Свет далёкой звезды
Лана Кузьмина
© Лана Кузьмина, 2022
ISBN 978-5-0053-4534-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Мы работаем вместе почти семь лет, с тех самых пор, как Аня устроилась в нашу школу учительницей. Первые годы мы почти не общались. Разница в возрасте больше тридцати лет, да и я не стремлюсь к общению с кем бы то ни было. Молодых коллег я не понимаю, старые раздражают бесконечным брюзжанием по поводу и без. Как же тогда я могу работать в школе с таким-то отношением к людям? Дети это другое. Чтобы не говорили о падении нравов, жестокости и тупости нынешнего поколения, мне трудно принять на веру эти пустые сплетни. Мои ученики разные: есть среди них и совершенно неуправляемые, с трудом обучаемые и ленивые, но в общей массе они ничем не отличаются от тех школьников, которые жили и десять, и двадцать, и тридцать лет назад. Дети лечат мою душу, успокаивают, несмотря на то, что мой предмет «французский язык» не считается у них важным и увлекательным.
Аня обратила на меня пристальное внимание тогда, когда в школе стало известно о смерти моего сына. Он скончался много лет назад, но я не хотела рассказывать о том, что осталась совсем одна. Не выношу бесконечных расспросов, сплетен, перешёптывания за спиной, формальных, а потому пустых, слов соболезнования. Цену людской молвы я познала ещё в молодости, когда вернулась в отчий дом с грудным сынишкой на руках. Муж навсегда остался лежать на кладбище под Оренбургом пьяный водитель грузовика не оставил ему шансов. Мои родители жили на окраине Москвы в деревушке, которая в то время ещё не стала частью столицы. Ох, и перемыли же мне косточки деревенские кумушки! Все до одной были убеждены, что ребёнка я нагуляла неизвестно от кого, и погибший муж всего лишь отговорка беспутной девки.
Молчала я и о том, что моего сына осудили и посадили в тюрьму на долгих шесть лет. Разве получится объяснить, что за решётку он попал по глупости, забравшись на спор в оставленную на зиму дачу, и вытащил оттуда всего лишь пару кастрюль и прочую мало полезную утварь. Он был виноват, не спорю, но наказание не соответствовало содеянному.
Когда коллеги узнали о смерти Севы, по школе пополз мерзкий липкий шёпот. Говорили, что его убили в тюрьме, что он был наркоманом и скололся, что его застрелил при задержании полицейский. Ничего из этого не соответствовало действительности. Но кому какое дело до действительности? Если сделать из умершего монстра, то и говорить, и обсуждать его смерть не так страшно. Смерть перестаёт казаться несправедливой, становясь расплатой за бездарно растраченную жизнь.
У Ани есть одно не очень хорошее качество она всех защищает, не понимая, что не все могут или хотят принять её защиту. Я-то в ней точно не нуждалась. Тем не менее однажды вечером в учительской она громко стукнула журналом о столешницу и, когда присутствующие замолчали, чётко произнесла:
Это подло! Подло шептаться за спиной о вещах, о которых понятия не имеешь! Не разобравшись, поливать грязью человека, который уже не может ответить! Вы очень меня разочаровали!
Кто-то нервно засмеялся и упомянул весеннее обострение и ПМС. Кто-то громко фыркнул и сообщил, что не нуждается ни в чьём одобрении. Большинство же не отреагировали никак.
Я стала невольной свидетельницей этого монолога, замешкавшись у двери в учительскую. Зачем? Ну, зачем она подняла эту тему? Шептаться меньше не стали, только объектов сплетен отныне стало два.
То ли из-за собственной изолированности, то ли из-за жалости к одинокой старухе, Аня с того дня стала уделять мне повышенное внимание. Она не упоминала моего сына, не жалела в открытую. Просто стала чаще подходить, разговаривать на отвлечённые темы, поджидать утром у входа в метро, стараться вместе возвращаться домой по вечерам. Но мне не нужна её забота! Её навязчивость надоедала, но вместе с тем я боялась прогонять её. Стоит признать, иногда она умела поднять мне настроение.
Вчера она протянула мне толстую пачку бумаги.
Мой муж написал книгу, сказала она. Мне бы хотелось, чтобы вы прочитали и высказали своё мнение.
Почему я? Почему не Полякова? Литература её профиль. Разве что ваш муж писал на французском.
Вы мудрая женщина, вы оцените душой, а Полякова начнёт расчленять написанное на термины и выдаст профессиональную оценку, которая почти никогда не совпадает с мнением обычных читателей.
Я с сомнением посмотрела на рукопись. «Свет далёкой звезды» значилось на титульном листе.
Не люблю фантастики, попыталась отговориться я.
Это не фантастика. Просто рассказ о детстве, юности. Размышления о жизни и смерти
Доморощенный философ, значит. Повезло, нечего сказать!
Просто попробуйте! уговаривала Аня. Пару страниц. Не понравится вернёте и скажете, что не смогли читать.
Я взяла рукопись. Надо же! Не поленилась распечатать. Думает, я совсем древняя отсталая от жизни старуха, не знающая как подойти к компьютеру. Несмотря на возраст, я предпочитаю читать электронные книги, пользуюсь интернетом и знаю не понаслышке о социальных сетях (в них я пассивный читатель с полупустым профилем).
Понимаете, продолжала Аня. Нужно, чтобы прочитал кто-то третий. Я пристрастна, а муж в свой талант не верит.
Я видела её мужа. Высокий, худой и нескладный, он производил впечатление угрюмого и нелюдимого человека. В тот день встречал жену у школы. Я попыталась быстро распрощаться, но меня остановили: «Вы нам совсем не мешаете!»
Не вас ли случайно я видела две недели назад в книжном магазине? поинтересовалась я. Вы, кажется, книгу издали?
Случайно меня, он смутился и почесал нос. Ерунда сказки я не хотел меня обманули
Говорил он отрывисто, проглатывая окончания слов. По его манере общения, по нежеланию смотреть в глаза и незнанию, куда спрятать свои руки я решила, что он страдает аутизмом или другим подобным синдромом. Не может же в самом деле взрослый человек так стесняться и зажиматься перед другими людьми! Тем более сказки! Для так и не повзрослевшего внутри человека написание именно сказок не удивительно. Удивительно другое: Аня рассказывала, что её муж работает врачом в детском онкоцентре. Не думаю, что угрюмый вид полезен бедным больным детям, каким бы хорошим специалистом он не был.
Это его коллеги отправили в издательство рукопись, пояснила Аня. И её приняли! Представляете? Это же здорово!
Муж её выглядел не счастливым, а измученным. И вот теперь мнение! Обязательно моё. Отнесли бы коллегам. Ах, да! Он же стесняется! Глупо. Тем не менее я взяла у Ани рукопись. Пробегу через строчку, а после скажу, что нормально. Я больше, чем уверена, что ничего особенно хорошего я в ней не найду, а плохое говорить не хочется.
Вечером позвонила сестра.
Зоя! Зоя! кричала в трубку Валя. Он женится!
Кто женится? Твой сын? Давно пора. Серёже тридцать семь, а Валя никак не может понять, что он уже взрослый.
В субботу вечером он её приведёт! Наверняка лимита какая-нибудь! Приезжай! Окажешь моральную поддержку!
Никто уже давно не говорит «лимита», вздыхаю я. И потом вы же не в Москве живёте.
Так в Подмосковье! Кто не сумел в Москве зацепиться, все в Подмосковье лезут! Ну, ты едешь? Я уже всю валерьянку выпила!
Валя известная паникёрша, делающая из малюсенькой проблемы огромную проблемищу. Не удивлюсь, если она «вызвала» к себе и нашу старшую сестру Наташу. Бедный Серёжа! Так он никогда не устроит личную жизнь.
Всё-таки я еду. Сажусь в электричку и уже в вагоне вспоминаю, что так и не выложила из сумки рукопись Аниного мужа, а путь предстоит долгий. Делать нечего! Чтобы убить время, приходится читать.
Начало
Нам кажется, что звёзды были всегда. Что мы рождаемся и умираем под одними и теми же созвездиями. Что небо неизменно. А на самом деле оно мертво. Когда мне было лет восемь, я придумал себе очередную страшилку. Я лежал без сна в кровати и смотрел на небо точнее на одну-единственную звезду, светившую мне в окно. А что если бы все звёзды в мире однажды погасли? пришло в голову, и я похолодел от ужаса.
Мы бы просто этого не заметили, успокоила Таня. Сестра умела спасать меня от приступов паники и глупых выдумок. Ведь свет от звёзд идёт до нас миллионы лет. Представляешь, звезда погибла, а мы до сих пор её видим!
Я немного успокоился. На мой век хватит. И только многие-многие поколения спустя небо станет угольно-чёрным. Мне внезапно стало жаль своих будущих потомков. А потом вдруг подумал: а что если мы есть то самое последнее звёздное поколение, что если не сегодня-завтра произойдёт катастрофа, что если я живу восемь лет и все эти годы смотрю на мёртвое небо, полное не звёзд, а лишь их рассеянным по вселенной светом.
Таня сказала, что я должен стать философом, раз меня занимают подобные вещи. А я ответил, что любой человек философ, потому что каждый размышляет и задаёт вопросы.
Как ты думаешь, спросила тогда сестра, что остаётся, когда умирает человек? Не может же он просто взять и сгинуть в никуда? Без следа? Словно его и не было?
Я не знал, что ей ответить.
Часто мне снится один и тот же сон. Длинная улица с деревянными домиками, берёзки у дороги. И мы с отцом идём под руку. От него привычно пахнет табаком и мылом, он что-то говорит мне, но я не могу запомнить. Наконец, мы подходим к небольшому домику, украшенному причудливой резьбой. Отец открывает калитку, и мы попадаем в яблоневый сад.
Смотри, Генка! говорит он. Это белый налив. Самый ранний. Потом поспевают мельба и коричневка. После кислая антоновка, и самый последний богатырь.
Я удивлённо озираюсь. Все сорта, что перечислил отец, висят на ветках, яркие и зрелые. Все одновременно. Оказывается, здесь всё совсем не так, как у нас.
Дальше огород. Я слушаю о том, чем отец удобряет почву, как защищает от чёрной гнили помидоры, как борется с тлёй. Раньше он не любил копаться в земле, а сейчас кажется очень счастливым.
Наконец дом. Поднимаясь на крыльцо, я едва переставляю дрожащие ноги. Я знаю, что ждёт меня внутри. Я предвкушаю и боюсь этого, мне хочется зайти и в то же время что-то невольно тянет прочь.
Она сидит на кухне. Я не могу разглядеть лица, фигуру, ничего. Лишь белый ослепительный свет и подступающая ко мне волна безграничной доброты и нежности. Она обволакивает меня своей пеленой, и эта невыносимая сила любви разрывает моё сердце невозможностью своего воплощения в реальной жизни.
Я вскрикиваю «Мама» и просыпаюсь. Лицо моё мокро от слёз, и долго я потом лежу после без сна, оплакивая не столько смерть родителей, сколько горечь от того, что память моя не сохранила черт маминого лица, оставив мне в наследство лишь малую часть осколков моего детства. И тогда мне начинает казаться, что у меня нет прошлого, что всё, что видится мне порой во снах лишь иллюзия, выдумка маленького мальчика, которому так хотелось верить в бессмертие мамы и папы, что он создал для них идеальный мир, поселил среди вечно зрелых яблок и ясного солнца с тем, чтобы иметь возможность пусть ненадолго, пусть во снах, но приходить к ним, бродить под руку с отцом и купаться в безграничной маминой любви.
Глава 1
Декабрь. Такой же ледяной как тогда, много лет назад. Я стою у окна, вглядываясь в белую мглу, поглотившую город. На прошлой неделе мне исполнилось тридцать три года, возраст Христа, время переоценки собственной жизни. Пресловутый кризис среднего возраста накрыл меня с головой. В голову приходят мысли о бессмысленности собственного существования, ночные кошмары, воспоминания
Я стою у окна, охваченный странным состоянием отрешённости и в то же время погружённости в окружающую действительность. Я вижу каждую кружащуюся в потоке снежинку, слышу похрустывание снега под ногами бегущей по улице девушки, чувствую холодное покалывание зимы на своём лице.
Впервые подобное состояние накрыло меня много лет назад. Мне было шесть, и я впервые в жизни увидел море. Родители сняли домик на побережье. Когда-то он принадлежал умершему профессору словесности. Я так хорошо запомнил, потому что мне очень понравилось это слово. Сло-вес-ность. Оно мягко перекатывалось на языке, и я ходил словно помешанный, повторяя его про себя.
С погодой нам не повезло. Тем летом на побережье то и дело обрушивались дожди. В подобные дни родители ходили в гости к соседям: сидели на застеклённой террасе, пили вино и смеялись. Их разговоры вызывали скуку, а взрослые шутки недоумение. У соседской четы детей не было, и мы с сестрой оставались дома. Для Тани непогода не стала проблемой. Она всегда умела себя занять. Вот и в тот раз она отыскала в профессорской библиотеке книгу и, забравшись с ногами в плетёное кресло, погрузилась в написанное.
Я же просто не знал, куда себя деть. Сначала слонялся по комнате, разглядывая забавные поделки, выстроившиеся на подоконниках. Потом мне надоело это бессмысленное хождение, и я уселся на диван, уставясь в длинный стеллаж у противоположной стены. Моё внимание привлекла толстая книга. Название стёрлось от времени, и от этого старый том манил ещё сильнее. Казалось, внутри него можно обнаружить витиеватые письмена и изображения загадочных существ. Он должен был быть похож на фолианты, которые я видел однажды в историческом музее, куда нас с сестрой водил отец. Хотелось встать, подойти и взять желанную книгу. Но я сидел, не шевелясь, потому что считал, что если прикоснусь к ней хоть пальцем, то она исчезнет, превратившись в пыль.
Тогда и пришло это чувство. И я был уже не Генкой Григоряном, шестилетним мальчишкой, а частью огромного шумного мира. Я обвёл взглядом комнату и обомлел от неожиданной яркости бытия. Дождь на минуту остановился, и в оконном стекле плыл голубой лоскуток неба, прозрачный как органза. Словно прозревший слепой я разглядывал изящный узор тюлевых занавесок, мыльные разводы на плохо вымытых стёклах, старые деревья в саду, их сухую растрескавшуюся кору, каждую извилинку этой коры. Я видел муравьёв, носящихся по стволу, колонию тли, божью коровку с шестью точками на красном округлом тельце.
Словно обретший слух глухой слышал я тихий шелест листьев за окном, голоса на соседней террасе, шуршание мыши в подполе и почти неуловимое потрескивание отстающих от стен обоев. Но самыми удивительными были запахи: извёстка, бумага (всё те же обои), жёсткая обивка дивана, старые книги, деревянный стол и занавески всё пахло по-своему, неповторимо и чарующе.
Когда я очнулся, всё стало скучным и обыденным. Почувствовав, что сижу на диване и у меня по-прежнему есть руки, ноги и голова, я, наконец, решился пересечь комнату и взять с полки книгу. Перелистнул страницы. Оказалось, что это обыкновенный, датированный пятьдесят вторым годом, справочник со множеством таблиц и цифр, понятных лишь специалисту.
Сейчас я снова растворяюсь во вселенной. Вы знали, что среди миллиардов снежинок не найти двух одинаковых? Я вижу каждую из них удивительную в своей уникальности. Слышу их лёгкое потрескивание.
Пап, ты чего опять завис? оборачиваюсь. Лика смотрит на меня с осуждением, прям, как маленький!
Смешно слышать подобное от одиннадцатилетней девочки. Но она у меня такая материалистка до мозга костей. Презрительно фыркает, когда маленький Марк просит рассказать сказку или когда я придумываю для него разные истории. Помню, как Лика нашла во дворе ключ, красивый, почти игрушечный.