Манера разговора Доржи своеобразна, но привыкнуть к ней можно. Примечательно то, что во время работы он общался нормально, мимикрируя под собеседника и перенимая его манеру разговора. А вот почему он с нами разговаривает как философ-имбецил это загадка.
Есть крупная работа. Капитан сплющил опустевшую банку и перешёл к следующей. Мелкие тоже будут. И было бы, чёрт тебя дери, неплохо, если бы ты уже занялся своими обязанностями.
Да без базара, кэп, дай бухнуть и всё будет в ажуре, с этими словами он плюхнулся за стол, подхватив фиолетовую бутылку, и мигом выжрал треть. У нас же имеется место, чтобы перекантоваться?
Третий этаж этого дома, вход со двора, второй подъезд. Там две двери, наши комнаты за той, что облита каким-то оранжевым дерьмом. Выберешь любую свободную койку. Ян, тебя тоже касается. Правила поведения знаете.
Дождавшись осмысленного взгляда от нас обоих, Бубнов бросил каждому по дубликату ключа и откинулся на спинку стула. Вернулся Гнидой с двумя бутылками с пометкой «70 %». Окинув нас презрительным взглядом, он присоединился к застолью. Вдруг его губы тронула улыбка, ехидный взгляд устремился на меня. Предположу, что ничего приятного не прозвучит.
Эй, бездарь, ты так и не рассказал, как просрал ногу. Да и снарягу, сколько ты там за неё отдал?
Много. Очень, вздохнул я огорчённо. А чего ты радуешься, хирургический набор я тоже посеял.
Да говно твой набор, его можно заменить канцелярским ножом и степлером. И не лезь в хирургию, как занимался первой медицинской помощью, так и занимайся.
Это уже не тебе решать.
Может, и мне. Ты от темы не отходи, где нога, инвалид?
Плесень сожрала, нехотя произнёс я и под заливистый смех самовлюблённого эскулапа уставился в противоположную от его физиономии сторону.
Вернулась Инес, в руках у неё было очередное устройство для группового курения. Ну в этот раз ей хотя бы компанию составят Доржи и Флюгер, как и всегда, не прочь подымить за чужой счёт.
О Доржи. Оклемался? Как ликёр?
Нормальный, хорошо идёт.
Конечно хорошо. Ты мой ликёр хлебаешь, падла.
Одной рукой ставя свою ношу на стол, а другой вырывая бутылку из смуглых пальцев, она успела оценить полноту тары на просвет, недовольно пробормотать что-то нечленораздельное и осушить её одним залпом.
Ладно, «медуза» для всех, присасывайтесь, кто хочет. Только от этого говнюка меня отгородите. Инес кинула недоброжелательный взгляд в сторону всё ещё улыбающегося Гнидого и плюхнулась на оббитый драным кожзаменителем стул.
Вечер продолжался предсказуемо перекрёстное опьянение, бессмысленные разговоры, лёгкие оскорбления. И, казалось бы, ничто не могло омрачить отдых, но Гнидой поднял вопрос о делах.
Так что с работой? Я про полноценную, ты нам корабль обещал.
Не вам, а себе. Заказчик есть, завтра встретится с нами. Ему надо видеть всю команду, поэтому завтра сбор, здесь же, ближе к вечеру. Кто не явится лишу денег за подработки. Бубнов смял очередную опустевшую банку и уставился в никуда задумчиво-замутнённым взглядом. На послезавтра нужны двое-трое. Запугать на переговорах какого-то барыгу. Оплата небольшая, местной валютой. Доржи и Флюгер идёте точно. Гнидой, пойдёшь?
Не в этот раз.
Как знаешь.
Эй, Бубнов, я пойду.
Мне нужны были хоть какие-то деньги и брезговать даже такой работой у меня намерения не было. Вот только капитан думал иначе.
Не пойдёшь.
Почему это?
Я сказал запугать, а не рассмешить.
Флюгер разговаривает как умственно отсталый, но ты же его берёшь.
«Отсталый» удостоил меня взгляда, в котором читалось наполовину осмысленное негодование и желание врезать.
Он выглядит как головорез. Взгляд капитана сфокусировался на мне. Если тебя увидят, то со смеха помрут. Свободен, приводи себя в порядок.
Капитан, будь человеком, я с голоду помру же!
Не ори, будет ещё работа, чуть позже. На, держи, курс где-то восемьдесят к одному, с этими словами он бросил мне свёрток бумажек, при ближайшем изучении оказавшихся местной валютой.
Бегло осмотрев подачку, я насчитал пять-шесть тысяч. Так, если восемьдесят к одному, то это сколько будет? Пекуний семьдесят? Ну хоть так.
Спасибо где? спросил капитан и недовольно рыгнул.
Так ведь всё равно из жалования вычтешь.
Вычту, но ты
Начинающуюся тираду кэпа прервала фигура средних пропорций, подошедшая к столу. В ней я узнал одного из двух новичков, спасшихся в капсулах.
Ну привет, команда тварей и кидал. Здравствуй, главный говнюк.
Я знал, что капитан обычно с ленью реагирует на оскорбления в свой адрес, но только до определённого предела, и внезапный гость почти его достиг.
Акмар. Ты попутал? Капитан медленно поставил банку, облокотился на стол и в воцарившемся молчании перевёл тяжёлый взгляд на прибывшего.
Заткнись, паскуда. Ты убил своих подчинённых и моего друга. Ты самый жалкий и самый говнистый человек. Живи и оглядывайся, мразь, я ещё приду за тобой.
Полный ненависти новичок, к своему несчастью, очень плохо разбиравшийся в людях, повернулся и собрался уходить, но тут подала голос Инес.
А что с Кяторокой?
Выблевала свои лёгкие, эти слова он бросил уже уходя.
Инес грустно вздохнула и вновь вернулась к втягиванию дыма из «медузы». Как только за Акмаром закрылась дверь, капитан начал говорить:
Флюгер, Гнидой, за ним. Геолокацию его БПК скину. Избавьтесь так, чтобы его никогда не нашли. После удостоверьтесь, что Кяторока тоже мертва. Выполнять. Чёрт, и где Двадцатка, когда она нужна? вполголоса ругаясь, кэп полез в свой БПК.
Парочка душегубов направилась за неудачником, который минуту назад обменял свою жизнь на мгновение пафоса. В том, что существование его оборвётся, сомневаться не приходилось. Он был родом с какой-то индустриальной планетёнки и большую часть своей недолгой жизни провёл у станка. Матёрый рецидивист на пару с циничным коновалом, который тоже достаточно поубивал за свою жизнь, не оставят ему и шанса.
После того как за сокомандниками захлопнулась дверь, Доржи выдохнул дым в потолок и как-то мечтательно произнёс:
Ещё один жалкий придурок называет других жалкими. Прозаично, собака. После глубокомысленной фразы он вернулся к втягиванию сладковатого дыма из «медузы».
А то ты не жалкий? спросила у него Инес.
Не-а. Я хотя бы жив.
Жалок, Доржи, ещё как жалок, задумчивый голос Бубнова прозвучал инородно. Это вообще в природе людей быть жалкими. Каждый человек жалок в принципе.
На пьяную голову капитан периодически нёс чушь.
Хочешь сказать, что все люди жалкие?
Инес могла задавать осмысленные вопросы, и её голос почти не изменился. Видимо, в этот раз в «медузе» было что-то послабее, чем в прошлый. Но этого было достаточно, чтобы перестать здраво оценивать степень адекватности собеседника.
Да. И вы в первую очередь, с этими словами капитан скомкал очередную банку и встал. Доржи, нужен надёжный источник снаряги уже на этой неделе. И нормальных подработок поищи. Инес, корабль будет отвечать федеральным стандартам, сама знаешь, к чему готовиться. Ян. Ян, перестань выглядеть, как облезлый пёс.
Отвернувшись и слегка пошатываясь, он устремился к двери выхода.
Нормас, наверное, это ему больше не нужно.
Доржи, после того как Бубнов покинул помещение, потянулся за остатками пойла под стулом. Я успел выхватить две жестянки. Доржи укоризненно посмотрел на меня, после чего вложил в протянутую руку Инес банку и приложился к другой сам.
Тут и так мало осталось, больше не получишь.
Мне и этого хватит, жалкий Доржи.
Будешь повторять это я тебе в пиво плюну.
Это не пиво.
А тогда что?
Ладно, пиво. Так тебя задели слова про жалких людей?
Я с удовольствием открыл банку и принялся ждать ответа от Доржи.
Да не особо, отозвался тот, скорее я чувствую их сраную несправедливость. Но мне в принципе побоку.
Я не согласна, грош цена его словам. Вот кто ещё кроме людей покорил космос, а? в голосе Инес прозвучал намёк на обиду.
Лнео и тагероны, но без первых мы бы ничего сами не сделали, говоря это я понимал, куда диалог пойдёт дальше.
Чушь! Нам нужен был лишь толчок, мы его получили! Теперь люди лидируют по количеству заселённых планет, и в этом нам никто не помогал!
Заселённых, как эта? я иронично усмехнулся.
Да. И хватит смеяться над подобными планетами, мы кормимся за их счёт. На богатых контрабандные товары не производят.
Но есть исключения.
Именно что исключения.
Подожди-ка, ты в светлое людское будущее веришь, что ли?
А что не так, Ян? спросила Инес. Мы себя вроде обезопасили от войны на уничтожение, теперь остаётся только жить. И удовольствие от этой жизни получать.
Мы в анальном рабстве у лнео.
Вздор же. С чего ты это вообще взял? Они нас не контролируют. Вот тебя сейчас они контролируют, а?
Почему-то настроения не было. Подумав, я решил попытаться оставить за собой последнее слово.
К чёрту тебя с твоими розовыми мечтами. Я согласен с капитаном человечество жалко. Оставайтесь тут со своими дурацкими представлениями.
Под недовольный комментарий Доржи «а я-то что?» взял ещё не откупоренную банку и собрался уходить, но тут прозвучал голос Инес:
Если каждый человек сойдёт с ума, то никто не будет сумасшедшим. Если каждый человек жалок, то не жалок никто.
Я лишь хмыкнул и откланялся. Меня ждали более занимательные темы для размышления: вроде «как капитан умудрился достать корабль федерального образца», «где найти новую ногу» или «сколько было винилового спирта в том дерьме, которое я только что выпил».
Глава девятая. Недвусмысленный привкус
Утро, пришедшее с выжигающими сетчатку лучами солнца, началось с ноющей боли в обрубленной ноге, которую совершенно негармонично дополнял лёгкий звон в ушах. Неприятные ощущения в животе уже стали обыденностью. Ну ничего, когда-нибудь я сдохну и всё будет хорошо.
Пробудившись, я обвёл взглядом кровати, находившиеся подле меня. Слева у стены дрых Доржи, из его рта вытекала желтоватая слюна и впитывалась в подушку. Образовалось внушительное мокрое пятно. Кровать между ним и мной была пуста. Справа лежала Двадцатка в своём закрывающим голову шлеме скорее всего, пришла ночью и смотрела в потолок оранжевыми окулярами, распространяя по комнате запах немытого тела. Может, заснула, но это вряд ли, уже и не вспомню, когда она спала при мне в последний раз. Рядом с ней, как и всегда, лежала пара использованных одноразовых шприцов и полупустые блистеры разноцветных таблеток.
В комнате, кроме четырёх кроватей с тумбочками и рассохшегося шкафа, мебели не имелось. Грязное окно было наполовину закрыто одинокой пыльной шторой. Вторую, видимо, спёрли. В распоряжении нашей команды были небольшой коридор, пахнущий плесенью санузел и четыре одинаковых комнаты. Одну Бубнов запер ещё до моего прихода. Я выбрал случайную и прогадал Двадцатка какого-то ляда завалилась сюда. Мне думалось, что она разместится в женской спальне, которую обычно в таких ситуациях организовывает Инес. Делала она это с помощью силы убеждения, обещая прострелить промежность всякому, у кого в пределах комнаты будет иметься фаллос.
Планетарный модуль БПК услужливо показал на карте ближайшие медицинские пункты. Ограничивая поиск по определённым критериям, я искал место, которое не вызовет у меня никаких опасений. К сожалению, таких не было. Меньше всего напрягали два учреждения, но одно из них специализировалось на органической терапии, что делало выбор в пользу другого очевидным. Насчёт обменного пункта всё было ещё лучше ближайший был в соседнем квартале.
Двадцать минуть на душ, пять на созерцание гноя, сочащегося из культи, столько же на примитивную санитарную обработку и обезболивание, десять минут на безуспешные попытки выпрямить до удовлетворительного состояния металлическую пластину, пятнадцать минут на сносный завтрак в местной рыгаловке, оплаченный двумя сотнями из подачки Бубнова, и целых полчаса на поиск нормальной одежды в ближайшем магазине.
Сероватые клетчатые штаны, коричневая куртка. Рюкзак со снаряжением брать не стал, как и оружие, ограничившись лишь кистевым ножом, спрятанным за голенищем всё ещё пахнущего болотом ботинка. Попытка обрести цивильный вид увенчалась успехом, и взгляды прохожих сменились с безразлично-брезгливых на безразлично-безразличные.
Улицы были наполнены серой людской массой, в некоторых местах разбавленной фиолетовыми вкраплениями силовиков, чьё присутствие наводило на некоторые вопросы. Тем не менее сегодня они встречались реже и вели себя намного спокойнее, просто разъезжая по кривым улицам, лениво поглядывая на похожих.
Обменяв полтысячи пекуний на местную валюту, именовавшуюся кнарфами, по курсу 1 к 87.2, я заинтересовался транспортными вагонами, разъезжающими по подвешенным рельсам. Пока я стоял и думал, смогу ли я, не зная город, куда-то доехать на этом, ко мне успел подойти какой-то человек в сине-голубой то ли спортивке, то ли спецовке и задать вопрос, который мой наушник перевёл как «Почему нет свечей с запахом прогретых на солнце матрасов?» Мне потребовалось секунд десять, чтобы осознать, что я ничего не понял. Спросив его на всеобщем, можно ли повторить вопрос, он с некой задумчивостью произнёс: «Да но нет» и исчез в толпе. Я снова ничего не понял, кроме того, что мне нужно реже пользоваться всеобщим языком. Пожалуй, найду такси или что-то в этом роде.
Какое счастье, что в этой заднице галактики нужные мне сейчас машины красят, как и везде, в жёлтый цвет. Прикинувшись глухим, я на пальцах и карте БПК объяснил, куда мне надо. Бородатый водитель с грязной физиономией и стойким запахом синтетического дыма показал три пальца. По приезде оказалось, что он требовал три сотни за проезд. Ну и обдираловка. Расплатившись, я вошёл в достаточно большое здание, именовавшееся Второй планетарной больницей. Так как это было федеральное учреждение, мой всеобщий тут понимали, и объясняться стало проще.
Четверть часа бездействия в очереди, столько же на заполнение различных бумаг, преимущественно имеющих словосочетание «отказ от ответственности», и ещё треть часа ожидания, пока «личный врач-консультант, назначенный лично Вам с учётом Ваших особенностей» освободится и соизволит-таки меня принять. Между делом местные бюрократы успели вытянуть из меня шесть сотен кнарфов предоплаты за консультацию.
Поглядывая на информационное табло, где должны были отображаться имена вызываемых пациентов, я параллельно читал брошюру, продублированную кроме всеобщего на амтрунийском и эсперанто, и обнаружил, что в этом здании расположено три учреждения две планетарные больницы и частная клиника, специализирующаяся на хирургических операциях и протезировании. Действительно странно. Но, наверное, им тут виднее, как размещать по городу больницы и клиники.
Бао Брукс, пройдите! из кабинета донеслось имя, на которое были зарегистрированы мои поддельные документы, прошедшие вместе со мной уже планет пятнадцать, если не больше.
С неким огорчением я посмотрел на табло, на котором вместо моего имени красовалась системная ошибка, и, пропустив выходящего человека с полупрозрачной полимерной челюстью, зашёл в небольшой кабинет. За столом посреди помещения сидела возрастная дама со слишком светлой для этой планеты кожей.