Я тебя понимаю! Правда. Я бы тоже не твоём месте ненавидел меня.
Слушай, Костя Соболев. Я живу своей жизнью. И не думаю о тебе. Так с чего ты вспомнил обо мне?
Ладно. Вижу, светской беседы не получится. Скажу прямо: твой отец жив.
Я знаю. И что с того?
Знаешь?! потрясённо переспросил Костя.
Знаю. Приезжал он к нам с Людмилой. Как нашёл не сказал. Зачем приезжал тоже непонятно. Повидаться, мол. Пару дней пробыл, и уехал. Даже не уехал я бы сказал, что он исчез также внезапно, как и появился. Люда была ему не рада. А я не знаю я, что почувствовал. А ты-то откуда узнал?
Видели его в Запрудном. Но не это главное. Видели, как он поехал из Запрудного в Позднее. Зачем он туда поехал?
А мне почём знать? удивился Пётр. Я же тебе говорю, Марк заехал на пару дней, и всё. Мы особо и не общались.
Ну, то есть он не спрашивал, например, как найти меня?
«Чтобы отомстить» продолжил Соболев фразу у себя в голове.
Петя заверил, что Марк о Косте не заговаривал. Костя спросил, стоит ли у Петра во дворе ещё его девятка.
Стоит. А собаку больше не дам. отрезал Пётр.
Чего он так злится? Может, знает что-то ещё, и скрывает от Соболева? Костя видел Петра полтора раза, но успел понять, что это за человек. Вряд ли из него можно что-то вытянуть, если уж тот не хочет говорить. Костя попрощался, и решил не думать ни о чём до вечера. Ни о Позднем, ни о Морозове. Ни о Марке с Петей. И ему даже удалось на время переключиться на работу, но вечером все мысли вернулись.
От Тани не укрылось, что Соболев снова не в своей тарелке. Собственно, после субботнего утреннего звонка он стал каким-то задумчивым и отстранённым. Тане в этой истории не нравилось буквально всё. И то, что кто-то позвонил в субботу с утра. И то, что Костя почему-то ушёл в комнату с телефоном. И то, что стоило ей появиться в комнате, муж свернул разговор, сказав, что перезвонит в понедельник. Ей сказал, рабочие моменты. Но Татьяна не поверила в это объяснение. Какие в его работе могут быть моменты, чтобы уходить с телефоном подальше от жены, и после звонка вести себя таким образом?
Костя ты может мне скажешь, что всё-таки происходит?!
Соболев усовестился. Чего он, в самом деле? Сам пришёл к жене, сам предложил начать всё сначала, а теперь ведёт себя, как урод.
Он поцеловал Таню и потёрся носом об её волосы.
Ты чего?
Соскучился! заявил Костя.
Ночь для них началась раньше времени. Закончилась в спальне. Обнимая жену перед сном, Костя думал, что пошло оно всё к чертям собачьим. И Позднее, и все его жители. И неугомонные журналисты из Запрудного туда же.
Он прижал к себе Таню рукой и потянулся, чтобы поцеловать на сон грядущий. На его плече лежала Надина голова. Девушка открыла глаза и потянулась Соболеву навстречу. Он хотел было отпрянуть, вскочить, убежать в ужасе, но почему-то не стал этого делать. Костя поцеловал Надю. Раз, второй, третий. Она закинула руку ему за голову и положила ладонь на затылок. Соболев вдруг почувствовал, что тонет в своих безумных ощущениях. Проваливается в бездну, как всегда, когда он с Надей. Костя тонул в Наде, как она сама когда-то тонула в озере Смоль. Тонула, и утонула! Надя мертва.
Соболев открыл глаза и отстранился. Девушка смотрела на него не отрываясь своими бездонными глазами. И они были живыми. Через зрачки на Соболева смотрела душа, настоящая, живая. Это не Надя. Точнее, не та Надя, которую он знал. Это же сон! Соболев понял, что спит, но не понял, что с этим делать.
Тебя нет! сказал он Наде.
Ты же знаешь, что это неправда. улыбнулась она, и снова потянулась к нему.
Костя резко отстранился, вздрогнул и проснулся.
Боже мой, Соболев, может хватит! заворчала жена, отворачиваясь. То ходишь, как в воду опущенный. То орёшь и подпрыгиваешь во сне. Или скажи, что с тобой, или дай поспать!
С ним что-то не то. Он вспомнил, как целовал во сне Надю, и волна жара прокатилась по телу. Гребаный некрофил, успокойся уже! Ты давно ничего к ней не чувствуешь «Ты же знаешь, что это неправда» прозвучал в голове её голос. И Соболев понял, что не отмахнуться. Ему придётся ехать и проверять, что творится в этом Богом забытом селе. Иначе он будет есть себя поедом изнутри, а такие вот сны его прикончат.
Таня, я еду в командировку! объявил он прямо с утра.
Жена помолчала и сказала:
У меня ощущение дежавю. Ты шутишь, надеюсь?
Да почему шучу-то? взорвался Соболев. Я что, не могу в командировку поехать?
Да ты вечером ни слова не сказал ни о какой командировке! и Таня вдруг заплакала.
А Соболев понял, что если начнёт сейчас оправдываться, или утешать Таню, уговаривать, его затянет в это болото. Так не должно быть. Он взрослый мужик, ему сорок лет нельзя придумать ничего глупее уговоров и оправданий. Соболев посмотрел на плачущую жену, и велел своему сердцу заткнуться и немедленно прекратить обливаться кровью!
Тань, я тебя очень люблю! Клянусь тебе. Вот просто очень! Но если я говорю, что мне нужно уехать по делам значит, так и есть. А ты должна мне доверять. А если если ты мне не доверяешь, то нафиг это всё вообще тогда нужно?
Костя со стуком поставил недопитый кофе на стол и вышел из дома, аккуратно закрыв за собой дверь.
Он обрадовал Морозова, позвонив ему и сообщив без обиняков и приветствий:
Я приеду. С начальством утрясу, и приеду. Но в этот раз ненадолго! Весь свой, ранее накопленный, отпуск я потратил в вашей глуши год назад.
Андрей помолчал, переваривая информацию.
Ну я рад. И равноденствие уже миновало, слава Богу. Что бы там, в Позднем не было уже не так опасно.
Не помню, говорил ли я тебе, что Тамара сожрала ведьму Соню?
Говорил.
Что это значит, ты понимаешь?
Ну что они способны жрать людей не только в день равноденствия.
Бинго! Не только. И если там, в Позднем, вдруг почему-то снова водятся такие твари, помни, Андрюша: они опасны всегда! Безумно опасны два дня в году, но, оказалось, что даже в уме эти живые мертвецы способны сожрать человека. И не подавиться. У них такая сила вот помню, я чуть сознание не потерял, а Тамара
Соболев, ты что, предаёшься ностальгии?
Иди к чёрту! буркнул Костя. Доберусь позвоню.
И отключился.
Таня, видимо, здорово обиделась, и до самого отъезда разговаривала с ним очень скупо и сухо. Чисто по бытовым вопросам, ограничиваясь парой-тройкой предложений. Соболев стиснул зубы и решил не выяснять отношений до своего возвращения. Билет уже был куплен, и большой серебристый самолёт переместил его по небу в Красноярск за пять неполных часов. Спускаясь по трапу, Соболев поёжился от утреннего холода в тёплой, в общем-то, куртке специально взял потеплее. Всего пять часов, и вот он уже за четыре с лишним тысячи километров от Москвы. А по ощущениям, будто в параллельной вселенной. Куда он снова едет, безумец?! Разве не хватило одного, прошлого раза.
Привет. сказал Пётр, открыв дверь. Любишь ты сюрпризы делать. Чего не сказал, что приедешь?
Он стоял на пороге, загораживая своим молодым, крепким не по возрасту, телом дверной проём, и казалось, не собирался приглашать Соболева пройти.
Кто там, Петь? высунулась Люда.
Женщина, по сравнению со своим братом, долго живущим в Позднем, выглядела почти пожилой. Сколько ей? Шестьдесят? Нет, шестьдесят ей было год назад. Теперь, получается, уже пошёл седьмой десяток. На фоне Петра её возраст особенно бросался в глаза. Зато она, рассмотрев через прищур глаз, кто именно к ним пожаловал с утра пораньше, сразу принялась приглашать Костю пройти в квартиру. Она отодвинула брата, и громко заговорила:
Это же Костя! Проходи, Костя, проходи, чего же ты в дверях стоишь? Гэри, Гэри, посмотри, кто приехал!
Из квартиры послышалось ворчание собаки.
Не надо впутывать сюда Гэри. раздражённо сказал Пётр. Проходи.
И ушёл внутрь. Скрылся из виду.
Сердится на меня? спросил Костя, вешая куртку на деревянный гвоздь.
Люда махнула рукой.
Мне кажется, он жалеет, что уехал из деревни. Старею, говорит, я. Совести нет совсем.
Она говорила почти шёпотом, и Костя тоже понизил голос:
Раньше он был другого мнения. Жалел, что не выбрался раньше.
Хватит там шептаться! крикнул Петя.
А в коридор степенной походкой наконец-то вышел алабай. Потянул носом, потом растянул спину, прогнувшись. И уже после этого подошёл к Соболеву и подставил ему свою лобастую башку. Гладь, мол. Давно не виделись же.
Костя умилился и принялся наглаживать Гэри. Оказалось, он соскучился по этому большому и верному псу. Соболев немного чувствовал свою вину. Когда он попал в плен к Марку, с Гэри могло случиться всё что угодно! Не случилось, в общем-то, только благодаря Тамаре, которая хоть и была бездушным монстром, а алабая не бросила.
Гэри мальчик мой хороший
Костя почувствовал подступающие слёзы. Он был готов расцеловать пса вот как соскучился.
Людмила отвела Костю в кухню и принялась кормить завтраком.
А ты чего опять в наши края? Случилось что?
А Пётр не говорил разве? удивился Соболев.
Да не о чем говорить, Костя. сказал Петя, появляясь в кухне. Я честно не понимаю, чего тебе в Москве твоей не сидится? Ну скажи мне, какое это всё имеет к тебе отношение? Отец мой? Деревня наша?
Так ты из-за Марка приехал? ахнула Люда, и опустилась на табуретку. Что он опять натворил?
Пётр махнул на них рукой и увёл Гэри на улицу.
Ты на него не серчай, Костя. Он поначалу-то радовался, когда вернулся в жизнь, где всё, как у людей. Дети рождаются, старики умирают. Время не стоит, а идёт. А потом, видимо, стало его мучить то, что жизнь конечна. Последние пару месяцев буквально запечалился он что-то.
Люда, расскажите мне про своего отца. Когда приезжал Марк? Что говорил?
Тяжело это всё, Костя. Вот представь сам, мне шестьдесят лет. Я мужа похоронила, с которым всю жизнь душа в душу прожили. Детей вырастили, внуков теперь навещаю. И тут является молодой мужик и с порога: «Здравствуй, дочка!» Как тебе такое?
Жесть! вполне по-московски ответил Костя.
То-то и оно! А у меня все эти годы в памяти то, как он проклял меня. Как шлюхой назвал за то, что я полюбила, и от Игоря своего забеременела. И даже не за это он меня обзывал и проклинал, а за то, что поперёк его воли пошла. Каким он у меня в памяти остался, когда говорил мне те страшные вещи в лицо, таким точно он сюда и заявился. У меня жизнь прошла, целая жизнь, а он стоит на пороге, будто и не было этих тридцати с лишним лет. Я словно в тот день вернулась, когда родной отец, которого я любила, проклял меня и прогнал прочь.
Я понимаю, Люда. Правда понимаю! Ну, то есть, я такого не переживал, слава Богу, но понимаю, насколько это страшно и нелепо.
А я ведь ещё думала, нет его больше. Всё. Умер. Ой, Костя ты ешь сырники-то, ешь.
Спасибо, Люда. Вы знаете, где ключи от моей машины?
Так а в коридоре они висят. На гвоздике. Людмила вытерла фартуком глаза. Поедешь туда?
Слово «туда» она сказала таинственным и страшным голосом.
Поеду, Люда. Что-то не так пошло в прошлый раз. Я намерен выяснить, что.
Соболев хотел бы сказать, что собирается не только выяснить, но и исправить. Но промолчал. С ужасом подумал, что исправление потребует от него снова жить в Сибири, искать способы, сотрудничать с Морозовым. Нет, не то, что бы Андрей был чем-то плох но Соболев помнил их общее прошлое, и сам факт возвращения к нему тяготил Костю. Вызывал чувство досады, которое поневоле распространялось и на журналиста.
Костя не дождался Петра. Уже потом, когда ждал около машины тех. помощь, девятка не заводилась, немудрено, видел, как мужчина прошёл в подъезд, сопровождаемый алабаем. «А собаку не дам!» вспомнилось Косте. Ничего не поделать, придётся без Гэри. Может там дело-то выеденного яйца не стоит, и беспокоиться не о чем. Вот только интуиция подсказывала Соболеву: «Стоит. Есть о чём».
Пока на машину поставили новый аккумулятор, поменяли масло в Запрудный Константин приехал к ночи. Он подъехал к супермаркету и позвонил Морозову:
Надеюсь ты не спишь.
Надейся.
Я в посёлке. Ну, что? Поедем сейчас? ехидно спросил Соболев.
Нет. Давай поедем завтра.
Выпить у тебя дома есть? Я что-то устал уже. Хотя только утром приехал в Сибирь.
Что-то есть
Нет. Меня не устроит что-то. Ладно я куплю.
Так сейчас уже не продадут.
Соболев легонько хлопнул себя по лбу. Точно! Время-то позднее. Позднее чёртово село, куда завтра придётся ехать ну не просто же так он пёрся из Москвы?
Я куплю в ресторане. Жди.
Хорошо. согласился Андрей. Я тогда ужин приготовлю.
Константин почувствовал, как зверски проголодался. Последний раз он ел какой-то пирожок с кофе, пока ремонтировали машину.
Макароны с сыром? спросил он.
Нет. Яичницу с ветчиной. Макароны уже год есть не могу.
Ура! Жди, в общем.
Соболев купил литр водки в баре, и поехал к Андрею. Поразительно то, что он помнил, где живёт Морозов. Даже не пришлось перезванивать, чтобы просить напомнить адрес.
Андрей открыл дверь и раскрыл объятия. Костя хотел было возмутиться и отмахнуться от такого радостного приветствия, но именно тут, в маленьком коридорчике Морозовской квартиры на него накатило: это же, по сути, его боевой товарищ. Андрей свой! Они вместе сражались и вместе выжили. Соболев аккуратно поставил бутылки на обувную полку и обнял журналиста.
Весь вечер они пили водку, и вспоминали. То страшное, что их объединяло в прошлом. А может и объединило на всю жизнь, просто жили Соболев с Морозовым в разных концах страны.
Надо бы сворачиваться, Кость. А то завтра день будет потерян.
Надо бы. согласился Соболев. Только неохота. Охота вот так сидеть и вспоминать, а нового что бы ничего такого не было.
Он налил ещё водки.
Ладно, я ещё не уезжаю. Если что, поедем послезавтра. Ну. За Захара!
Андрей кивнул. Они выпили, не чокаясь. Костя про себя присовокупил к поминальному тосту Тамару. Морозов не при чём, а Соболев с ней, вроде как, подружился.
Утром мужчины проснулись на удивление бодрыми, словно и не пили водку до четырёх часов. Когда Соболев вышел в кухню, Андрей уже варил кофе в турке.
Доброе утро. Ну, что? Сегодня поедем?
Получается, сегодня. кивнул Костя. Кофейком взбодримся, и вперёд. На подвиги.
Морозов налепил каких-то даже съедобных бутербродов. Костя прислушался к себе. Нет, правда, будто не пил. Придется ехать.
Сам как думаешь, что там? спросил он у Морозова.
Тот в ответ только плечами пожал, а в глазах его промелькнула тень страха.
Они решили не подъезжать на машине к деревне. Не доехали метров триста, Морозов поставил девятку поближе к деревьям. Дорога была одновременно и знакомой, и как будто ни разу не виданной. Странное ощущение. Морозов с Соболевым шли по дороге, и чем дальше шли, тем больше недоумевали. По их ощущениям, должна была уже показаться опушка, на которой стояла деревня Позднее. Но перед глазами была совершенно другая картина. Длинная, бесконечная просто, дорога уходила в глубь леса.
Ничего не понимаю. пробормотал Костя. Мы не туда свернули, что ли?
Тут больше некуда сворачивать с левой стороны. Заправку мы проехали, до кладбища немного не доехали. Там, где надо свернули, в общем.
Но тогда бы мы уже увидели!
Он прибавил шагу, Морозов едва поспевал за ним. Соболев начал злиться. Даже если они всё сделали правильно, и деревни больше нет это место всё равно, простите, не могло за год зарасти деревьями. И потом, дорога куда она ведёт? Через лес и куда?
Размышляя и злясь, Костя внезапно натолкнулся на невидимую преграду. Чуть голову не расшиб. Андрей остановился чуть позади него. Соболев поднял руку и вытянул вперёд. Он видел всю ту же дорогу посреди леса, но его рука во что-то упиралась. Это что-то на ощупь было, как стена. Костя повернулся к Морозову и потрясённо спросил: