всего нашего пути. Затем переключился на холодную сталь шипов кошек, моля их о цепкости и остроте, такой же, как у их одноименных животных. Я пробежал пальцами по всему снаряжению, поговорил без слов со всем чьей надежности вверял свою жизнь.
Утреннее солнце выглянуло из-за облаков. Маленькие сугробы снега на отвесных выступах скалы заиграли цветами радуги, камень, кое-где покрытый изморозью, засверкал зайчиками.
Мы уселись на снег, натянули кошки поверх ботинок. Я еще раз пробежал пальцами по острым когтям:
Не подведите. прошептал я.
Мы подошли к месту старта. От солнца мелкие снежинки таяли, превращаясь в ручейки, и стекали вниз по шершавым дорожкам каменной стены. Свежий, чистый воздух дурманил и ненадолго закружил голову. Ветер сдувал со скалы песчинки сухого снега.
Я обмотал вокруг кисти правой руки шнур ледоруба, крепко сжал в ладони рукоять и с силой всадил острие в узкую расщелину между камней.
***
Я встал ногами на большой камень и занес левую руку назад, чтобы с размаху вонзить ледоруб в камень. Сделал глубокий вдох и прищурил глаза при мысли, что осколки могут попасть мне в глаза, хоть на мне и были очки, но инстинкт взял свое. Егор схватил меня за руку. Его хватка сегодня была особенно крепкой.
Артем, не делай петлю на руке, он кивнул на мою правую руку, не лишай себя возможности сделать лишнее движение, когда это понадобится.
Я сглотнул, и кажется сделал это слишком громко, судя по взгляду Егора. Его лицо имело четкие контуры. Неужели оно было таким всегда? Я никогда не всматривался, просто знал его лицо и все. Такое ощущение, что его нарисовали грубым карандашом, нарочно обводя несколько раз каждую черточку. Брови с четкой линией, выразительные голубые глаза, острый нос и губы, которые, кажется, не умеют улыбаться.
Я посмотрел на свою правую руку и, немного помедлив, крутанул кистью, чтобы скинуть один оборот лямки.
А это понадобится? спросил я по-детски неуверенным голосом.
Кто знает, но так будет лучше. буркнул он и отпустил мою левую руку, затем взглянул вверх, в бесконечность, где прятался финиш нашей полосы препятствий. Вперед! гаркнул он и быстрыми ловкими движениями вскарабкался на добрых пару метров вверх, Двигайся за мной, брат!
Между нами почти натянулась веревка длиной не больше двух с половиной метров, чтобы в случае падения одного из нас амплитуда рывка была минимальной. Егору сорваться было куда легче, чем мне, он двигался быстрее и смелее, но нужна ли здесь скорость. А я выступал балластом и грузом. Думаю, без меня он поднялся бы в два, а то и в три раза быстрее.
Не отставай, крикнул Егор сверху, когда мы поднялись метров на сто пятьдесят если не хочешь закончить как он.
Кто он? спросил я, но Егор, похоже, не услышал. Я поднял голову вверх и увидел, что он указывает своим ледорубом в сторону.
На метровом выступе, съежившись, сидел обмороженный человек. Точнее то, что от него осталось. Из трещин на его лице торчали промерзлые обрывки мяса и сухожилий. Лохмотья рваной кожи трепыхались на ветру, как и одежда, полопавшаяся от морозов и ветров.
Я еще крепче сжал в руках ледорубы и как можно ближе прижался к холодному камню, который теперь бил в нос запахом смерти.
Вверху послышался резкий звонкий удар. Я боялся шевельнуться, но все-таки посмотрел на Егора. Он закрепился и теперь спокойно отдыхал.
Я не дам тебе погибнуть, брат, сказал он и посмотрел на меня а ты не дашь погибнуть мне. Мы вместе, в любом случае. Давай поднимайся ко мне, отдохнем.
Он прав. Мы всегда вместе. Во всех случаях. Побеждаем вместе, проигрываем тоже. Летом мы летали на дельтопланах и полотно моего лопнуло. Меня начало швырять из стороны в сторону, вверх и вниз. Я думал это конец. Уже мысленно попрощался с Егором и родителями, но Егор он подлетел ко мне, зацепил меня крюком, и мы жестко, но все же приземлились. А вот теперь я снова на высоте и мне чертовски страшно, но Егор рядом, и это немного успокаивало.