Я всё равно его не брошу! на глазах у Нины снова выступили слёзы. Ни за что не брошу!
Почти каждый день Веня ждал Нину возле школы. Я к тому времени изменил свой способ завязать дружбу с одноклассниками и вместо того, чтобы надоедать им рассказами, поменял свой маршрут до дома. Раньше, когда все дружно сворачивали налево, я уныло плёлся направо к своему ненавистному бараку. Теперь же я уходил со всеми, делал большой крюк по городу и, проводив почти всех товарищей, приходил домой с приличным опозданием.
При этом я не навязывал общения, не лез со своими выдумками. Просто шёл рядом, ловя каждый звук и движение. Если мне удавалось вставить хотя бы крохотное слово в общий разговор, то я просто светился от счастья.
Мы часто встречали Веню. Он стоял привалившись к школьному забору, высматривая подругу. Иногда, прикусив нижнюю губу, рисовал в блокноте.
Опять этот придурок здесь торчит! возмутился однажды Коля Крайнов. Чего тебе здесь надо? Пошёл отсюда!
Веня не пошевелился. Только откинул со лба чёлку и пристально посмотрел на нас. Глаза у него оказались удивительными, светло-серыми, почти прозрачными, с рыжими крапинками по краю радужки.
Урод! Серёжка Парфёнов плюнул ему под ноги и быстро отбежал подальше, Урод и глаза у него уродские!
Чего в забор вцепился, урод! не унимался Крайнов. Ноги не держат? Отцепись и топай, пока не наваляли!
Веня даже не моргнул. Просто продолжал смотреть. Мелкий Витька Шалимов крикнул:
Двинь ему!
Крайнов подбежал и со всего размаху пнул Веню в живот. Тот согнулся от боли, но глаз не опустил. Губы его дрогнули словно в усмешке.
Не трогайте его! по дороге бежала Нина. Парфёнов сгрёб её в охапку, не давая подойти ближе.
Гляди-ка, не плачет! удивился Крайнов. Ты чего не плачешь? Плачь!
Заплачь-заплачь-заплачь! беспокойно тараторил Шалимов, бегая вокруг Вени и заглядывая ему в лицо.
Веню начали щипать, дёргать за волосы, бросать в глаза песок, заставляя заплакать. Нина повисла на грузном теле Парфёнова как маленькая собачка, вцепившаяся в дога и ревела. А я просто смотрел. Молча. Не из страха. Нет. Я не боялся. Меня охватило тупое равнодушие. А потом мир обрушился на меня во всех своих ужасающих подробностях. Плач Нины словно усилился в миллионы раз, оглушая. Вся злость и ненависть нападавших равно как и боль пострадавшего пронзила меня насквозь. От запаха крови мутило. Но я всё равно стоял и молчал.
Я мог бы объяснить тот глубокий ступор, в который впал, особенностями организма и невесть откуда взявшейся особенностью видеть мир глубже, чем остальные, о которой я никогда не просил. Я мог бы сказать, что и не виноват вовсе, потому что и пальцем не прикоснулся к Вене. Мог бы, но подобное объяснение ничего не смогло бы изменить. Сам для себя я бы так и остался подлецом.
Кто-то крикнул: «Хватит! Лежачих не бьют!» И мальчишки расступились. Веня, уставившись в небо, лежал на земле. Из левой ноздри стекала тонкая струйка крови. Я решил, что он умер. Нина заревела в голос. Внезапно Веня повернул голову.
Нормально, едва слышно простонал он и улыбнулся. Улыбка вышла кривой и неестественной.
Так и не заплакал, разочарованно протянул Крайнов. Что ж с тобой сделать? А?
В этот момент я и заметил Венин блокнот с синей обложкой. Блокнот, который он не выпускал из рук, в котором он рисовал что-то важное и который наверняка был ему очень дорог.
Я искренне считал себя хорошим ребёнком. Слушался взрослых, выполнял все их порой нелепые требования. Жадно впитывал в себя ненавязчивые поучения из книг, из которых точно знал, что добро неизменно побеждает зло, что в жизни следует совершать только благородные поступки и что к людям надо относиться так, как ты хочешь, чтобы они относились к тебе.
Я хорошо это знал, но мне до боли хотелось иметь друзей. Мне нужно было доказать, что и я чего-то стою. Чтобы Крайнов потрепал за плечо, обронив уважительное «молодец, Генка», а Парфёнов пожал руку и сказал «плевать на это стёклышко, ерунда, я и забыл давно».
Я потянулся за блокнотом, поднял его повыше и, набрав в грудь побольше воздуха, крикнул, подражая Кольке:
А это что такое? Что за каракули?
Веня попытался подняться, и Парфёнов толкнул его обратно на землю.
Фигня какая-то, я листал блокнот, вырывая листок за листком. Букеты цветов, деревенские домики, машины с трамваями, человеческие лица, деревья у реки летели на грязную землю и уносились ветром. Про себя я отметил, что Веня и правда неплохо рисует. Меня накрыла жгучая зависть. Я стал не просто вырывать страницы, но и рвать их на мелкие кусочки.
И тут Веня заплакал. Заскулил тихо словно щенок, по щекам медленно потекли слёзы. Мальчишки смотрели на меня с восхищением, и я почувствовал себя королём мира.
Молодец, Григорян, здорово придумал, Крайнов обнял меня за плечи.
Здорово ты его! Здорово! прыгал рядом Шалимов.
Парфёнов взял мой рюкзак и мы пошли. У поворота я обернулся. Нина смотрела на меня. В её глазах не было ни злости, ни ненависти. Только разочарование.