Когда наконец снарядили спасательную экспедицию, она состояла из трех чернокожих (Джона Брауна и его товарищей) и семнадцати полукровок. Группа отправилась на поиски Робюшона через тридцать семь дней после того, как он был брошен в устье Кахуинари. Десять дней ушло на то, чтобы добраться до пересечения рек Авио-Парана и Кахуинари, и еще через двадцать один день группа добралась до лагеря на Жапуре. В общей сложности потребовалось десять недель, чтобы привести помощь. Спасательная экспедиция нашла инструменты, одежду, несколько банок кофе, немного соли и фотоаппарат, однако, никаких следов Робюшона, индианки или собаки обнаружено не было. К дереву была прибита записка, но написанное было размыто дождем и выгорело на солнце, став совершенно неразличимым. Мы никогда не узнаем, какими были последние слова Робюшона.
На обратном пути спасательная экспедиция разделилась на две группы одна из двенадцати, другая из восьми человек. Бо́льшая группа прибыла в каучуковый пояс через шесть недель. Меньшая группа с тремя чернокожими пропала в джунглях. Через пять с половиной месяцев пять выживших добрались до безопасного места. История их невзгод это очередная глава в истории амазонских путешествий, которая, возможно, никогда не будет написана.
Два с половиной года спустя я возвращался из неудачной поездки в земли племени карахоне. Ходили упорные слухи, что Робюшона держали в плену индейцы в северной части Жапуры. Я решил попытаться выяснить, что с ним произошло. В состав моей группы входил чернокожий, который сопровождал французского исследователя в его экспедиции. Мы двигались по суше в южном направлении через земли племен муэнане и ресигеро, пока не достигли реки Кахуинари, по которой на каноэ добрались до реки Жапура. Ширина Жапуры в этом месте приблизительно равна дальности выстрела из винтовки, 25003000 ярдов[25]. Примерно в трех милях ниже этой точки на правом берегу, на небольшом расстоянии от реки, находилась небольшая поляна. На ней стояли три опорных столба все, что осталось от заброшенного жилища. Джон Браун, который раньше служил Робюшону, а теперь мне, сказал, что это и был последний лагерь Эжена Робюшона.
Мы разбили лагерь на поляне. Поодаль от реки я нашел пустой индейский дом, по всей видимости, в нем уже много лет никто не жил. На поляне я нашел восемь разбитых фотопластин в чехле и окуляр секстанта, которые почти полностью были засыпаны землей. Других признаков цивилизации не наблюдалось. Неподалеку мои индейцы обнаружили признаки тропы, и хотя мне показалось, что это всего лишь старый звериный след, они настояли на том, что дорога рукотворная. Мы целый день с трудом продирались по ней сквозь заросли и к вечеру вышли на вторую поляну, где были развалины укрытия. После тщательных поисков мы раскопали ржавый мачете со множеством вмятин. Больше ничего найти не удалось. Здесь тропа заканчивалась.
В ходе поисков индейцы нам не встречались. В дальнейшем выяснилось, что поблизости их нет, а ближайшее к заброшенному в южной части реки лагерю поселение боро находится на реке Пама, в сорока или пятидесяти милях от того места, где мы находились.
Полагая, что наиболее вероятный путь к спасению вниз по течению Жапуры, я медленно двигался на восток почти до устья Апапориса. Затем мы развернулись и прошли в обратном направлении, обыскивая правый берег. За все это время мы не видели ни самих индейцев, ни их следов. На берегу, примерно в полутора милях от последнего лагеря Робюшона, мы нашли обломки разбитого и потрепанного плота. Очевидно, его занесло сюда разливом реки, а когда вода отступила, он остался лежать на берегу. Браун узнал в этих обломках плот, который французы построили после потери каноэ. Но это не давало никаких подсказок.
Как бы мне ни хотелось в то время продолжить свое расследование среди индейцев на левом, или северном, берегу реки, я был вынужден временно отказаться от этой затеи из-за категорического нежелания моих сопровождающих туда идти. Ничто не могло убедить их в том, что их не съедят, если они переправятся в этом месте через великую реку.
Поскольку мне ничего не удалось выяснить на месте исчезновения Робюшона, я решил провести расследование среди племен боро, разбросанных по полуострову в районе рек Пама, Кахуинари и Жапура. Но и здесь ничего не удалось узнать о путешественнике, женщине или собаке. Меня особенно поразил тот факт, что встреча с датским догом объектом благоговения для индейцев не нашла отражения в местных легендах. Сам Робюшон писал о своем доге: «Мой пес, как обычно, первым вошел в дом. Огромный размер Отелло, его оскал и пристальное наблюдение за незнакомыми людьми, его налитые кровью глаза и стоящая дыбом шерсть неизменно внушали индейцам страх и трепет». Если бы такое животное попало в руки боро, я уверен, что о нем говорили бы больше, чем о любом случайно попавшем в плен европейце, как бы тщательно они ни пытались скрыть свою причастность к его убийству. Бо́и боро из моей группы не смогли выведать у соплеменников никаких свидетельств присутствия Отелло или его хозяина.
Затем мы двинулись в северном направлении и, пересекая Жапуру, посетили племя боро, проживающее на северном берегу реки, между притоками Вама и Ира. Вождь этого племени женился на женщине менимехе, которая, как ни странно, осталась в дружеских отношениях со своим родным племенем. Вождь сообщил мне, что давным-давно (по отсылке на рост его сына в то время я подсчитал, что это было примерно три года назад) индеец менимехе схватил белого мужчину с волосатым, как у обезьяны, лицом. Казалось, что это и есть ключ к разгадке, поскольку на момент своего исчезновения Робюшон носил бороду, но, увы, сам индеец менимехе данное предположение не подтвердил, да и не было никакого упоминания о женщине и собаке, так что это ничуть не проливало свет на судьбу Робюшона.
Место, где в последний раз видели Эжена Робюшона
Достоверность свидетельства еще более ослаблялась знанием того, что как раз в то время либо менимехе, либо яхуна разрушили колумбийское поселение неподалеку от устья Апапориса и взяли в плен белых людей. Какой бы ни была истинная судьба бородатого белого мужчины, индианки и датского дога Отелло, никаких воспоминаний о них точно не осталось.
Вернувшись в каучуковый пояс, я узнал, что во время своей предпоследней экспедиции Робюшон тоже пропадал на длительный срок и жил все это время с индейцами. Хотя это произошло в южной части Амазонки на перуанско-бразильско-боливийской границе, где-то в районе реки Акко, расплывчатое описание индейцами места и времени исчезновения Робюшона могло привести к появлению слухов о пленении Робюшона полуцивилизованными индейцами каучукового пояса, что и натолкнуло меня на бесплодные поиски среди индейцев, живущих у рек Кахуинари и Жапура.
Подводя итог собранным свидетельствам о судьбе Робюшона, я пришел к выводу, что в устье Кахуинари он умер не от голода, поскольку первая спасательная экспедиция нашла в лагере некоторое количество пищи, однако человеческих останков обнаружено не было. Неразборчивое послание, прибитое к дереву, наводит на мысль, что Робюшон покинул лагерь и постарался известить тех, кто придет к нему на помощь, о том, куда направляется.
Когда Робюшон решился покинуть лагерь, ему были доступны пять потенциально возможных маршрутов:
1. Он мог бы пойти той же дорогой, которой пришел, только теперь вверх по реке Жапура. Однако я считаю крайне маловероятным, что он рискнул бы плыть вверх по течению, поскольку, даже двигаясь по течению при поддержке своей группы в полном составе, преодолеть этот отрезок пути удалось ценой невероятных усилий.
2. Можно было пересечь Жапуру и направиться в земли менимехе, но ввиду их дурной репутации Робюшон, скорее всего, не стал бы этого делать, понимая, что спасательная экспедиция вряд ли отважилась бы последовать за ним туда.
3. Еще один вариант подняться по реке Кахуинари. Однако едва ли он смог бы осилить путешествие вверх по течению, полагаясь на помощь единственной женщины. Он знал, что по обе стороны реки живут враждебно настроенные племена. Когда я общался с индейцами боро в районе Памы, ничто не свидетельствовало о том, что Робюшона когда-либо видели на реке. Если бы он двигался вдоль правого берега Памы, спасательная экспедиция наверняка нашла бы следы его пребывания там.
4. Робюшон мог бы сплавиться вниз по Жапуре на каноэ или на плоту. Предпринимать подобное в одиночку крайне опасно это практически верная смерть. Как бы то ни было, если он все же предпринял эту попытку, то, по всей видимости, не смог добраться до ближайшего населенного пункта.
5. Остается единственный путь к спасению переход по суше. Складывается впечатление, что Робюшон выбрал именно этот вариант. Не зная, спасут ли его, он отчаянно искал способ выжить. Путь вдоль реки Кахуинари был очевидным маршрутом для спасательной группы. Однако Робюшон умирал от голода, а индейская тропа сулила вывести его к индейскому дому и еде.
Вероятно, он столкнулся с группой пришлых индейцев и был убит или угнан в плен в их земли на северном берегу Жапуры. Я думаю, что схватившие его индейцы прибыли с северного берега Жапуры, потому что, насколько я могу судить, боро с реки Пама обычно не появляются в устье Кахуинари, так как могут найти все, что им нужно, в более легкодоступных для них местах. В окрестностях лагеря Робюшона индейцы не жили, но они приходили в низовья реки со всей Жапуры в поисках дичи, черепах и черепашьих яиц[26].
Именно на одну из таких случайных групп я пусть и неохотно, но вынужден возложить ответственность за смерть Эжена Робюшона в марте или апреле 1906 года.
Это мало что добавляет к и без того установленному факту гибели исследователя, но мое расследование немного отодвинуло завесу тайны и оказалось интересным членам Французского географического общества и родственникам погибшего[27].
Завершив расследование среди индейцев боро в районе реки Пама, я вновь пересек Жапуру у поселения боро в ее северной части и отправился на восток в земли менимехе. Это менее населенная область, чем бассейн Кахуинари, и нравы и обычаи местного населения значительно отличаются от тех, что существуют у племен на юге.
Дойдя до крайней восточной точки, я решил двигаться в северо-западном направлении и в конце концов добрался до верховья реки Ваупес. Именно в этом районе у меня развилась болезнь бери-бери[28]: ноги покрылись ранами и язвами и так сильно отекли, что я с трудом мог передвигаться, хотя и не испытывал боли. Мой мозг онемел так же, как и конечности. Я спал при любой возможности, не испытывал голода и словно находился под действием какого-то наркотика. И все же я всегда соблюдал все необходимые меры предосторожности, делая это автоматически, по привычке. Припасы заканчивались, потому что приходили в негодность, а бо́и и носильщики начинали возмущаться. Дичи встречалось мало, те немногие дома, на которые мы набредали, в основном были заброшены, а встреченные нами индейцы оказались неприветливыми, угрюмыми и настроенными враждебно.
Я решил вернуться, прислушавшись к совету Брауна, который сказал, что, если я этого не сделаю, бо́и сбегут. Мы повернули назад и отклонились на юго-восток от первоначального маршрута, следуя по суше вдоль реки Кахуинари, пока не достигли Игара Параны, а оттуда по воде к концу февраля добрались до Кара Параны. Там выяснилось, что пароход до Икитоса отбудет не сразу, и я провел некоторое время, изучая местные племена.
Если взглянуть на план маршрута, то видно, что с тех пор, как я приехал в Энканто из Икитоса и снова вернулся туда, чтобы на сей раз отбыть в Икитос, прошло около семи месяцев.
Получить информацию настолько сложно, что успеха добьется лишь тот, кто сможет на время отбросить все свои унаследованные и приобретенные представления о собственном превосходстве, цивилизованных нравах и обычаях. Чужаку придется путешествовать с дикарями, делить с ними пищу и кров, как только он окажется на их территории. Чтобы понять индейцев и их уклад жизни, нужно быть бдительным днем и ночью. Исследователь не должен поддаваться влиянию любых прежних личных представлений и обязан подчиняться местным законам и этическим нормам. Он не миссионер, чья цель обратить всех встреченных им людей в свою веру, а, скорее, ученик, желающий понять, что их вдохновляет и каковы их собственные верования. Дело осложняется отсутствием общего языка для общения. Нередко индеец, говорящий на немного знакомом путешественнику языке, гораздо лучше изъясняется на другом племенном языке, который белый человек совершенно не знает, и тогда понять, что именно до вас пытаются донести, становится мучительно сложно. В моей группе, к примеру, был индеец уитото, немного понимающий язык андоке, а также Браун с острова Барбадос, который сообщил мне очень много полезной информации об этих малоизвестных племенах. Джон Браун был поистине бесценен, поскольку хорошо знал язык уитото и достаточно неплохо боро. Тем не менее большую часть словаря, приведенного в приложении VII, приходилось собирать примитивным способом просто указывая на объект. Услышав фонетическую форму слова, нужно было методом проб и ошибок определить, что оно означает.
Путешествие в джунглях это постоянный дискомфорт и гнетущее ощущение опасности. Приходится преодолевать значительные участки затопленной местности и труднопроходимых болот. Вы идете, по щиколотку увязая в трясине, и вдруг проваливаетесь в бездонный поток основного русла реки. Постоянному передвижению по воде, когда долго не чувствуешь твердой почвы под ногами, я предпочел бы более конкретные и предсказуемые угрозы, которые куда меньше изматывают нервы. Самое страшное в путешествии по Амазонии то, чего не видно. Пугает не присутствие недружелюбных индейцев, а полное отсутствие признаков человеческой жизни. Порой набредаешь на индейский дом или поселение, но они заброшены, пусты или разрушены. Местные жители исчезли, и лишь молчаливое послание в виде отравленной стрелы или прикрытой листвой западни говорит о том, что они прячутся где-то поблизости, среди густых зарослей.
На тропе быстро понимаешь значение фразы «идти цепочкой». Здесь нет ни авангарда, ни флангов, ни арьергарда, которые необходимы при продвижении по недружественной территории в чужих землях. Идущий впереди прорубает мачете путь для тех, кто следует за ним, а слева и справа возвышается стена непроходимых джунглей, непроницаемая как для возможного противника с фланга, так и для наступающей стороны. По собственному опыту могу сказать, что при путешествии в дебрях Амазонии общая численность группы никогда не должна превышать двадцати пяти человек. Чем меньше багажа приходится нести, тем больше можно взять с собой винтовок для обеспечения безопасности экспедиции.
Особенно сложно снабдить людей достаточным количеством провизии. Подстрелить дичь в густых зарослях непросто, а в некоторых местах ее и вовсе нет. Консервированные продукты в герметичных контейнерах удобного для переноски размера нужно привозить из Европы. Мне не удалось осуществить то, что я изначально запланировал главным образом потому, что провиант я покупал на месте и как минимум половина его оказалась непригодной к употреблению. В краях, где припасы на вес золота, мало съедобной пищи. Рыбы в реках водится много, но дилетанту ее очень сложно поймать. Путешественник мечтает подстрелить тапира[29] или пекари, отведать обезьяньего мяса или на худой конец подкрепиться беспечным, но, увы, почти несъедобным попугаем, а оказавшись в отчаянном положении, не брезгует лягушками, змеями и даже сердцевиной пальмы. У исследователя Амазонии два главных страха заблудиться и умереть от голода.