Как раз Шалая и отлетела с визгом в сторону от небрежного пинка по-городскому одетого парня в модной нынче широкополой шляпе с полосатым пером, что никак не годилась для защиты от дождя из-за частых дыр в полях.
Не тронь собачку! заспешивший на шум старик Бутрос торопливо замахал руками, призывая скулящую собаку.
Да сама под ноги лезет! рыкнул в ответ горожанин. Тварь шелудивая!
Подведя лошадь ближе, я спешился, приземлившись правым сапогом аккурат на его опрометчиво отставленную туфлю с загнутым носком.
Ай! совсем по-бабьи взвизгнул парень и, выдернув отдавленную ногу, запрыгал на другой.
Не лезь под ноги, буркнул я, берясь за поводья и шагая к навесу.
Не выдержав моего взгляда, горожанин опустил побагровевшее лицо и вздрогнул, только сейчас разглядев красную метку на моем плаще. Ну да испугался крупного мужика, а затем вдвойне испугался, опознав во мне палача. Но с чего бояться, если не совершил ничего дурного?
Как здоровье, Бутрос? спросил я у заулыбавшегося мне старика.
Да пока кряхчу помаленьку! И собачки живы, хотя Шалая совсем уж дурная стала на старости лет
Ну и славно, улыбнулся я в ответ. Приютишь? Дождь вот-вот
Ливанет как следует, закивал старик, указывая на боковой навес, чья крыша сплошь поросла турмосами. Располагайся, Рург. Ох ты только сейчас он разглядел спешившуюся рядом со мной девушку и понял, кто она, судя по округлившимся от изумления глазам. Не иначе как дорожная блудница? Ой закашлявшись, захлопав себя по тощим ляжкам, он согнулся и поспешил прочь, явно изнемогая от невероятной силы смущения.
Правы те люди, кто говорит, что старики с годами как дети становятся, вздохнула сильга, поправляя ножны меча. Что на уме то на языке.
Поспешим, сказал я, коротко глянув на совсем уж потемневшее небо. Не хочется промокнуть. А Бутрос он старик душевный, простой и с судьбой надломленной. Его жену и детей убил обезумевший бродячий торговец, что напросился к ним на постой. Сам Бутрос получил три удара топором в спину и один в голову. Упал замертво и только поэтому и выжил. Выхаживали его всем селением, а как поправился в старом доме жить больше не захотел и ушел жить сюда, в придорожный амбар.
Святая Лосса зеленые глаза остановившейся сильги скользнули по суетливо бегающему вокруг прибывшей тяжелой повозки старику. Я знаю немало подобных историй, и все же каждый раз царапает по сердцу. Бедный старик
Годы прошли, пожал я плечами. Душевные раны немного затянулись. Но знаю, что в родные Торбачи он наведывается лишь четыре раза в год на дни рождения погибших родных, чтобы посидеть у их могил. И на праздник общего поминовения, когда под осенней красной опадающей листвой засыпающих кленов выставляют столы и в больших котлах готовят особую густую мясную похлебку. Я пробовал. Очень вкусно
Мне надо с ним поговорить.
Зачем бередить почти зажившее? поморщился я, разом пожалев о своей болтливости.
Я не сказала что хочу, на этот раз зеленые кошачьи глаза смотрели с укором. Я сказала «надо». Ты ведь понимаешь разницу, палач Рург?
Тебя интересует тот бродячий торговец?
Да. Знаешь что-нибудь?
После совершения столь страшного деяния он ненадолго пришел в себя и, обливаясь слезами, окровавленный, побежал к дому старосты. Добудился, признался в содеянном, сдался им на руки, позволил себя связать и перепуганный, трясущийся выл весь остаток ночи напролет. Серым рассветным утром его поспешно погрузили на повозку и отправили в город дабы деревенские не осквернили себя самосудом и смертным грехом. Еще через день торговец покаялся в убийстве, отбыл неделю в городской тюрьме и был подвергнут калечащим пыткам, после чего обезглавлен. Тело похоронено в неуказанном месте. Но я догадываюсь, где искалеченный убийца нашел свой последний покой. Все имущество убийцы было продано, деньги пошли в пользу Бутроса, но ему они без надобности он довольствуется крайне малым.
Мне надо с ним поговорить, повторила Анутта. Но я не хочу бередить его душу, не хочу пугать Помоги мне, Рург. Попроси его просто рассказать, как все было.
Как убивали его родных? Еще раз провернуть нож в сердечной ране?
Нет же! До этого! Я хочу знать обо всем, что случилось до того, как бродячий торговец вдруг обезумел и взялся за топор.
Ненадолго задумавшись, я неспешно снимал с лошади седло, в то время как другая, вьючная, нетерпеливо тыкалась мне в затылок мордой, требуя поторопиться. У старого Бутроса всегда находилось для них что-нибудь вкусное, и лошади это помнили.
Хорошо, наконец кивнул я. Я попрошу. Но не сейчас. Пусть начнется и закончится дождь. Пусть уедут все, кто собрался переждать ненастье. Потом я помогу Бутросу навести порядок, угощу его остатками вина из своих запасов и попрошу рассказать ту давнюю историю. Но
Но?
Но я сделаю это все только в том случае, если ты скажешь мне, что все это не забавы ради. Что все это не ради того, чтобы потешить свои чувства мрачной былью, и не ради того, чтобы записать очередную историю в твой дорожный дневник.
Палач Рург ладонями проведя себя по волосам, сильга тряхнула ими, будто сбрасывая брызги еще не начавшегося дождя, и медленно произнесла: Я бы никогда не стала бередить плохо зажившую душу этого старика ради забавы. Поверь мне.
Выдержав паузу, я кивнул:
Хорошо. А теперь поторопимся. Не хочется намокнуть уже в самом начале путешествия.
Отвернувшись друг от друга, мы занялись ремнями и пряжками, а поднявшийся ветер прижимал к земле траву, срывал красные лепестки турмосов и гнал их прочь по пыльной дороге. Вместе с ветром пришел запах приближающегося ливня, и мы заспешили сильнее, но все же не успели и втащили седельную поклажу и сами седла уже под теплым дождем, оставив на время радостно фыркающих лошадей трясти пыльными гривами и стремительно намокать. Дождь надолго я знал это благодаря большому опыту путешествий и потому, оказавшись в сухости, торопиться перестал совершенно, начав основательно располагаться под боковым навесом, где имелась невеликая глиняная печурка и запас хвороста. Разложив свое одеяло, вытащил из седельной сумки тяжелый чугунный чайничек с едва различимым затейливым узором. По привычке бережно проведя ладонью по выпуклому узору, тяжело вздохнул, вспоминая заплаканные глаза его прежней владелицы, чей сын по глупости, безотцовщине и пьянству сполна заслужил всю ниспосланную ему кару. Жизнь его пощадить я не мог, но умер паренек безболезненно. Чайник мне подарили уже позднее заплаканная мать передала через подружку в качестве благодарности за мое понимание. Тем же вечером безутешная мать совершила страшный грех, наложив на себя руки. Ее нашли повешенной, и чайник я так и не сумел вернуть. Оставил себе, чтобы во время бескровных ночлегов заваривать в нем чай и не забывать
Растопив печь, убедившись, что вещи в сухости, я накинул на голову капюшон плаща и вышел под дождь. Нилла далась легко, а вот озорную Нарлу пришлось поуговаривать, прежде чем она согласилась наконец войти под навес. Хорошенько растерев лошадей пучками сена, привязал к мордам торбы, сыпанул туда овса и поспешил к закипевшему чайничку. Люблю я эту мирную рутину, что приносит успокоение разуму Вот я уже и почти забыл того трактирного убийцу с перепуганным темным взглядом запавших глаз.
Обиходившая свою лошадь сильга опустилась на соломенный сноп напротив, накинула на колени одеяло, с наслаждением зарыла босые омытые из деревянного ковшика ступни в сухое сено и затихла, с намеком глядя на чайник и помахивая у колена небольшим тканевым мешочком.
Что там?
Сухой шиповник. Дикий. Лесной.
Пара ягод будет в самый раз, одобрительно улыбнулся я, протягивая руку. Позволь угостить тебя чаем, сильга Анутта.
Приму с благодарностью, девушка церемонно склонила голову. Может, все же расскажешь, почему ты решил стать палачом? Погляди даже погода дала нам передышку в пути.
Нет у меня особых причин. Разве что
Разливая дымящийся чай по медным чашкам, каждая из которых имела свою собственную историю и была найдена мной в разных местах, хотя обе они вышли из рук одного мастера медника, я задумался было, но
Разве «что»?
Тихое, но настойчивое напоминание сильги заставило меня оторваться от не слишком приятных воспоминаний о далеком прошлом и окунуться в куда более темные и еще более отдаленные от сегодняшнего дня омуты памяти:
Несправедливость глумление жестокая смерть солдат
Я я не понимаю с лица девушки исчезла улыбка, а во взгляде возникла тревожность. Но я чувствую твою боль всплеск душевной боли Послушай, Рург хоть про сильг и говорят, что мы питаемся праздным любопытством, если это слишком личное для тебя
Нет, я успокаивающе улыбнулся и сам уселся поудобней, прижавшись спиной к старым потемнелым чурбакам, что бережно хранились под навесом. Нет Это было давно. Не знаю, приходилось ли тебе ее слышать, но есть одна старая горская поговорка помедлив, я убедился, что помню ее правильно, и неспешно проговорил вслух: В землях без смерти на плахе все больше и больше голодных сирот.
В землях без смерти на плахе все больше и больше сирот, медленно повторила сильга, и на ее прикрытых одеялом коленях словно сама собой возникла раскрытая книга в кожаном переплете. Не слышала и мне не нравится это присловье веет от него каким-то холодом
Страшное присловье, согласился я и, сделав небольшой глоток обжигающего чая, глядя на перекусывающих овсом лошадей, начал вспоминать: Впервые я столкнулся с людской гибелью на поле брани. Я был солдатом. Новобранцем. В солдаты я не рвался, но выбора мне не оставили и пришлось надевать бело-синие цвета. Семнадцатилетняя война Рубинового Венца и Сапфировой Короны
Она унесла так много жизней
Я горько усмехнулся:
О да все мои друзья детства очутились в числе погибших. Мы вместе оказались в армии, где нас наспех обучили кое-как владеть тяжелыми боевыми копьями и бросили в самое пекло Рандуноцвета.
Поле Рандуноцвета Святая Лосса там погибли тысячи
Да, кивнул я. Тысячи с обеих сторон. Битва началась затемно и закончилась с закатом. Рубиновый Венец умылся кровью и позорно отступил. Сапфировая Корона победила.
Ты оказался в числе победителей.
Нет. Я пал от вражеских стрел в самом начале сражения. Даже не успел направить свое дрожащее копье на несущуюся на нас кавалерию. Меня завалило другими телами, и все почернело перед глазами. Очнулся я уже ночью. Очнулся от боли в груди и от тяжести давящих на меня тел. Тогда я еще не знал, что трупы упавших на меня друзей спасли мне жизнь. Стоило мне с трудом приоткрыть один глаз другой был залит засохшей кровью и сквозь пальцы чьей-то свисающей у меня перед лицом мертвой руки я увидел их
Их? сильга перешла на шепот, ее рука с пером замерла над страницей походного дневника.
Приговоренных, чтобы скрыть обуявшие меня чувства, я наклонился над чайником и потратил некоторое время на то, чтобы подбросить хвороста в угасающий огонь и добавить воды в опустевший чайник. Понимаешь, сильга Анутта палачи великая редкость.
Вас очень мало.
А когда палач умирает или по старости или болезни уже не в силах продолжать свое дело ему не сразу находится замена. Порой на это уходят долгие месяцы. А люди продолжают вершить страшные дела. Их ловят, приговаривают к пыткам и казни, заключают в тюрьму и кормят их месяц, два, три иногда полгода Но это в городах. А вот в затерянных среди долин и лесов селениях никто не станет долго кормить дармоеда. Но и убивать его не будут ибо грех. Никто не хочет угодить в огненную тьму Раффадулла. Поэтому, обычно в конце осени, когда сытые деньки подходят к концу и пора надеяться только на загодя сделанные припасы, этих приговоренных попросту изгоняют за околицу.
Погоди я слышала о таком. Их еще называют живыми мертвецами. Но они редкость.
Обычно редкость. Но в те темные дни разом исчезло сразу три палача. Какая-то странная история с пожаром, что разом унес три палаческие жизни. Одному-то палачу замену трудно сыскать. А когда исчезают сразу трое покачав головой, я продолжил уже куда спокойней. Когда я открыл глаз и взглянул на погруженное в темноту заваленное мертвыми телами поле брани, я увидел цепочку плывущих в ночи факелов, а под ними их Приговоренных. Они обыскивали тела, забирая все ценное. Как оказалось, им просто повезло Проигравшие отступили, позорно бросив своих умирающих и еще не успев заключить договор о перемирии, дабы спасти раненых и похоронить павших. Победители же были заняты тем же переговорами. И пока две отошедшие от поля Рандуноцвета армии зализывали раны и переговаривались, Приговоренные решили урвать свое.
Мародеры.
И убийцы, добавил я. Придавленный телами, я лежал и глядел, как они убивали еще живых солдат. Но убивали не быстро нет они жгли их раны факелами, вытягивали и поджаривали на глазах несчастных их собственные внутренности
Ох
Да, мрачно кивнул я. А что им терять? Они приговорены к смерти. И приговора им не избежать ибо выгнать их выгнали из родных селений, но по одному старинному и строго соблюдаемому закону пометили знаками Четырех Ран.
Правый глаз, нос, правое ухо и правая ладонь.
С такими метками куда подашься? Не примут ни в одно из селений. Убить не убьют, но попробуй приблизиться к домам изобьют страшно, отобьют все внутренности. Поэтому приговоренные калеки сбиваются в шайки, что затем становятся жестокими разбойничьими бандами. И пока не выйдет приказ о их поиске, пленении или изничтожении солдатами они остаются безнаказанными. И в тот и без того черный день банда Приговоренных явилась на стонущее поле боя, чтобы поживиться и позабавиться. Мне повезло и не повезло меня они не заметили, но зато заметили других израненных бедолаг так близко от меня, что я увидел, услышал и унюхал все самое страшное, помолчав, я отставил опустевшую кружку и улыбнулся. Лежа под мертвыми телами я поклялся, что если выживу, то стану палачом. Так и случилось. Меня отыскали с рассветом, когда Приговоренные уже скрылись в сырой чаще. Мои раны залечили, война закончилась в том последнем побоище, как и моя армейская служба. Я мог вернуться домой и жить обычной жизнью. Но своего решения я не изменил. Все было решено еще тогда. Мой палаческий путь начался посреди ночи на поле брани Рандуноцвета и продолжается по сию пору.
Те жестокие твари
Я нашел каждого. Не все пали от моей руки, но все они давно мертвы.
Ты пытал их?
Да. Они умерли от пыток, спокойно произнес я и взглянул на свои ладони. Они умерли страшной смертью. Мужчины, женщины и даже старики. Осуждаешь?
Осуждаю
Почему?
Разве не может быть такого, что среди тех Приговоренных были сошедшие с ума? Душевная болезнь меняет людей, делает их жестокими, страшными
Может и так может, сегодня я бы решил иначе. Но тогда я был молод, я потерял всех своих друзей в бессмысленной войне и я был очень зол.
Скорее твой страх смерти выродился в злобу а ты не мог не бояться если бы тебя нашли
Я был совсем мальчишкой, улыбнулся я. Конечно, я боялся. Я был полумертв от сковавшего меня страха.
И ты вот так стал палачом? А как же умения?
В этом мне помог ныне покойный престарелый палач, пребывающий на заслуженном покое. Я нашел его на лесной пасеке, я прикрыл глаза, вспоминая тот пронизывающий испытывающий взор и сердитый голос. Он жил отшельником и сразу прогнал меня прочь. Я умолил его выслушать мою историю. Просто выслушать, и если он повторит свой приказ уйти я уйду.