Главное не думать. Снова замахиваюсь, поднимаю взгляд на ветви деревьев, искрящиеся последней росой в лучах солнца. Смотрю в покрасневшие от бессильной ярости глаза Адама и с силой опускаю биту на его голову. Гулкий удар, хруст и влажное чавканье. Адам валится на бок и, дергаясь, чуть не сползает с края ямы вниз, но вовремя подскочивший Санжар придерживает его и оттаскивает в сторону.
Он еще жив. Бей. Раза три, чтоб наверняка.
Три удара наношу будто бы уже и не я. Механически, безучастно. Адам лишь грузно вздрагивает всем телом.
Санжар сталкивает тело в яму, а я иду через лес к звенящему ручейку. Долго моюсь и отупело смотрю, как длинные красные полосы убегают вниз по течению. Отмываю биту, ногтем выковыриваю застрявшие осколки костей. Где-то над головой, среди костистых лап ветвей перекрикиваются невидимые моему взору птицы.
Когда я возвращаюсь, Санжар протягивает мне пакет с одеждой:
Вот тут шмотки тебе новые. Свои кидай в яму. Заляпался весь.
Заляпался. Какое неуместное слово. Какое-то детское и чужеродное на пропахшей смертью поляне. Стягиваю забрызганные толстовку и штаны, бросаю в могилу.
Кроссовки тоже, в пакете есть пара, мои «найки» летят вслед за шмотьем. И с рукояти пластырь скрути, указывает на биту. Пластырь в яму. Биту голыми руками не трогай больше.
Пока одеваюсь, Санжар щедро поливает одежду и змеящуюся ленту пластыря бензином из бутылки и кидает подожженный спичечный коробок. Когда вещи прогорают, он принимается закидывать яму землей.
Иди посиди в машине, я тут управлюсь.
Санжар, а с сестрой его что? Как быть?
Тот кидает ком земли и выпрямляется с лопатой в руках:
Хорошо всё с сестрой. Всё в порядке. Иди в машину.
Когда отъезжаем, мне кажется, что холмик земли еле заметно вздымается вверх-вниз, будто там внизу, где сплетаются корни деревьев, спит невидимое глазу живое существо, древнее, как забайкальская тайга.
Обратно едем без радио. Когда выезжаем на трассу, Санжар говорит:
Ты все правильно сделал. На тебя и не подумают, меня будут искать. Но валить надо вдвоем. Тебя будет мучать совесть, так всегда бывает. И ты можешь нажраться и пойти ментам сдаться. Или еще чего наглупить. Этого не надо ни тебе, ни мне. Отсидимся, ты успокоишься. Всё уляжется внутри тебя. Ничего не произошло. Мы всего лишь пыль.
Что? Спрашиваю, не отрывая взгляд от бегущего леса за окном.
Пыль. В масштабах вселенной. Одна пылинка уничтожила другую. Это ничего не значит, просто одна пылинка будет жить и дальше. Если это можно назвать жизнью. Весь мир умирает. Мы просто продлеваем агонию.
Ты больной.
Нет, больной ты, если переживаешь из-за этого. Ты спас свою жизнь. Я спас твою жизнь. Это значимо, разумеется. Но лишь по нашим меркам А в больших масштабах, если задуматься, это мелочи. Понимаешь?
Да.
Вот и славно. Сейчас нужно снять стресс. Заедем возьмем бухла, и к тебе. Ко мне заявиться могут. Позвоним Мурзику, он Алину привезет, я тебе рассказывал про нее. Выпьешь, потрахаешься, отоспишься, а с утра рванем в Кызыл, и там будем в шоколаде. Достань сумку сзади.
Я неохотно тянусь назад и нашариваю тяжелую спортивную сумку на полу.
Открой.
Жужжит молния, откидываю клапан и вижу, что сумка набита деньгами.
У Адама забрал?
Ага. Товар его у тебя до сих пор лежит? Не зарядил еще?
Не зарядил, у меня он. В тайнике, нетронутый.
Меня непрестанно гложет одна-единственная мысль. Были же слухи Просто слухи и сплетни, конечно, но дыма без огня не бывает.
Санжар, а как ты взял Адама?
Он пожимает плечами:
Да как, легко. Он даже охраны при себе не держал, настолько уверен в своей неприкосновенности. Просто пришел к нему домой, выбил дверь. Пришлось побегать, конечно, но все же.
Выбил дверь? Так просто? Не было никакой защиты? Там сигнальных оберегов одних должно было против армии висеть, нет?
Санжар напрягается:
Была там хиленькая защита, но я ее первым натиском смял. Не ждал Адам нападения. Он же даже на переговоры с конкурентами, говорят, без оберегов ездил. Настолько осмелел.
Слухи. Всего лишь слухи, конечно, но
Санжар, а ты про колдуна слышал? Говорят, Адаму из самого Суритска колдуна привезли.
Не бывает колдунов, презрительно фыркает. Бабкины россказни.
Пока ты сидел, я на границе с Суритском служил. Уж там чего только не бывает. Говорят, денег за колдуна отвалили немеряно, чуть ли не весь общак вычистили. Привезли с месяц назад. Вроде как.
Да, а еще говорят, что доставили тварь в контейнере-двадцатке, исписанном рунами снаружи и изнутри и скрепленном человеческими жертвами. Что самого колдуна выкопали из могилы на Вороньем мысе Суритска, куда путь заказан даже спецподразделениям группы сдерживания. Что колдун скован поясами Богородицы, которые в течение недели оскверняли хулами Отцы культов. Что первые тринадцать Булл Подчинения, которыми Адам порабощал волю колдуна, оплавились и сгорели, едва коснулись нечестивой плоти. Многое говорят.
Санжар кипит:
От кого слышал?
От Марата.
Марат шестерка. Ему такое точно знать неоткуда. Ссут Адама, вот и выдумывают, как бабки старые. Не было колдуна. Не было и нет. Понял?
Согласно киваю в ответ, но сердце словно сковало веригами. Санжар продолжает:
Ну вот. Так что можем расслабиться. Есть, на что гулять, тем более. Можно свое дело запустить, с Белеком перетрем на эту тему еще. Он товар возьмет, разведет и реализует. Нам процент. Все отлично будет. А на сегодня по плану отдых.
Санек, а Алина эта, она рыжая?
Рыжая, а что? снова этот взгляд, который я не могу прочесть.
Ничего. Люблю рыжих просто.
Скребут ногти. Перестук костей.
Добрый вечер, ребята! Алина мило улыбается. Волосы, как опавшая хвоя в лесу сегодня утром, озорные зеленые глаза. Чем вы тут без меня занимались?
Страдали и плакали, хмыкает Санжар. Проходи, угощайся.
На столе в зале виски, вермут и водка. Водку пью я. Уже бутылку в себя влил, но опьянение не пришло, вместо него лишь тупая свинцовая тяжесть в голове. Хотя Санек оказался прав, стало поспокойнее. Пока Алина не пришла. Щелкает каблуками по полу, а я слышу дробный стук костяков. Она подходит к застекленному комоду и рассматривает спортивные награды:
Ого! А кто у нас тут такой атлет? блядский игривый голос, даже не старается притворяться.
Кидает вопросительный вгляд на меня. Качаю головой:
Это не мои, у меня поменьше.
Недоверчиво цокает языком:
Какой скромный, посмотрите на него.
Санжар? Может сейчас рванем? спрашиваю товарища.
Он недоуменно смотрит на меня:
Куда?
В Кызыл, к Белеку.
Не гони, братан, весело смеется, но сквозит в смехе холодок. Куда мы такие поедем? И на кого оставим эту красоту? Подмигивает Алине и щипает ее за задницу. Та наигранно взвизгивает и легонько шлепает Санжара ладонью по груди.
Они сидят напротив меня. Выпивают, переговариваются вполголоса. Я слушаю то, что таится за шторами спальни. В приоткрытую дверь вижу, как они колышутся под легкими порывами летнего ветерка. На секунду мне кажется, что улавливаю какой-то звук на самой границе слуха. Легкое поскрипывание. Шуршание истлевшей кожи. Но меня отвлекает Санжар.
Ну что, братан? Ты первый или я? кивает на захмелевшую Алину. Рыжая сверлит меня похотливым взглядом.
Давай ты.
Они идут в спальню, оставив дверь открытой. Алина скидывает с себя платьице и помогает Санжару стянуть футболку. Его поджарый торс усеян татуировками, и она с деланым восхищением принимается их разглядывать. Уверен, до этого сто раз видела подобные. Все бьют одно и то же. Кости, черепа, руны, защитные знаки. Скоро не встретишь человека с обычным партаком. Интересно, кого эти татуировки реально защитили от Мглы. Наливаю в стакан еще водки, добавляю сверху томатного сока. Алина уже на кровати, Санжар над ней, сосредоточенный, без улыбки. Рыжая говорит:
Может, позовем здоровяка? Я хочу втроем
Кто тебя спрашивает, что ты хочешь? угрюмо отвечает мой друг.
Ну, пожалуйста, Санечка, очень хочу, правда-правда.
Эй, спортсмен? Дама желает тройник! пропали веселые нотки. Только сосредоточенность.
Играть, так играть до конца. Захожу в спальню. Алина облизывается, и ее пухлые губы растягиваются в улыбке. Стаскиваю футболку и кидаю на подоконник. За распахнутым окном раскачивается ветка тополя, как высохшая кисть мертвеца, да светит вдалеке одинокий оранжевый фонарь.
Верещит звонок в прихожей. Санжар замирает, напрягшись. Я тоже. Алина, запахивается в одеяло:
Ребята, я быстро. Это, наверное, Мурзик подъехал, час прошел уже. Секунду, проскальзывает через зал и исчезает во тьме прихожей.
Санжар смотрит на меня, вскидывает бровь. Его тонкие губы растягиваются в улыбке. Понял? Или нет? Что могло меня выдать? Не спускать с него глаз.
Из прихожей доносится голосок Алины:
Кто? Какая полиция? Какая жалоба? У нас вообще музыка не играет! Точно! Не знаю я, что вы там слышите, нет здесь музыки! Мальчики, кричит нам. Тут полиция, говорят, соседи жалуются на музыку! Я дверь открою, пусть удостоверятся?
Открывай! горло у меня пересохло, и крик выходит хриплым.
Санжар встает с кровати. Плавно и бесшумно, как хищный зверь, выходит в полумрак зала. Я иду следом, держась справа. Хлопает дверь, вскрикивает Рыжая, и в комнату заходят двое. Питбуль и Аист. Зыркают по сторонам, глаза растерянные и злые. Расходятся в разные стороны, двигаясь к нам. Пистолет у длинного уже в руке, он направляет его на Санжара:
Не двигаться! Оба на колени, руки за голову!
Я делаю шажок в сторону, к столу, уставленному алкоголем, кладу руки за голову и медленно опускаюсь на одно колено. Ко мне приближается Питбуль. Оружие не достал, уверен в себе:
На колени, сука! На оба колена! Быстро!
Санжар стоит без движения. Длинный подходит к нему:
Ты оглох, узкоглазый?
Представьтесь.
Что, блядь?
Назовите фамилии, звания и предъявите документы.
Питбуль коротко бросает напарнику:
Баба!
Длинный, матерясь, и не сводя с Санжара дула пистолета, вытягивает из коридора оцепеневшую Алину:
В спальню и не высовывайся! Поняла?
Поняла, всхлипывает Рыжая и скрывается за дверью.
Аист то и дело шмыгает носом, близко к Санжару не приближается:
Видал, Вадос? Все почти так же!
Что так же? Они тоже видели? Бред, какой же бред.
Питбуль хмыкает:
Начали бы щуплого жать, так все и было бы. Не подходи к нему, он мастер ногами махать. А здоровяк, вроде, пошугливее должен быть. На оба колена, я сказал! рявкает мне.
Скребут ногти в спальне.
Вадос оценивающе окидывает меня взглядом:
Ты тупой или упрямый? А, качок?
Старшина, ты слышал, что мой друг сказал. Документы предъявите.
Питбуль переглядывается с товарищем:
Будут сейчас вам документы.
Лезет в карман, и через пару секунд в его руке уже потрескивает электрошокер.
Слева к Аисту обращается Санжар:
А давно сотрудники правоохранительных органов перстни воровские себе колоть начали? Шаришь, в чем дело, Игорян? Это уже мне.
Ага. И званий своих не знают. Да, товарищ старший сержант? Обращаюсь я к Вадосу.
Питбуль косится на свои погоны. Полсекунды всего, но мне хватает, чтобы в прыжке сбить его с ног и впечатать в комод. Он кряхтит и роняет шокер на пол. Мы падаем на битое стекло и рассыпавшиеся медали и кубки. Не дав опомниться, несколько раз бью его башкой об пол. Ему недостаточно крепкий, сволочь. Изворачивается ужом, хватает за ноги, поднимается и опрокидывает меня на спину. Пока пытаюсь встать, успевает подобрать шокер и пускает мне разряд в печень. Знал бы ты, паскуда, сколько раз меня ими били. Я лишь отшатываюсь назад, не глядя нащупываю бутылку на столе и бью Питбуля в висок. Не ожидав такой прыти, он пропускает удар и неуклюже валится на пол. Слева от меня тоже какая-то суета, смотреть времени нет. Не стреляют, значит, Санжар справляется. Упираюсь противнику коленом между лопаток, беру шею в захват и слышу, как под моими руками трещат позвонки. Он сопротивляется изо всех сил, лицо краснеет, шея бугрится напряженными мышцами. Крепкий. Если выпущу из захвата, другого шанса не будет. Взревев, тяну на себя и вправо. Громкий хруст, резкий, как удар бичом, и Питбуль обмякает. Ступней чувствую, как штаны у него на заднице влажнеют, а в воздухе разливается вонь.
Санжар уже стоит над извивающимся на полу Аистом. тот держится за перебитое горло и хрипит. У Санжара даже дыхание не сбилось. Стоит и смотрит, как у его ног умирает человек. Длинный тянется к пистолету, лежащему в полуметре на полу, но Санжар босой ступней отталкивает пистолет в сторону. Пока он не видит, достаю ПМ из кобуры коренастого и прячу сзади за ремень. Аист дергается еще с минуту и затихает. Санжар говорит мне:
Потащили?
В темном коридоре складываем тела. Санжар шепчет:
Это Адама люди. Как-то на нас вышли. Надо валить. Я одеваться пойду.
А я в сортир.
Запершись в туалете, прикладываюсь ухом к двери и слышу шлепанье босых ног по направлению к спальне. В зале на пару секунд шлепанье затихает поднимает пистолет, падла. Достаю ПМ, щелкаю сливом. Пока шумит вода, снимаю с предохранителя и передергиваю затвор. Держа руку с пистолетом позади, крадусь к спальне. Санжар невозмутимо одевается. Рыжая, замотавшись в одеяло, сжалась в углу кровати. Встаю за спиной у Санжара.
Как они нас нашли?
Он пожимает плечами.
Может, сестра Адама, а, Саня?
Она мертва. Не успела выйти из комы, даже не оборачивается.
Мертва? Ты же сказал, что с ней все хорошо.
Да. И это значит, что она мертва. Я первым делом в больницу к ней съездил.
Ну ты и мразь.
Он лишь пожимает плечами и кивает.
Краем глаза я вижу ствол, лежащий перед ним. Отхожу назад, подтягиваю стул и тяжело опускаюсь. На плечи словно рухнул весь мир. Лишь одна мысль не дает покоя.
Санжар, а если она мертва, то кто рассказал Адаму, что я был за рулем?
Он уже взял в руки олимпийку, но откладывает ее и разворачивается ко мне, пистолета в руках нет. Мой ствол он не видит.
Я рассказал. Надо было тебя в лесу еще завалить, не рассусоливать. Вы с ним оба у меня в печенках уже. Один головорез поехавший, другой наркоман безнадежный, не дождавшись ответа, отворачивается, упирается руками в сушилку.
Слышал, о чем эти двое говорили? Спрашивает после недолгой паузы.
Слышал.
Понял, о чем?
Предположим, понял. Дальше что?
Не отвечает, накидывает олимпийку:
Ты тоже это видел? спрашивает Санжар.
Видел. Что дальше-то, я тебя спрашиваю?
Саня, не надо. Не вынуждай.
Сам знаешь, что дальше, щелчок предохранителя.
Он не успевает развернуться. Никак не успеть, когда ты уже под прицелом. Я стреляю ему в спину, и он валится на сушилку, падает вместе с ней на пол. Силится подняться, руки разъезжаются на разбросанных вещах. Что-то шипит сквозь зубы, тянется к пистолету, но я подхожу и стреляю еще раз в голову. Под Санжаром расплывается бордовое пятно. Шелестит тополь за окном. Шуршат шторы. Скребут ногти, грязные, обломанные. За спиной шорох одеяла. Разворачиваюсь и направляю ствол на рыжую:
Руки! Руки покажи быстро!
Медленно поднимает руки над головой. В правой стянутый со стола кухонный нож.
Брось!
Звон металла.
А ты? Ты видела? Алина дрожит, боится. Я тоже боюсь. Сон видела, говорю? Отвечай быстро!
Видела, по ее щекам бегут слезы.
В живых оставалась хоть раз?
Нет Ни разу сотрясается в рыданиях.
Сразу дохла?
Отчаянно мотает головой, прячет лицо в складках одеяла.
Видела, что за шторами? Что потом?
Она поднимает испуганный взгляд:
Нет, не видела, дрожит. Взгляд жалобный, будто у побитой собаки.
Перестук костей. Жадные ногти царапают пол. Гнилостное дыхание.
Ладно, сейчас узнаем.
Беру подушку, прикладываю к ее голове и спускаю курок. Глухой хлопок, окропленные красным перья разлетаются в разные стороны.