Да так О своем. А с чего ты решил, что этот фильм у моих родителей тоже есть?
Он у всех предков есть. Ну, не он, а какой-нибудь навроде
Я все кассеты пересмотрел, кивнул я на полку. Если бы такой был, я бы его уже нашел.
Ага. Наивный чукотский мальчик. Думаешь, они его на виду хранят? Такое обычно прячут.
И Мишка, наглый от природы, не дожидаясь моего разрешения, принялся распахивать шкафы в гостиной.
Эй, это мамины вещи! вмешался я, когда он по плечо залез рукой под стопку одежды.
Она должна быть где-то Может, здесь? Горлов, невзирая на мое возмущение, продолжал копошиться в родительских пожитках. Вдруг оторвался, оглянулся на меня, спросил: А что тебе сегодня мамка оставила?
Котлеты и пюре.
Айда перекусим?
От пюре Мишка благородно отказался. Отрезал нам по два куска черного хлеба и сделал два бутерброда с котлетами. Он такие называл «чизбургеры». Макдональдса в нашем городе тогда еще не было, так что ему было невдомек, что в чизбургеры обязательно кладется сыр.
Подкрепившись, Горлов с новыми силами бросился на поиски «малинки». Взобравшись на рискованную конструкцию из двух стульев, он принялся шарить по антресолям, сбрасывая на ковер целые комья пыли. Наконец воскликнул:
Есть! и едва не полетел на пол, благо я придержал.
В руках у Мишки действительно оказалась кассета без подписи. Более того таких кассет мы оба, оказывается, никогда не видели. Толще обычной, она имела сбоку небольшое окошечко, а внутри виднелась еще одна кассета, только раза в четыре меньше точно одна кассета была беременна второй.
Ну что, смотрим?
А может, не надо? при взгляде на эту кассету на меня тогда нахлынула необъяснимая паника.
Почему-то мне казалось, что или магнитофон зажует эту странную кассету, или родители как-то прознают о том, что я брал чужое.
Да не ссы ты! Главное, момент запомнить, с которого началось, чтобы на него отмотать обратно, а то спалят.
«Грюндиг» с приятным скрежетом проглотил кассету, а Мишка уже колдовал с пультом.
У тебя видик на нулевом? уточнил он с видом знатока и тут же переключил на нужный канал.
Пузатый «Филлипс» зашипел на нас рассерженной кошкой. Экран пестрил белым шумом.
Пустая, с каким-то облегчением и странной гордостью за родителей выдохнул я.
Почему-то тогда мне казалось, что найди я у них «малинку», мое отношение к ним изменилось бы навсегда.
Погоди, ща промотаем! с уверенностью сказал Горлов, нажимая на кнопку «FWD». Магнитофон действительно издал звук, похожий на «фвыд», и пленка закрутилась быстрее. Вдруг белый шум разошелся, превратился в полоски, а на их фоне темнела какая-то картинка. Йес-с-с!
Мишка отпустил кнопку перемотки, изображение замедлилось.
Говорил же, твои тоже смотрят
Зернистое изображение показывало женщину, совершенно голую. От смущения я на секунду отвернулся, тут же почувствовав, как вспыхнули щеки. Но что-то мне подсказало, что перед нами никакое не порно. Женщина на экране не была похожа на ту памятную «даму червей», что раздвигала какие-то розовые складки между ног и сладострастно облизывалась на камеру. Вместо чулков и пояска на женщине были наручники, державшие ее руки высоко над головой, а ноги были прибиты к полу гвоздями!
Я не хочу это смотреть! с замирающим сердцем сказал я, отворачиваясь, а Мишка, наоборот, не мог оторваться от экрана.
Нифига себе, смотри! Она же вся
Горлов почти прильнул носом к экрану, рассматривая пленницу. Рот у нее был завязан какой-то тряпкой, на ляжках с внутренней стороны запеклась неаппетитная корка. Интерес подзуживал, я не смог удержаться и обернулся. С женщиной действительно было что-то не так. Вся она была покрыта какими-то дырками, разных форм и размеров. Частые отверстия на плечах и коленях, крупные, с яблоко, воронки на бедрах и грудях. Посреди живота вертикально висело что-то похожее на крышку от кастрюли. Я почувствовал, как холод наполняет кишки, скручивает их, выдавливая наружу писклявое, испуганное:
Это же все не по-настоящему?
Не Мишка, завороженный, не мог оторваться от экрана. Это ж кино.
Вдруг тихое шуршание видеоряда прорезал громкий, до боли знакомый скрежет. Неверно его истолковав, я в страхе взглянул на входную дверь не вернулись ли родители раньше времени? Но нет, звук шел из телевизора. На прикованную к стене женщину упал прямоугольник света, в кадре мелькнула какая-то дверь, и в помещение вошел
Это ж твой батя! выдохнул Мишка, констатируя очевидное.
Отца я действительно узнал сразу. Высокий, в своем брезентовом рыбацком комбинезоне, он уверенно зашел в помещение с полным ведром воды. «Набрал на колонке», подумалось мне тогда. Женщина при виде его задергалась, заметалась. Из-под прибитых к полу стоп потекли красные струйки.
У него типа любовница? туповато спросил Горлов, глядя на телевизор. Я не смог из себя выдавить ни слова, а отец взял тряпку, окунул в ведро и принялся смывать со своей пленницы кровоподтеки. Что это, а?
Я не отвечал. Лишь вглядывался до боли за глазницами в спокойные, уверенные движения отца, будто тот мыл машину зимой она стояла во дворе, чтобы меньше бегать по холоду. Теперь я понимал, что у этого есть еще и другая причина: в нашем гараже, в том самом, в котором отец показывал мне, как менять масло, как выглядит карбюратор, учил пользоваться молотком и дрелью в этом навсегда оскверненном клочке моего детства поселилась чужая женщина.
Да, стены теперь покрывали старые матрасы, с потолка свисали цепи и крюки, но все еще можно было разглядеть заваленный каким-то хламом верстак, тускло светила «лампочка Ильича», а знакомый скрежет издавал гаражный замок.
Закончив с водными процедурами, папа нет, «отец». Увидев его таким, я не мог больше произносить это детское, невинное слово. Теперь это был «Отец» тот самый мрачный Бог-Отец, о котором нам рассказывали на уроках «Этики христианства», жестокий, мстительный, без лишних сантиментов решающий, кому жить, а кому умереть. Прошло уже двадцать лет, но этот холод, поселившийся в тот день в моем сердце, не растаял до сих пор.
То, что произошло дальше, придало всему происходящему какое-то странное ощущение нереальности. Помню, появилось чувство, будто летишь на карусели какая-то странная неестественная легкость. Все происходящее перестало быть настоящим, превратилось в фильм. Ведь не мог же мой отец по-настоящему открыть живот той женщины? Наружу вываливались кишки, а отец их поддерживал крышкой кастрюли, а из дыры набухало, лезло что-то белое, круглое Меня затошнило, я побежал в ванную, а в спину мне раздался омерзительно-влажный визг дрели, сопровождаемый натужным мычанием.
Ни хера себе! выругался запретными словами Мишка, после чего послышался скрежет извлекаемой кассеты. Он ей плечо просверлил! И там черви! Прикинь!
Котлета все же не выдержала пребывания в плену желудка и выплеснулась на дно унитаза. В голове, тем временем, завязывалась, росла жуткая в своей простоте и ясности мысль:
«Мой отец маньяк».
Когда я почувствовал, наконец, как жгучая смесь ужаса и непонимания окончательно покинула мой желудок в виде не переваривавшихся хлеба и котлет, мне удалось оторваться от фаянса. Вернувшись в комнату, я увидел бледного, с большими испуганными глазами Мишку. На губах у него дрожало что-то невысказанное. Наконец, он спросил:
Ты как?
Хреново. Сам как думаешь?
Ну и после непродолжительной паузы, сдерживаемая мысль все же оформилась в слова. Что делать будем?
В смысле?
Ну блин. По ходу твой батя ну, из этих.
Из каких еще «этих»? спросил я со слезами, хотя ответ на вопрос знал.
Ну, помнишь, в «Молчании ягнят» был такой Баб в яме держал, потом срезал кожу.
Меня снова затошнило. В голове крутилась жутковатая карусель из мельтешащих образов дрель, прикованная женщина, негр с корягой в руках, смешное слово «кочедык». Защипало глаза.
Ну ты чё как девчонка-то? смущенно спросил Мишка. Ща порешаем
Что порешаем? взвизгнул я истерично. Что мы порешаем? В милицию пойдем, да? Чтобы моего отца посадили?
Погоди ты Дай подумаю, Горлов действительно упер остекленевший взгляд в причудливые узоры ковра, задумался, даже высунул язык от усердия. Слушай. А что, если мы ее освободим?
Кого?
Ну, бабу ту.
Как мы ее освободим? Ключ от гаража у отца!
Не дрейфь. Там же замок навесной?
Ну?
Баранки гну! Я его в два счета
А потом что? Вдруг он поймет, что это мы?
Как он поймет? Отпечатки, что ли, будет сверять? Мы по-быстрому откроем, выпустим, и пускай бежит на все четыре стороны! Может, твой батя это ну, нечаянно? А потом не смог остановиться.
А если выпустим думаешь, сможет?
Не знаю, серьезно сказал Мишка. Но если бы ты был на ее месте тебе было бы плевать.
Представив себя в цепях, с прибитыми к полу ногами, в ожидании хищного жужжания дрели и новой боли, я сглотнул. Такого действительно не пожелаешь никому, даже злейшему врагу.
Ну что? Ты со мной?
Я замялся.
Если родители узнают, что я выходил я замолк, почувствовав себя глупо там, в гараже заперта несчастная женщина с дырой в животе, а я думаю о том, чтобы не получить нагоняй. Если отец узнает
Когда он возвращается?
Обычно часов в шесть, вместе с мамой. Он заканчивает раньше, но встречает ее с работы
Тю-ю-ю присвистнул Мишка. У нас еще гора времени! Так, дома у тебя инструменты какие-нибудь есть? Болторез там, может, ключи гаечные?
Все в гараже растерянно проронил я.
Эх ты, а еще пацан Так, жди здесь, я сейчас!
Выбежав за дверь, Горлов оставил меня наедине с моим кошмаром. Зайдя в гостиную, я застыл на пороге. Телевизор нервно шуршал белым шумом. Злополучная кассета лежала посреди ковра черная с белыми «глазами», она будто чудовище, просочившееся откуда-то из подпространства, призывно поглядывала на меня подойди, мол, ближе, дотронься.
Вдруг в голову непрошеным гостем ворвалась Мишкина фраза из другого, еще не сломанного мира, где мой отец не был маньяком из фильма ужасов: «Главное, момент запомнить, с которого началось, чтобы на него отмотать обратно, а то спалят!»
Теперь я разглядел кассету. Чудовище, беременное себе подобным чудовищем, она ехидно улыбалась изгибом крышки куда ты, мол, теперь денешься?
Перебарывая себя, я сделал шаг вперед. Неважно, что мы обнаружим в гараже. Возможно, там уже давно никого нет, возможно, отец записал это видео много лет назад, еще до моего рождения, когда он был совсем другим человеком Я должен был проверить.
Было непросто заставить себя вновь вставить эту жуткую кассету в черный зев видеомагнитофона. Помню, после первой попытки посмотреть «Восставшего из ада», я потом боялся даже брать в руки чертов фильм. Теперь мне предстояло испытание похуже.
Выкрутив звук на минимум, я отвернулся от экрана и ткнул в кнопку «REW» на пульте. За спиной зажужжала пленка. Слушая, как та отматывается, я то и дело посматривал на крошечное, нечеткое отражение в стекле серванта и тут же отводил взгляд нужно было домотать до белого шума. Маленький кусочек изображения мелькал в стекле, уже пугая меня до одури, но я должен был обернуться, я должен был узнать
Набрав воздуха в грудь, я крутанулся на пятках, изо всех сил стараясь смотреть только в угол экрана туда, где на пленке записывается дата и время. Скользнул взглядом по чему-то круглому, вываливающемуся из живота несчастной пленницы, и на ту краткую секунду, пока мой взгляд скользил по выпуклому, слегка пыльному экрану, я готов был поклясться, что это «круглое» тоже смотрит на меня. Дата в углу оказалась трехмесячной давности двадцать шестое декабря тысяча девятьсот девяносто седьмого года.
Вдруг дата исчезла, экран подернулся мельтешащей дымкой, и изображение пропало. Неужели я уже домотал до нужного момента? Но ведь тогда еще дырка в животе была закрыта. Или нет? Магнитофон вдруг издал какой-то жужжащий звук, замигала лампочка. Неужели зажевал?
В панике я принялся ковыряться в узком отверстии, пытаясь извлечь злополучную «беременную кассету», но та крепко сидела, точно насаженная на что-то. От отчаяния я едва не зарыдал. Сбегав на кухню за ножом, я принялся ковыряться в магнитофоне, и сам не знал, чего боюсь больше если отец узнает, что я брал кассету или если меня ударит током.
Раздавшаяся за спиной трель домофона едва не заставила меня поседеть. Лишь запоздало я подумал, что родители бы не стали названивать в домофон у них есть свои ключи, а значит вернулся Мишка.
Он влетел в квартиру, подобно урагану, с каким-то пластмассовым гремящим ящиком.
Ну что, пошли?
Я кассету достать не могу! едва сдерживая слезы пожаловался я.
Эх ты, тютя! крякнул Горлов, подошел к видику и выдернул из него шнур питания. Подождал с важным видом, и тут же засунул снова. Видеомагнитофон тут же презрительно выплюнул кассету. Учись, пока я жив!
С помощью Мишки добравшись до антресолей, я засунул кассету за какие-то пыльные стопки исписанных общих тетрадей.
Все, побежали, пока твои не вернулись! Одевайся!
У меня нет зимних сапог, вдруг осознал я, и поделился этим открытием с Горловым.
Вся одежда, бывшая на мне в день, когда я ушел под лед, то ли утонула, то ли оказалась испорчена, а новой мне за ненадобностью выходить-то все равно нельзя так и не купили.
Надевай мои! благородно предложил Мишка. Размер должен подойти.
А ты как?
Нормально. Тебе ж болеть нельзя!
«Дутые» сапоги действительно сели как влитые, а Мишка, наоборот, намучился с моими ссохшимися в обувнице кожаными кроссовками. Еле-еле он втиснул носок, а пятки одна с дыркой на носке так и остались свисать наружу. Вместо зимнего пуховика пришлось надеть друг на друга три свитера и накрыть все это сверху оранжевой ветровкой, отчего я сделался похожим на апельсин на ножках.
Пойдет! одобрительно кивнул Горлов. Айда!
Чавкала слякотью тропинка под ногами. Я видел, как Мишка старательно огибает лужи, но было заметно, что кроссовки уже мокрые насквозь. Держась за стены, мы преодолели покатую наледь, что наморозило в проходе между домами. В гаражный кооператив мы решили войти не через главный вход там нас мог остановить сторож а через дырку в заборе. Где-то вдалеке лаяла собака, но мы с Мишкой знали, что Лайда безобидное брехло, а вот Абхаз здоровенный сторожевой кобель вполне мог доставить проблем, но сторож спускал его с цепи только по ночам.
Свежевыкрашенный отцовский гараж вздымался над нами мрачной крепостью, серой громадой. Зеленел обрезок бутылки из-под «Спрайта», накрывавший замок.
Так, гляди! Горлов открыл пластиковый ящик, внутри оказались инструменты. Подобрав два более-менее близких по размеру гаечных ключа, один сунул мне в руку. Берем, упираем с двух сторон и тянем в стороны, как рычаг, понял?
Понял.
Воткнув под дужку замка по ключу, мы принялись тянуть, каждый в свою сторону. Шло очень туго, от холодного железа пальцы тут же потеряли чувствительность. Замок издевательски ухмылялся изогнутой надписью «Бастион» на корпусе.
Сильнее тяни! кряхтел Мишка.
Да тяну я!
Еще сильнее!
Вдруг что-то звякнуло, отлетел в сторону кусок дужки, и я повалился вместе с гаечным ключом в слякоть. Тут же насквозь промокла спина.
Йес-с-с! обрадовался Горлов. Ну, милости прошу!
Со скрипом отворилась дверь гаража, изнутри дохнуло смрадом застарелых нечистот и чего-то гнилого, мы оба зажали носы.
Ты первый! прогнусавил Мишка сквозь варежку.
А чего это я? Иди ты!
Твой гараж! подтолкнул он меня.
Набрав морозного воздуха в грудь, я шагнул в узкую щель между створками. Внутри было темно и странным образом очень тепло, отчего я тут же взмок в своих свитерах. Где-то впереди зазвенели цепи, заставив меня застыть на месте.