А может погуляем, раз уж пришла.
Я болею.
Немножко.
Ну, ладно согласилась Вета и направилась в сторону посадки. Только немножко.
Они шли медленно, ничего не говоря, уткнувшись глазами в землю. С каждым шагом напряжение нарастало. Сглаживала обстановку собака, которая подстроилась под шаг хозяина и ковыляла между ними, изредка для приличия тявкая.
Тебя когда в армию? наконец выдавила Вета, и зависшее напряжение сразу улетучилось.
На следующей неделе. В среду проводы. Придешь? Горло перехватило, и Колька громко кашлянул, маскируя свою робость.
Не знаю. Я же болею.
Так до среды еще неделя, ты выздоровеешь, боясь получить отказ, он говорил быстро, почти захлебываясь.
Вета пожала плечами.
Обязательно выздоровеешь, тебе надо редьку с медом. Хочешь, я принесу тебе мед?
Не надо, у нас свой. У отца же пасека.
Тогда редьку. Хочешь редьку? У нас много
Не надо. Она вонючая. Я ее не люблю.
А что ты любишь? Колька закашлялся.
Вишню в шоколаде.
Это конфеты? Я попробую достать.
Они дошли до того края посадки, где за поредевшим кустарником дорога выходила на железнодорожные пути. Послышался протяжный гудок локомотива, и вдалеке замигали два зеленых глаза. Огни наплывали, грохот нарастал.
Мне пора
Уже? Может еще немного? Я конец фразы утонул в паровозном стоне и громком собачьем лае. Поезд, лязгая на стыках колесами, летел прямо на них. Собака задергалась в неистовстве, вырывая из рук Кольки поводок.
Вета повернулась и пошла обратно.
Я хочу, чтоб ты была моей девушкой, крикнул ей вслед Колька, пытаясь унять сбесившегося зверя.
Она сделала вид, что не слышит, хотя каждое слово гремело и лязгало в ее сердце вместе с колесами мчавшегося поезда.
Слышишь? кричал Колька, дергая собаку. Вета!
Она остановилась, повернула голову. Поезд, вильнув последним вагоном, улетел в горизонт.
Я приду. Наверное. Если выздоровею.
Отвернулась и побежала.
В пять! донеслось сзади. Я буду ждать.
Она опоздала. Сначала долго раздумывала: пойти не пойти. Наконец решилась и стала перебирать «в чем». Но за какой бы наряд не бралась, все казалось не подходящим: либо слишком вызывающим, либо чрезмерно скромным. Юбка чересчур короткая, платье старомодно длинное, туфли какие-то детские, кофта, вытянутая на боках. Когда и этот этап был пройден, снова одолели сомнения а стоит ли идти? Представила как придет, что скажет, как на нее будут все смотреть, и, наверное, хихикать, может даже насмехаться.
Вышла только в седьмом часу. От ее дома до Колькиного, если идти пешком через посадку, не больше двадцати минут хода. Шла еле-еле, волоча ватные ноги, постоянно оглядываясь, борясь с желанием вернуться. Подходя, еще надеялась, что все уже разошлись, но шум из открытых окон первого этажа не оставил сомнений вечеринка в самом разгаре. Дружный смех и знакомые голоса заставили и без того несущееся галопом сердце пуститься в бешеный скач. Остановилась, унять смятение. Зачем она здесь? Сейчас же удрать, пока не заметили. Но дверь открылась, и на крыльцо вышел Колька. Сгорбленный, похожий на нищего, которому нечего терять, и который будет рад любому проявлению доверия и понимания. Сердце царапнула жалость.
Колька достал пачку сигарет и хлопнул ею о ладошку. Сигарета вылетела пулей. Он повернул вслед ей голову и увидел Вету. Хмурое лицо расплылось в счастливой улыбке. Бросив на землю пачку, он лихо соскочил с крыльца и подбежал к ней.
Вета! захлебнулся счастьем, не в силах еще что-то выдавить из себя.
Я я я пойду.
Куда? Стой! Зачем? Пойдем за стол.
Я не хочу. Там Я не пойду. Я хочу уйти.
Он сразу обмяк. Грустными казались даже конопушки на его лице. Словно это не конопушки были вовсе, а пятна от высохших слез.
Не хочешь пробормотал себе под нос, и вдруг лицо его засияло. А и не надо. Я тоже не хочу. Знаешь что?.. Мы сбежим. Я сейчас Ты только не уходи. Хорошо? Не уйдешь? Пожалуйста. Я на секундочку забегу и сразу к тебе. Не уйдешь?
Нет.
Я быстро!
Его не было ровно минуту. Она даже не успела подумать правильно ли поступила. Дверь снова хлопнула, и Колька, держа под мышкой свернутое в рулон покрывало, уже стоял перед ней «как лист перед травой».
Пошли, протянул руку. За руку хоть можно тебя взять?
Вета протянула вспотевшую от волнения ладонь, и он нежно сжал ее.
А куда?
Устроим пикник. Только ты и я. Без этих Колька кивнул в сторону дома. Пойдем, здесь неподалеку есть одно место
Идти рядом, держась за руки, щемяще волнительно и немножко стыдно. Впервые между ними не было собаки, и Вета не знала хорошо это или плохо. И что будет дальше? Она осторожно выудила руку и стала поправлять челку. Уловка не удалась. Как только рука опустилась, Колька тут же подхватил ее снова и сжал еще сильнее.
Роща золотилась октябрем. Теплым, пряным. Колька нырнул в узкий проход между кустами и потянул Вету за собой.
Ну вот. Пришли.
Сквозь поредевшую листву пробивалось заходящее солнце. Усталый свет пьяно разливался по серым доскам деревянного столика и покосившейся лавочки. В воздухе витал слабый аромат душистого горошка. Вета присела, разглядывая розовые мордочки соцветий.
А на пикник у нас только горошек? Потянула за тонкий усик, потревоженный цветок заблагоухал.
Не только! Колька полез в карман и выудил оттуда бумажный сверток. Протянул. На!
Что это?
Вишня в шоколаде. Как ты хотела.
Вета развернула бумагу. Пять шоколадных «стаканчиков» подтаяли и потеряли форму, но с благодарностью посмотрела на смутившегося Кольку.
Спасибо. Теперь это похоже на пикник.
Еще бы! Вишня заспиртована. Так что тут тебе сразу и выпивка, и закуска. Ты ешь, не стесняйся, а то они совсем растают.
Вета аккуратно взяла пальчиками конфету и положила в рот. Протянула сверток Кольке.
Не, не, это тебе, я не хочу, Колька сглотнул накатившую слюну и развернул покрывало. Расстелил, сел, щурясь, посмотрел снизу на Вету.
Садись.
Так вот же лавочка есть.
На лавочке не то. Пикник обычно на земле устраивают. Провел ладонью по покрывалу рядом с собой, разглаживая складки. Садись, не бойся.
Вета положила бумагу с конфетами на столик и села рядом.
Ты тогда не ответила
Когда?
В прошлый раз. Я сказал, что хочу, чтоб ты была моей девушкой.
Я не слышала, слукавила Вета.
А сейчас слышишь?
Я не знаю.
Колька прилег, опираясь на локоть.
Давай полежим. Просто так. Как муж и жена. Вдруг это поможет тебе принять решение. Может, ты поймешь. Вытянулся, откинув руку. Ложись ко мне под мышку.
Вета легла, положив голову ему на предплечье. Так они лежали, смотрели в теряющее синеву небо, на ватные лоскуты растянувшихся облаков. Он думал о ней, о переполняющих сердце чувствах, о несказанных словах, которые таяли в воздухе, как мыльные пузыри, и растерянно теребил собачку на ширинке. Ведь собачка есть, а тебя будто и нет, будто ты растаял в воздухе вместе с невысказанными словами, теряясь в смутных догадках.
Вета всматривалась в похожие на овечью шкуру облака. Одно из них вытянулось в лежащую на боку восьмерку. Знак бесконечности! Он расширялся, размазывался, серел, сливался с надвигающейся ночной пеленой. Где-то совсем рядом застрекотал одинокий кузнечик. Тоскливо. Видать, плохо ему одному, от того и соло так себе. Только хоровое пение спасает кузнечиков. Только тогда радость от процесса.
Слабое соло нарушил Колькин бубнеж.
Я многое умею делать собственными руками. И не только по хозяйству. Знаешь, какие я чеканки делаю. Я тебе покажу Я тебе подарю
Хозяйство? От одного этого слова Вету передернуло.
А ты любишь мыть посуду?
Она не любила. Терпеть не могла. Они делили эту обязанность с младшей сестрой. По неделям. Но младшая сестренка хитрила, придумывала разные причины, чтоб не дежурить. К тому же она часто болела, мама жалела ее, и в результате вся посуда доставалась Вете. Фу! Она ненавидела грязную посуду, этот прилипающий к рукам жир. Рыжие приторно воняющие сгустки плохо отмывались, и даже после мыла руки еще долго источали кисловато-прогорклый запах.
Нет.
Это ничего, поспешил успокоить Колька. Я сам буду мыть. Я люблю. Я вообще люблю по хозяйству возиться.
«Хозяйство, хозяйство, хозяйство!» Вету коробило это противное слово. Сразу вспомнился мультик, где женщина трет кастрюлю, пока мужчина пытается достать ей с неба звезду. Колька не обещал звезду, он честно обещал хозяйство. Совместное.
Лежать «как муж и жена» расхотелось. Затекла шея, и по пояснице неприятно тянул холодок. Вета поднялась.
Ты чего?
Уже холодно лежать на земле. Я только выздоровела. Не хочу снова заболеть.
Да, ты права! Я забыл, что тебе нельзя. Прости, денек такой теплый выдался.
Солнце село и уже прохладно, пошли.
Хорошо, пойдем, но знаешь что Давай это будет нашим местом. Когда я вернусь из армии, мы снова сюда придем. Договорились?
Он опять стал похож на нищего, выпрашивающего подаяние.
Угу!
Здорово!
Колька подхватил одеяло, свернул, сунул под мышку и взял Вету за руку. На этот раз уверенно, словно ее «угу» было не просто согласием или обещанием, а клятвой, дающей неограниченное право собственности на нее.
Когда из темной аллеи они вышли на площадку у дома, то в свете одинокой лампочки увидели стоящего на крыльце Витьку Суркана. Витька жевал во рту сигарету и чиркал спичкой по коробку. Спичка чиркала, но зажигаться не хотела. Витька давил на спичку, матерясь через губу. Когда огонек наконец вспыхнул, Витька поднес спичку к сигарете и застыл. По заросшей кустарником аллее навстречу ему двигалась парочка. Счастливое лицо друга, смущенный взгляд Веты и особенно скрученная подстилка сразу выстроили в голове Витьки многозначительную догадку, которую тут же подтвердил Колька.
Знакомься, это моя девушка.
Губа, с прилипшей к ней сигаретой, отвисла, а округлившиеся глаза выражали странную смесь эмоций любопытство, досаду, растерянность. Огонек добежал до конца спички и опалил пальцы.
Сссс Витька отбросил огарок и выплюнул сигарету. Понятно.
Темно, темно. От бетона веет холодом. На остановке никого. Автобусы ходят редко, раз в полчаса, по расписанию. Предыдущий ушел минут пять как. Значит до следующего еще уйма времени, и у них есть минут пятнадцать. Так, чтоб никого, чтоб только он и она, в темноте бетонной остановки, скрывающей их черные силуэты. Они сидят, прижавшись друг к другу плечами, молчат. Странные чувства витают в воздухе. Робость и тягостное осознание ее причины. А еще там же бессмысленная череда фраз, которые хотелось бы сказать. И ответы, которые хотелось бы услышать.
Ты слушала песни, что я тебе записал?
Да, спасибо, мне очень понравились.
А какая больше всех?
«Я тебе, конечно, верю», из фильма «Большое космическое путешествие».
Вот! Это и моя любимая. Значит, наша, да?
Да.
А как ты думаешь, быть рядом и быть вместе это одно и то же?
Наверно Я не знаю. Я не думала об этом.
Замолчали. Сидели. Он то приобнимал её за плечи, то хватал за руки. Волновался. Пытался дышать ровно, чтоб не выдать волнения. Набравшись храбрости, выдохнул ей в шею:
Поцелуй меня.
И застыл, испугавшись собственных слов.
Она повернулась и чмокнула его в щеку. Он заулыбался.
Вот ты хитрая лиса! Придвинулся вплотную. Вторая попытка.
У меня зуб мудрости придумала на ходу Вета, пытаясь увильнуть.
Поцелуй меня, судорожно перебил Колька, заставив трепетать ее сердце.
Стыдно, она еще ни разу не целовалась. И не представляет, как это делается. Зажмуривается, прижимается губами, выталкивая вперед язык. Проникает не глубоко, шевеля кончиком, но наталкивается зубами на его зубы. Неприятно! Глупо! Слюняво! Отворачивается.
Тебя кто целоваться учил?
Она в растерянности. Он насмехается? Или у нее получилось? Самой ей не понравилось. А ему?
Эх ты, неумеха! Колька обхватывает ее ручищей, наклоняет, и впивается губами. Этот поцелуй не похож на ее. Он такой сладкий, что кружит голову. Она еще долго потом будет вспоминать вкус его губ, ничего ни понимать, ни видеть перспектив и поражаться тому, что это произошло с ней. На уроках она будет ерзать на стуле и рисовать в тетради бабочек, а перед сном душить руками подушку, мысленно искать его и обнимать, соприкасаясь с ним душами. А еще скучать и злиться. Иногда плакать. От непонятно откуда взявшегося чувства упущенной возможности и еще более острого чувства утраченного счастья. И уже много лет спустя, вспоминая это свидание и тот поцелуй, винить себя за порушенную чужую жизнь.
«Я человек такой, могу горы свернуть даже за иллюзию взаимности, из пепла восстать, ад сокрушить. Но пренебрегать мной».
«Это унизительно постоянно ожидать, что твой собеседник покажет тебе твою принадлежность в его иерархии сексуальной привлекательности, где ты займешь надлежащее место по шкале его предпочтений».
«Унизительно, когда каждое твое движение обусловлено заискивающей напряженностью мысли о том, какое надо произвести впечатление, чтобы тебя приняли, оценили, выделили и хотя бы не отвергли».
«И ради этого ты остервенело чистишь зубы и язык щеткой, полощешь глотку, бреешь подмышки и остальные интимные места, чтобы твое тело не выделило в момент оценки миазмы?..»
«Унизительно! Но я не перестану бороться. У меня своя папка из эмоций, ощущений, воспоминаний и желаний. А главное желание это он. Ради обладания им я пойду на все».
«Гляжусь в тебя, как в зеркало», вопил под окном Серега Турок.
Его качнуло и, чтоб не упасть, он схватился рукой за тонкий ствол дерева. Алка Калашникова залилась глупым смехом, Витька Суркан протяжно свистнул, а Танька Коломеец заскрежетала кривыми зубами.
А ну пошли отсюда! Веткина мать, высунувшись в окно, погрозила собравшимся скалкой.
«До головокружения», дотянул фразу Серега и плюхнулся на бетонный выступ подвала.
Вы что, не поняли? Я сейчас милицию вызову!
А что мы такого язык заплетался, мешая говорить. Оказывается, петь после водки и пива легко, а говорить не очень.
Что вы тут опять собрались? Убирайтесь!
Пусть Вета выйдет, на этот раз отчетливо выкрикнул Турок.
Чего? женщина задохнулась от негодования. Если я тебя еще хоть раз рядом с дочерью увижу
Пойдемте отсюда, Танька встала и потянула Серегу за рукав.
Отстань, Серега брезгливо стряхнул ее руку. Не мешай мне с тещей разговаривать.
Наверху, бряцнув стеклами, захлопнулась форточка.
Не больно она с тобой разговаривать хочет, усмехнулась Алка.
А придется, Сережка икнул.
Ты чо, на Ветку глаз положил? Витька округлил рот, выпуская дымовое кольцо.
Ик, утвердительно кивнул Серега.
Она Водолаза из армии ждет. Танька снова села рядом, обиженно поджав губы.
Прям ждет не дождется, процедил сквозь зубы Турок.
Зря надеешься. Второе кольцо, извиваясь, образовало восьмерку, и повисло над Витькиной головой. Я их видел. Вместе. Не просто же так они с подстилочкой в лесополосу ходили.
Да, да, я тоже знаю поторопилась заверить Коломеец.
Чего ты знаешь?.. Серега посмотрел на Таньку с неприкрытым презрением. В темноте ее лицо было похоже на мордочку нутрии. Он отшатнулся, пружинисто вскочил и схватился за дерево. «И вижу в нем любовь свою», пропел полушепотом, шмыгнул носом, повернул голову, заглядывая в Веткино окно, «и думаю о ней».
«Даже сейчас, несмотря ни на что, а может даже еще больше Нравится. Еще как нравится. Отчаянно нравится. Хоть и бесит. Бесит меня! Доиграется. Я, а не она. Я! Любой ценой! Не отступлюсь. Будет моим. Все!».
«Трынди-брынди доруле» заливается радио. Вета дощипала брови, отодвинулась от зеркала. Хорошо получилось, волосок к волоску ложились в тонкую ниточку. От матери достанется Наверное. Ну и пусть. Привыкнет. А она потом волосы еще перекисью вытравит. Вета вывернула ручку приемника на всю громкость и подошла к окну. У железной будки овощного магазина кучковалась молодежь.