Силье Ульстайн
Шепот питона
Silje O. Ulstein
Krypdyrmemoarer
© Наумова А.В., Юченкова А.К., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
* * *
Я это Другой.
Артюр Рембо
Часть I
Лив
Олесунн[1]
Среда, 16 июля 2003 года
В первый раз тело его поразило меня. Словно оживший серый гранит и в то же время мягкая наждачная бумага. Шершавое и гладкое. Тяжелое и легкое. Сперва я поразилась, насколько он теплый, а ведь полагала, что окажется насквозь ледяным. Или мне до этой самой минуты не хотелось верить, что он живой. Лишь намного позже я уяснила: он отдает не собственное тепло, а чужое то, что впитал сам.
Он свернулся у меня на руках метр длиной, и все равно пока кроха. Приподняв голову, уперся мне в руку и обратил на меня взгляд. Возможно, пытался понять, что я за существо. Добыча я или враг. Раздвоенный язычок чуть подрагивал, тело медленно двинулось вверх по груди, к горлу. Там он замер, завис в воздухе, уставившись в меня каменно-мертвыми глазами. Я заглянула ему прямо в узенький зрачок немигающий, неизменный. Взаимопонимание между нами невозможно, и тем не менее он как будто старался установить со мной связь.
В нем присутствовало нечто невесомое. Способность удерживать в воздухе такую крупную часть тела при всей видимой легкости. Казалось, пожелай он и, отвергнув все земное, переместится в невесомость. Даже мысль о том, что живое существо настолько владеет собственным телом, не укладывалась у меня в голове. Она будто толкала меня в пропасть. Я вытянула руку, и он свесился с нее, как с ветки, всматриваясь мне в лицо.
Ты ему понравилась, сказала женщина, по-американски выговаривая «р» и «л». Она проводила меня обратно на прохладный чердак, где в клетках вдоль стен сидела всяческая живность. В голосе моей собеседницы звучала искренняя радость. Он, похоже, тебе тоже нравится?
Нравится? Нет, это слово недостаточно емкое. Нравится это про клевую куртку. А тут дело совсем другое.
Можно подержать?
А мне когда подержать можно будет?
Из-за моей спины высунулись Ингвар и Эгиль. Я про них едва не забыла. Ингвар, бородатый брюнет с длинными, как у меня, волосами, был на пару лет старше блондинистого Эгиля в белой рубахе, однако выглядели эти двое как подростки-близнецы. Они вполне могли бы сказать «нравится». Им змея нравилась, как нравится определенная музыка, или сорт пива, или что там еще. А вот сама-то я что испытывала? Материнское тепло, влюбленность? Внутреннюю связь, несмотря на принадлежность к разным биологическим видам? Посмотрев в маленькие глаза, такие непохожие на мои собственные, я решила, будто вижу в них доверие или понимание.
* * *
Эта идея родилась у нас относительно недавно. Тогда, в пять утра, в самой крутой цокольной квартире Олесунна, где круглосуточно плавился в лавовой лампе красный парафин, висела густая пелена сигаретного дыма. В гостиной, где всего пару часов ранее было не протолкнуться, нас осталось всего несколько человек. Мы тоже почти выдохлись, но не совсем. Буйная радость давно стихла, в комнате сладковато пахло табаком; Ингвар, развалившись в кресле, наигрывал на гитаре всякие старые рок-хиты. Даже Эгиль, весь вечер ставивший на полную громкость «50 Сент» и «АутКаст», спустил подвернутые рукава рубахи и уселся на пол, обняв какую-то девушку похоже, свою однокурсницу с факультета бизнес-аналитики.
Сама я выкурила хороший косяк, который мне забил Ингвар, меня пробрало, и я ушла в себя. Лежала на диване и разглядывала потолок тот, казалось, поднимается и опускается, словно умеет дышать. Я собиралась лежать вот так, пока не усну, слившись в едином ритме с потолком, когда откуда ни возьмись рядом возник какой-то чувак. Он куда-то выходил, но потом вернулся это был знакомый Ингвара или Эгиля; кто именно, мне было плевать. Впоследствии лицо его тоже забылось; я запомнила лишь, как он сидел на полу возле моего дивана и все пытался разговорить меня, однако в тот момент меня занимал только потолок. Сделав несколько не увенчавшихся успехом попыток, парень встал и пересел еще к кому-то.
Я уснула или наконец мы с потолком объединились, но потом очнулась. Из сна меня вырвал крик Ингвара. Девушка, с которой Эгиль до этого сидел в обнимку, теперь лежала у него за спиной, прикрыв рукой глаза. Сам Эгиль не сводил взгляда с телевизора. На экране показывали джунгли: какой-то мужчина, стоя по пояс в грязи, вытаскивал что-то из воды. Это оказалась змея с блестящей коричнево-черной кожей. Толщиной змея была с аллигатора, но намного длиннее. Мужчина все тянул ее, а змея никак не заканчивалась. Нет, все-таки кожа у нее была коричневая, черная и желтая. «Великий питон! выкрикнул мужчина, а змеиное тело становилось все толще и плотнее. Огромная змея! Вот, это у него голова!» Тут питон разинул пасть и разъяренно кинулся на мужчину. Тот отшатнулся и со сдавленным криком отступил. Змея последовала за ним.
Я сглотнула. Эгиль нервно хохотнул и выругался, но будто где-то далеко: сердце у меня колотилось так, что заглушало почти всё. Стены в гостиной дрожали от ударов моего сердца. Щеки горели, ладони вспотели. Прежде я еще никогда не ощущала так близко свое собственное тело. Никогда так отчетливо. Мягкие движения змеи, спрятанная под гладкой кожей сила околдовывали меня. Я была не в силах отвести взгляд от экрана, где мужчина достал из-за кустов фотоаппарат и принялся фотографировать огромную змею. «Всего пару кадров». Австралийский акцент, быстрые движения. Мы со змеей почти одновременно вытянули шею и распахнули глубокую пасть с маленькими зубами, почти не отделимыми друг от дружки. Мягкую глотку и зависший в воздухе язык. А потом мы с ним бросились вперед. Гостиная наполнилась криками ужаса и восторга, а мы с питоном вонзили зубы в толстую волосатую руку.
Я думал, что умру, сказал австралиец, думал, он добрался до меня. Он сидел на раскладном стульчике, а за спиной у него виднелась палатка. Это ему раз плюнуть. Хорошо, что он нижней челюстью зацепился мне за штаны иначе кранты.
На экране снова появилось видео, где змея кусает мужчину, а потом еще раз, но в ускоренном темпе. Мягкая розовая пасть опять и опять мелькала передо мной, сперва быстро, потом медленно, и я видела, как бледно-розовый язык уперся в ткань и как змея наконец обмякла. Я представила, каково это дотронуться до ее языка. Закрыла рот. И сглотнула.
Я знаю, где добыть такого, заговорил вдруг этот незнакомый, непонятно откуда взявшийся чувак. Ну, ясное дело, не такого здоровенного, как этот, но маленьких кое-где продают. Детенышей.
Сейчас, вспоминая все это, я стараюсь припомнить, как он выглядел, но перед глазами встает лишь голова ни глаз, ни носа, ни рта. Однако я помню, что на несколько секунд в гостиной повисла тишина. Эгиль повернулся и широко улыбнулся мне. Я попыталась улыбнуться в ответ, но чересчур разволновалась и боялась, что он заметит, как сбивается у меня дыхание, как горят щеки и как я сглатываю. Я медленно кивнула. Эгиль обернулся к Ингвару губы у того растянулись в похожей улыбке. Тот тоже кивнул. Вот так мы всё и решили. Заведем змею.
Присутствующие вновь пробудились к жизни, в комнате зазвучали голоса и смех. Этот незнакомый парень вытащил серебристый цифровой фотоаппарат и сфотографировал нас. Я, Ингвар, Эгиль, девушка и парень все мы перед экраном, на котором застыло изображение шестиметрового питона.
* * *
Наш новый член семьи был тигровым питоном всего-то метр длиной. По-прежнему ребенок. Однако это существо совершенно меня околдовало. У меня было такое чувство, будто я зависла над пропастью, и от этого мне удивительно хорошо. Прежде чем передать его в чужие руки, я поднесла питона к лицу и прошептала:
Я заберу тебя домой.
Наверное, мне почудилось, однако питон кивнул.
Мариам
Кристиансунн
Пятница, 18 августа 2017 года
Мама, можно мне журнал?
Ибен держала в руках блестящий журнал с комиксами. Фигура на обложке представляла собой соблазнительную девушку-зомби с блестящими, картинно надутыми губами. Обычно по магазинам с Ибен я отправляю Тура. Самой мне нравится делать покупки в одиночку. Однако сегодня мы с Ибен проводим день вдвоем это была моя идея. В понедельник ей в школу, и мне захотелось самой купить нашей семикласснице новую одежду и всякую всячину для школы. Захотелось остаться с ней наедине, чтобы мы опять сблизились. В последнее время отношения у нас не ахти чем она взрослее, тем дальше от меня.
Мы уже почти три часа бродили по торговому центру «Стуркайя». Ибен выбрала себе наряд: обтягивающие брюки и кружевную блузку с пуговицей на шее, розовые туфли и того же цвета худи, которые она тут же и надела. Мы вертелись перед зеркалами, фотографировались и шутили даже нашли желтый свитер ее размера, похожий на мой кашемировый свитер, и отправили снимок Туру. Она так похожа на меня в ее возрасте! Порой мне даже не по себе оттого, что мы с ней так похожи, но сегодня я обрадовалась. После магазинов мы уселись в кафе и взяли по мороженому. Я задавала ей неопасные вопросы, а она отвечала. Мы поболтали о лошадях. Одна подружка Ибен занимается верховой ездой, и Ибен тоже хочется. Я пообещала поговорить с Туром, вот только Ибен тотчас же заулыбалась так, будто я ей уже разрешила.
Ибен красотка: светлые кудри падают на глаза, носик узкий и губы тоже. Уродливая героиня комикса ее полная противоположность. Ибен скорчила умильную рожицу, явно пытаясь очаровать меня. На Тура это действует тот вообще очень часто повинуется зову сердца, однако по отношению ко мне такая тактика обречена. Я чувствую себя обманутой. Одиннадцать лет я заботилась о ней, следила, чтобы она не поранилась, не упала с дивана, не подавилась, не проглотила кубик «Лего». Утешала ее, когда она плакала, когда болела. Но Ибен на все это плевать. Ей главное, чтобы подарки дарили и всё разрешали.
Я взяла журнал у нее из рук. На несколько секунд Ибен задержала на мне взгляд; и в ее темных глазах по-прежнему горело: «Дай, дай, дай». Я пролистала пару страниц. Девушки-зомби с огромными накрашенными глазами занимаются своими повседневными делами, ходят в школу, красятся. Тот, кто нарисовал эти картинки, знает, как извлечь выгоду из любви девчонок ко всему блестящему.
И чему это тебя научит?
Ибен опустила взгляд. Ковырнула пол новой туфелькой.
Ибен. Чему это тебя научит?
Не знаю, прошептала она.
Мне кажется, тут вообще ничего путного нет. Оно тебе вообще зачем?
По-прежнему глядя в пол, она дернула вместо ответа плечом.
У них шея толще бедер, продолжала я.
Я сунула журнал ей в руки, встала у нее за спиной и открыла первую страницу.
Смотри. Никакой истории. Текста почти нет, только картинки. Весь журнал уродливые картинки накрашенных девушек. Тебе это зачем, Ибен?
Она покачала головой. Попробовала вырваться, но я ее удержала. И перелистнула страницу.
Смотри, я опять перевернула страницу, видишь? Десять страниц, и все еще никакого рассказа. Журнал ни о чем.
Я и сама слышала, что говорю чересчур строго, но нельзя же позволять дочери опускаться до такой безвкусицы. В следующий раз она и сама задумается. Ибен снова попробовала вывернуться, однако я сдавила ее локтями. Не сводя глаз с новых туфель, она разжала пальцы, так что теперь журнал держала только я, и ее руку тоже. Ибен ойкнула и дернула рукой. Я перегнула палку.
Прости, я не хотела. Просто мне не хочется, чтобы ты читала всякую дрянь, от которой только тупеешь. Найди что-нибудь получше и я тебе это куплю.
Ибен выхватила у меня из рук журнал и, вжав голову в плечи, бросилась к полке. И тут у меня зазвонил телефон. Я порылась в сумке и вытащила сперва мобильник Ибен у нее карманы неглубокие, поэтому она отдала телефон мне. Порывшись еще, отыскала и свой собственный. Звонил один из бухгалтеров. Наверное, хочет назначить встречу, чтобы нанять еще секретарей. В июне «Наше здоровье» выиграло тендер, и в журнале «Время зовет» напечатали нашу фотографию, где мы с марципановым тортом и бутылкой шампанского. Мы планировали все лето и теперь готовы были приступить к работе. Однако сегодня моя дочь важнее работы, я обещала. Поэтому на звонок отвечать не стала.
Возле полки с журналами Ибен не оказалось. Я взяла другой журнал с комиксами, на вид поприличнее, и сборник кроссвордов. Еще раз посмотрела напоследок на девушек-зомби. Поговорю с ней сегодня вечером.
Возле кассы Ибен не было. И около полок с конфетами. И перед магазином. Я переложила покупки на ленту, потянулась за телефоном, чтобы позвонить ей, но вспомнила, что ее мобильник у меня. Таким маленьким девочкам сумочки не полагаются, но, видно, придется ей все же купить. Расплатившись, я спросила было кассира, не видел ли он одиннадцатилетнюю девочку, однако с таким же успехом могла бы спросить и сам кассовый аппарат. Покупки я разложила по пакетам, а тележку выкатила на улицу, где остановилась между двумя магазинами и огляделась. Ибен нигде не было, и я зашагала к парковке, с силой толкая перед собой тележку и чувствуя, как терпение меня покидает. Я стиснула зубы и двинулась к машине.
Возле паркомата Ибен я не обнаружила, и рядом с машиной тоже. Я озиралась по сторонам, но увидела лишь несколько машин, и ни единой девочки. Пора мне забегать по парковке, позвать охранников и попросить их дать в громкоговоритель объявление. И испугаться, что кто-нибудь ее увел. Ей только этого и надо. Нет, ничего у нее не получится, я в такие игры не играю. Я принялась складывать продукты в багажник, с нарастающей злостью швыряя пакеты похоже, несколько яиц разбилось, хорошо бы они вытекли прямо на журналы Ибен! Пустую тележку я оттолкнула так, что она со звоном ударилась о стену и перевернулась. Когда я уселась в машину, колесики у тележки по-прежнему крутились. Мое пальто за четыре тысячи крон зажало дверцей, я дернула его, и ткань затрещала.
Я завела машину. Бегает Ибен быстро, поэтому минут через десять уже будет дома. А я за ней бегать не стану. Ну вот, еще немного, и на дорогу сверну А захочу так и вообще уеду отсюда. И прощай, семейная жизнь.
Лив
Олесунн
Суббота, 23 августа 2003 года
Натянув на голову капюшон, он, ссутулившись, шагал вперед. Этот свитер я узнала издалека в серо-зеленую полоску, застиранный и поношенный. Мы подошли совсем близко, и я разглядела, как от дождевых капель на свитере расплываются пятнышки. Потом он поднял голову, я заглянула ему прямо в голубые глаза, и он улыбнулся правда, лицо у него такое прыщавое, что тут никакая улыбка не поможет. Верхняя губа у него, как обычно, оттопырилась из-за снюса[2], и если его не знать, можно предположить, что у него всегда такое лицо. Ему, наверное, уже исполнилось двадцать восемь.
Патрик помахал мне рукой, и меня накрыла тошнота. Я отвернулась, опустила голову и юркнула в первый подвернувшийся магазин, ювелирный. И, едва оказавшись внутри, пожалела. Отступить не получится здесь меня ждал тупик. Я подошла к стеллажу с украшениями, когда над дверью за моей спиной звякнул колокольчик: Патрик вошел в магазин следом за мной.
Первые воспоминания были радостными. Вот мы смеемся, он кружит меня по комнате, и мы оба падаем на пол. Вот он отрезает ломтики ветчины и сыра, подносит их к лицу и корчит мне рожи. Мои дошкольные воспоминания, когда та, кто назвала себя моей матерью, еще не стала пропадать по несколько месяцев неизвестно где. Воспоминания эти словно были завернуты в вату, а может, это моя голова превращалась от них в вату