А вокруг скамьи народ собрался: старушки с корзинками, любопытные школьники, собаки какие-то сочувственно обнюхивали Нинины коленки. И все сразу говорят, лают, дают советы. Кто-то сунул Нине в руку банан. До бананов ли ей, когда она потеряла место своего жительства!..
* * *
И вдруг на всю улицу грохот. Из-за угла выкатил огромный жёлтый фургон, серые кони, на козлах толстый француз в синем колпачке, какие школьники носят.[8]
Нина всмотрелась и со всех ног бросилась к лошадям: едва полицейский успел её за юбочку назад отдёрнуть.
Фургон, фургон!.. Тот самый фургон, который утром против нашего отеля стоял!
Полицейский поднял руку. Сытые серые кони, похожие на слонов, попятились назад и остановились. Весёлый кучер, конечно, всё знал: и название Нининой улицы, и название отеля
Французы, улыбаясь, оборачивались. В самом деле смешно: огромный широкоплечий полицейский еле поспевает за маленькой пятилетней девочкой, которая его за руку вперёд тащит. Точно не он её, а она его ведёт.
Вы зайдёте к нам, господин полковник? Пожалуйста, зайдите, мама и бабушка напишут вам по-французски мою фамилию И потом у нас есть вишнёвка Вы не знаете, что такое вишнёвка? О, это очень-очень вкусно! Только, пожалуйста, не говорите, что я так громко плакала, и что вокруг собрался весь Париж, и что вы хотели отвести меня в комиссариат
Хорошо, мадемуазель Нина Только прошу вас, не называйте меня полковником и не бегите так скоро, а то вы оторвёте мне руку.
Клавдия Лукашевич
Получка
I
Маменька! Тебе шибко неможется? с тревогой в голосе спросила маленькая девочка.
Ох Да Всю голову разломило, тело горит, самоё так и трясёт Руки и ноги ноют!.. ответил слабый голос.
В углу на сундуке лежала женщина, около неё стояла маленькая девочка, трёпаная, в рваном платьишке. Сейчас было видно, что мать её больна: некому было даже белокурую головёнку пригладить. Комната, где они находились, была в подвальном этаже. Тёмная, сырая, холодная, с затхлым воздухом, она напоминала хлев. Во всех углах её шевелились люди; в одном углу кто-то храпел, в другом сидели две старухи и тихо переговаривались, в третьем шла перебранка: кто-то кого-то бранил. Один голос был грубый, хриплый, другой визгливый. Это спорили хозяйка и жиличка.
Из чего я буду печь-то топить, коли вы никто денег не платите! Ну и мёрзните! Поделом вам! Вон Марфа обещала сегодня за угол отдать, а сама заболела Вот и пиши пропало! Пропьёт её муженёк получку-то! Опять денег не отдадут. Разве мне легко с такой нищетой!
Больная зашевелилась, застонала и прерывающимся голосом проговорила:
Да уж, плохо Разве я рада, хозяйка Бог, видно, наказал!
Маменька!.. А, мама, тебе шибко неможется? опять спросила девочка и погладила по лицу мать.
Отстань! Чего привязалась! Неможется, конечно Чего тут спрашивать? сердито ответила больная.
Девочка притихла и всплакнула.
Жиличка-то ещё пуще болеет оттого, что о муже беспокоится, сказала вполголоса одна старуха другой.
Что и говорить! Была бы здорова, встретила бы его и привела бы И получка была бы цела, и хозяйке бы денежки отдали, и неделю сыты были бы! прошептала другая старушка.
Девочка тревожно посмотрела на старух и на мать. Она слышала, что те говорили.
Анютка, ты чего глазёнки-то на нас уставила? Поди сюда, милушка, сказала одна из старух, улыбнулась и поманила девочку к себе.
Я так ничего, ответила та, но не пошла.
Мать её опять заворочалась, застонала Девочка привстала на цыпочки и заглянула в лицо матери, с её губ готов был сорваться обычный вопрос, но она удержалась. Мать затихла и, видимо, задремала.
Хозяйка опять заспорила с кем-то, требуя денег.
Тётенька, маменька заснула, кажется, робко проговорила девочка, подбегая к полной женщине с красным носом, стоявшей у печки, дёрнув её за рукав, взглядом умоляя не шуметь.
Прочь пошла! Что мне твоя маменька! крикнула хозяйка. Что вы мне, деньги, что ли, платите?! Твой батюшка опять пропьёт получку-то. А я сиди на бобах! Разве мне легко такую голь содержать?..
Девочка, как котёнок, шмыгнула в свой угол. Там она присела на пол и завозилась, выбирая из корзины какое-то тряпьё, спешно закутывая ноги, обматывая голову
Бабушка, дайте мне ваши башмаки надеть, шёпотом попросила Анюта, подходя к той старухе, которая её раньше манила.
У меня только один, а другой совсем пропал, оба нельзя надеть, Анюточка Бери один. Да ты куда собираешься-то? ласково спросила старушка.
Так уклончиво отвечала девочка и прибавила: Другой у меня есть: это мамина валенка! Она показывала огромную стоптанную валенку.
Да ты куда собираешься? спросили обе старухи в один голос. Уж не за отцом ли? Так смотри: на улице холодно Замёрзнешь И отец тебя приколотит Не послушает он тебя Сиди-ка дома. Чего там
Но девочка не послушала старух и усердно одевалась, накутывая всё, что могла достать.
Ей было на вид лет шесть-семь; по росту это был крошечный ребёнок, а по взглядам, по уверенным движениям уже взрослый человек, немало видевший на своём веку горя и забот.
И тяжёлое же житьё нашей Анютке. Не видит она красных дней: мать хворая, отец выпивает, сказала одна из старушек, покачав головой. Да, у господ-то такое дитя берегут, нежат А у нас, в бедности, сама всё делает, да слава богу, если хлеб каждый день ест.
Шустрая девчоночка Умная. Она бы в хорошей-то жизни что цветочек бы цвела, а тут хиреет, подтвердила дугая старушка.
А та, о которой шла речь, быстро шмыгнула за дверь и, в башмаке на одной ноге, в валенке на другой, зашагала по тёмной улице, гулко шлёпая обувью, которая, казалось, была гораздо больше ребёнка.
II
Анюта не шла, а как будто летела. Было холодно, темно; резкий ветер дул ей в лицо. Но девочка бесстрашно и храбро шагала по тёмным, безлюдным улицам. Дорога была ей знакома: они с матерью не раз хаживали по ней. Вот уже она прошла знакомую лавку, завернула за угол, прошла мимо рынка, мимо длинных заборов.
Вдали в темноте вырисовывалось огромное здание с тремя длинными трубами; из труб валил дым и красиво вылетали искры; во всех окнах мелькали огоньки. Красиво, грандиозно выделялось это здание на тёмном фоне неба. Это была фабрика, где работал отец девочки. Там слышалось какое-то пыхтенье, шипенье и гул.
Вдруг в воздухе раздался резкий, пронзительный свисток. Анюта вздрогнула, запахнула кофту и прибавила шагу. В её встревоженной головёнке мелькали мысли: «Сейчас рабочие кончили работу Получают недельную получку Пойдёт ли отец домой или выбранит её, прогонит, скажет: Не суйся не в своё дело? Пожалуй, ещё и приколотит». Маленькое сердце девочки билось и трепетало, как птичка в клетке. Вся она дрожала и замирала от холода, страха и ожидания. Ветер становился резче.
ПО РОСТУ ЭТО БЫЛ КРОШЕЧНЫЙ РЕБЁНОК, А ПО ВЗГЛЯДАМ УЖЕ ВЗРОСЛЫЙ ЧЕЛОВЕК
Доро´гой ей стали попадаться женщины с детьми на руках и без детей. «Тоже за мужиками идут», подумала Анюта.
Когда она вышла из переулка, глазам её представилась площадь и огромное фабричное здание. У ворот толпился народ. Это были большей частью женщины. У всех у них были грустные, тревожные лица; некоторые были с маленькими ребятами. На Анюту никто не обращал внимания. Конечно, думали, что она с матерью.
Из фабричных дверей стали выходить рабочие. И много тяжёлых, грустных сцен разыгралось тут. Женщины отнимали получку, просили вернуться домой; слышались слёзы и ссоры.
Анюта со страхом вглядывалась в толпу рабочих и даже приподымалась на цыпочки, чтобы лучше разглядеть. Сердце её прыгало и колотилось с болью: «Нет, не послушает её отец. Он даже и мать-то не всегда слушает»
Вдруг она услышала знакомый голос говорил отец. Он шёл с товарищами. Быстрыми шагами направились они в противоположную сторону от их дома. Девочка даже руки прижала к груди; она хотела двинуться за отцом, но ей казалось, что ноги приросли к земле, и тяжёлый башмак и валенка давили, тянули, не давали сделать шага.
Отец и компания рабочих, громко разговаривая, скрылись за углом. Анюта очнулась, решилась на что-то и рванулась за ними. Она скоро догнала их и дёрнула отца за рукав. Тот даже вздрогнул, обернулся и удивился.
Анютка, ты что? Зачем ты пришла?
Папенька, маменьке неможется
Ну, я знаю Ведь не хуже, чем вчера?
Не хуже Пойдём домой.
Ты иди, Анюточка, а я сейчас приду Ишь ты, зазябла, дочурка Иди, иди, ласково сказал отец.
От ласковых слов Анюта расчувствовалась и стала фыркать носом. Она плаксиво говорила:
Маменьке шибко неможется она всё охает, трясёт её Пойдём, папенька, домой.
Что ты её слушаешь? Известно, твоя хозяйка её подослала Гони её домой! шёпотом сказал один из товарищей, с большой чёрной всклокоченной бородой.
Иди, Анюта, иди Я скоро приду.
Но девочка знала, как это бывает скоро, и настойчиво повторила:
Маменька стонет, а хозяйка шибко ругается, что за угол не отдали. Пойдём домой, папенька.
Ну и пусть ругается. Отдадим всё, не сбежим. Ишь ты, девочка, замёрзла. Беги скорей домой! строго сказал отец. На вот тебе пятачок на гостинцы.
Анюта радостно схватила деньги и стала смелее. Она прямо потянула отца за рукав.
Пойдём, папенька Маменька тебя дожидает А бабушки говорят, что ты загуляешь
Ступай ты домой. Тебе я говорю?! уже рассердился отец. Не загуляю Я скоро приду Так и скажи матери, стыдно ей тебя подсылать! смягчённым тоном, видимо конфузясь, проговорил рабочий.
Но Анюта не отставала и назойливо твердила:
Маменька меня не подсылала; пойдём домой, папенька.
Ну, чего вы препираетесь?! Шлёпнул бы девчонку. Ишь пристала, точно банный лист, громко и сердито сказал один товарищ.
Пошла ты домой! крикнул другой и толкнул девочку.
Она упала и заплакала. Отец вдруг рассердился.
Ты чего ребёнка толкнул? Разве ты смеешь! Что она тебе сделала? Не твоя ведь дочь! Как ты можешь этак делать?
Надоела Ноет, как немазаное колесо: «пойдём» да «пойдём». И ты, как баба, слушаешь. Тошно смотреть на вас! Дал бы ей тумака Живо бы отстала.
А ты разве можешь чужого ребёнка трогать? По какому такому праву ты её ударил? заступился отец за дочь.
Никто её не ударил Толкнул легонько Да ещё мало, надо бы посильнее. Не сахарная, не развалится. Такая дрянная пискунья!
Пойдём, Анютка, домой! вдруг решительно сказал рабочий, с презрением взглянув на товарища.
Анюта вся затрепетала от радости, вцепилась отцу в рукав и потянула его порывисто вперёд Она рвалась идти как можно скорее, только сапоги ей мешали.
Ты что же это с нами шутки шутить вздумал?! Сговорились Обещал А теперь вот как?! сердито закричал товарищ с чёрной бородой, нагоняя приятеля и хватая его за пальто.
Тише, тише! Не очень-то тебя боятся! спокойно ответил тот, отстраняя его рукой. Пойдём, Анютка И то правда, жена больная лежит, получки ждёт пойдём, дочушка! сказал он решительно и серьёзно.
Они пошли быстро, не оборачиваясь. Холодный ветер дул им в лицо, слышалось шлёпанье сапог Анютки; семеня своими ногами, она поминутно спотыкалась, едва поспевала за отцом, тяжело дышала Но ей было так хорошо, так радостно. Она считала себя такой счастливой, и в голове её мелькало: «Как маменька обрадуется-то, не поверит Что бабушки-то скажут? Удивятся».
Сзади них доносились громкая брань, угрозы
Ну, погоди же! Сочтёмся мы с тобой! Так хорошие товарищи не поступают Нечестный ты человек! кричали вслед.
Ладно, отойдите Не боюсь я ваших застращиваний Уходитесь, когда проспитесь! спокойно, как бы про себя, говорил рабочий.
Девочка же не могла слова выговорить от волнения.
Когда распахнулась дверь в подвал и на пороге появились дочь и отец, все были поражены как громом.
Анютка, где ты хотела было крикнуть больная, приподнявшись на постели, но слова упрёка, злобы и тревоги замерли на губах.
Примечания
1
Памфле́т художественно-публицистическое произведение, создаваемое обычно для сатирического обличения политического строя, правительства, какой-либо партии или отдельных лиц.
2
Клевре́т приспешник, сообщник.
3
Арши́н старинная русская единица длины, около 70 сантиметров.
4
Посыльных нанимали, чтобы отнести по адресу письмо или цветы, доставить домой покупки, присмотреть за экипажем и т. д. Своё прозвище «красная шапка» они получили из-за форменных фуражек красного цвета.
5
Плата́н род деревьев с густой кроной и большими лапчатыми листьями.
6
Фурго́н здесь: крытая конная повозка.
7
Аррондисма́н (фр. arrondissement) городской округ, район.
8
Ко́злы сиденье для кучера в передке повозки.