Александр Омельянюк
«Платон Кочет» (роман-эпопея). Книга третья «Детство»
Посвящается моим родителям
© Омельянюк А.С., 2021
Глава 1
Новобрачные (июнь 1946 август 1947 гг.)
Наступило утро понедельника 10 июня 1946 года. А вот и Москва!
Проводница энергично прошлась по плацкартному вагону, поднимая заспавшихся пассажиров, среди которых оказались и совы Кочеты.
«Петь, просыпайся! Зарю уже проспал!» погладила мужа по волнистым волосам уже вставшая Алевтина.
«О! Мы уже Люберцы проезжаем!» спрыгнув с верхней полки, узнал Пётр знакомые по прошлым поездкам места.
«Петь, а это далеко от Москвы?» спросила, оправлявшая платье, Алевтина.
«Да нет! Километров двадцать!».
«Тогда успеем собраться!» успокоилась жена, расчёсывая гребешком волосы и закалывая их заколками.
Они убрали лишние вещи, попытавшись зайти в туалет, но тот из-за санитарной зоны оказался уже закрытым.
Ничего, до дома дотерпим! От вокзала недалеко! решил мужчина.
Тогда новобрачные присели на скамью, невольно вглядываясь в проплывающий за приоткрытым окном утренний пейзаж.
Лёгкий, свежий ветерок ласкал лицо Алевтины, от любопытства привставшей и высунувшейся в приоткрытое окно.
Но не успели они разговориться, как неожиданно сильный, прерывисто-протяжный гудок паровоза вывел их из задумчивости.
«Уже Сортировочную проезжаем!» узнал знакомое за окном Пётр.
И супруги стали стаскивать с верхней полки вещи, в то время как некоторые пассажиры уже потянулись к выходу.
«Опять военные едут! Уж год, как война кончилась, а они всё едут и едут!» услышали они за своей спиной недовольный женский возглас.
«Да проходъ ты! Чо, ворчишъ-то? Тебе всё равно не достанется!» возразил, следом идущий, другой женский голос постарше.
Вскоре к замедляющемуся стуку колёс на стыках рельсов добавился и металлический скрежет на стрелках. За окном стали появляться новые пути, а поезд стал сбавлять ход. Алевтина видела, как из-под их вагона выныривают новые рельсы, превращаясь в многочисленные пути.
«Петь, посмотри! Это уже вокзал?» спросила она мужа.
«Да! Казанский!» не глядя в окно, ответил Пётр, возясь с вещами.
Наконец, паровоз, с громким шипением выпустивший из-под колёс громадные клубы пара, громко и протяжно известил о конце их пути. И весёлые пассажиры дружно потянулись на выход.
«Аль, не спеши, успеем! Стоянка здесь теперь долгая, пока все не выйдут!» остановил Пётр, поспешившую было на выход жену.
Они вытащили на перрон все свои вещи и осмотрелись. Тут же к ним поспешил носильщик, но расчётливый Пётр отказался от его платных услуг.
А увидев немой вопрос на растерянном лице жены, пояснил ей:
«Аль, да тут совсем недалеко! Донесём сами. Сейчас вниз спустимся и на метро доедем почти до самого дома!».
Но та уже не слушала мужа, озираясь по сторонам и с восторгом рассматривая окружающие их большие здания, а с любопытством проходящих мимо людей.
«Сколько же здесь много народу!?» вслух удивилась она, спускаясь в метро.
«Так город же! К тому же столица!» с несколько снисходительной улыбкой глянул Пётр в светящиеся счастьем голубые глаза жены, с наслаждением вдыхая давно знакомый вокзальный запах ржавеющего железа, горячего пара и жареных пирожков.
Он порылся в нагрудном кармане, ища бумажный рубль, попутно вынув и старый билет в метро. Взглянув на дату, он хотел было уже выбросить просроченную бумажку, но Аля попросила оставить билет ей на память, внимательно разглядывая его.
«Петь, а почему метрополитен назван именем Кагановича?» поинтересовалась она, проходя с купленным билетом мимо контролёра:
«Так Лазарь Моисеевич сам руководил его строительством, вот и назвали в его честь!».
«А если была бы моя воля, то я назвала бы его в честь Сталина, или хотя бы в честь Ворошилова! А то Кагановича? Как-то не звучит!».
«Кстати! Я по случаю вспомнил анекдот про них наклонился Пётр к самому ушку Алевтины Как-то Каганович поссорился с Ворошиловым. А Сталин говорит ему: Лазарь Моисеевич, ты не прав! Надо бы извиниться перед Климентом Ефремовичем! Каганович звонит на квартиру Ворошилова и спрашивает: Это квартира маршала Будённого? А ему сам Климент Ефремович отвечает: Нет, это квартира Ворошилова! А Каганович в ответ: А-а! Ну, тогда извините!» сам первый засмеялся Пётр.
«Тщъ, Петь! Ты что ли больше не боишься, такие анекдоты рассказывать про руководителей нашей партии и правительства?» приложила Алевтина палец к губам.
«Так я же тихо, только тебе одной, на ушко. Ты ведь меня не выдашь?!».
«Я-то, нет!» на всякий случай опасливо оглянулась жена и посмотрела по сторонам, поняв, что из-за шума и занятости, вряд ли кто-либо из пассажиров мог услышать слова её шутника мужа.
«Аль, смотри под ноги здесь ступени крутые!» указал тот жене.
Аля перестала озираться по сторонам, сосредоточившись на спуске. Но ступив на платформу и запрокинув голову вверх, начала рассматривать больше не метро, а людей, идущих по галерее над путями.
Пётр подвёл жену левее к первому вагону. Но не успели они опустить сумки на платформу, как с шумом от торможения подкатил ярко освещённый поезд метро. От такого обилия света под землёй, множества сосредоточенных и куда-то спешащих людей, Алевтину охватила неожиданная напряжённая радость, как во время кульминации какого-то праздника не хватало только колокольного звона в ушах.
Зато в вагоне его заменил нарастающий шум, через приоткрытые окна доносившийся из туннеля. От этого женщина чуть испуганно замерла, взглянув сначала в спокойное лицо супруга, а затем и в лица других также спокойных пассажиров.
Значит так и надо, всё нормально! тут же успокоилась она.
«Ой, а здесь всё по-другому!?» кивнула она на мрачноватую в бардовых тонах станцию Красные ворота.
Через остановку они вышли на Кировской.
«И здесь всё по-другому!?» опять радовалась гостья столицы.
«Да! Все станции метро разные и по-своему красивые!» гордился Пётр метро, давно ставшего для него родного города.
«Аль, а на эскалатор надо заходить смело и решительно!» кивнул Пётр на, вступающих на ленту ступеней, пассажиров.
Внутренне чуть напрягшись, Алевтина сделала свой решительный шаг даже сумки не оказались помехой.
«Ну, вот, молодец! Здесь главное не трусить, а делать всё спокойно и решительно! Теперь поставь одну сумку и держись рукой за поручень!» напутствовал муж.
«Да, всё просто и красиво!» рассмотрела выпрямившиеся ступени жена, переведя внимание на балюстраду с красивыми фонарями.
«Ой, а как здесь глубоко?!» обернулась она назад, от неожиданности чуть покачнувшись.
«Осторожно! Лучше держись и не оборачивайся назад!» поддержал жену, стоявший на две ступеньки ниже, Пётр.
«Смотри под ноги и при сходе с эскалатора шагай быстрей вперёд, не задерживайся!» указал он жене.
«Оп!» в ответ она ловко сошла с ленты эскалатора на каменную твердь и сделав по ней пару шагов.
«Молодец! Правильно сделала! А то представляешь, что может получиться, если пассажир, сойдя с ленты эскалатора, остановится? Его тут же невольно сметут стоящие сзади! И давка будет! Жуть!».
«Какой длинный коридор?!» довольная собой и мужем, с любопытством смотрела Алевтина на левую стену тоннеля, ожидая, когда же закончится его затянувшийся левый поворот.
«Туннель!» поправил муж, искоса взглянув на жену.
«Какие здесь крутые и высокие ступени?! Никогда по таким не поднималась!» удивилась женщина, ступая с первой ступени на вторую.
«Здесь действительно очень высокие ступени! По ним трудно подниматься даже без груза! Что-то строители тут не досмотрели!? Дайка мне одну сумку!» забросил Пётр на плечо лямку ещё одной ноши.
«Фу! Наконец-то мы поднялись!» перевёл он дух, вступив на пол вестибюля.
«А ещё говорят, что своя ноша не тянет!? А ты вон как запыхался! Давай сумку обратно!» сняла Алевтина лишнюю ношу с плеча мужа.
«Ну вот, мы почти дома! вдохнул Пётр полной грудью ещё свежий утренний московский воздух Вот за этими домами будет Сретенский бульвар, а за перекрёстком и наш Печатников переулок!» кивнул он на небольшой квартал напротив метро.
«А идти-то долго?» поинтересовалась жена.
«Да нет! Раза в два дольше, чем мы шли по вокзалу и спускались в метро! А то и меньше!».
«А-а! Так это совсем близко!» решительно подняла жена свои сумки.
И, переведя дух, супруги вновь двинулись в путь.
На Сретенском бульваре их взору предстала забавная картина. Лёгкий утренний московский ветерок по сухой поверхности главной аллеи, утрамбованной смесью песка с кирпичной крошкой, гонял тополиный пух, сбивая его в причудливые фигурки, скручивая в рулоны и спирали, собирая их в замысловатые колонии у бордюра и на кромках невысохших луж. Пух попадал в глаза и нос, цеплялся за ресницы и волосы, больше веселя предвкушающих скорое достижение желанной цели супругов, нежели раздражая их занятостью своих рук.
Лишь дойдя до перекрёстка Бульварного кольца со Сретенкой, они снова отдышались, поставив на землю сумки и отерев с лиц остатки тополиного пуха.
«Петь, а что это за огоньки разные зажигаются?».
«А это светофоры! Видишь? Вверху загорелся зелёный значит, в этом направлении можно идти! А там внизу горит красный значит, в том направлении идти нельзя! А теперь и там и там горит жёлтый значит идти уже никуда нельзя, а стоять и ждать зелёного или красного!».
«А зачем же тогда нужен жёлтый, если на него никому идти нельзя?» задала естественный вопрос любознательная учительница.
«А на него заканчивают движение те, кто ехал или шёл на зелёный, но ещё не успели дойти или проехать, и готовятся начать движение до этого стоявшие!» уточнил москвич.
«У-у! Понятно! Пошли нам зелёный!» по-деловому заспешила женщина первой.
Сначала они перешли Бульварное кольцо, а затем и Сретенку.
«Альк! Только ты по сторонам всё равно смотри! вмешался Пётр, видя как впереди него смело и гордо вышагивает на зелёный свет его молодая жена А то какой-нибудь лихач или нарушитель неожиданно выскочит костей не соберёшь!».
«Да уж!» полуобернулась Аля, подходя к тротуару.
Перейдя через перекрёсток, она остановилась:
«Петь, а у вас здесь и церкви ещё есть?».
«Да, но она давно не действующая!».
«Прям, каку нас! Но эту, вашу, смотрю, не разрушили!».
«Кстати! Лет десять назад, даже больше, когда я здесь ещё не жил, мне этот перекрёсток весьма приглянулся! Правда, зимой это было! Вот, а теперь живу я здесь!»
Аля обернулась назад, разглядывая живописный городской пейзаж, и согласилась:
«Да! Красиво! И дома, и зелень, и даже люди!».
«Аль! остановился Пётр пред магазином с надписью «Табак» Ты подожди здесь, я забегу сюда соскучился по нормальным папиросам!».
Почти всю войну Петру Петровичу Кочету приходилось в основном курить солдатскую махорку, лишь изредка разбавляя её случайными папиросами, а то и вовсе обходиться без курева.
И сейчас, зайдя в свой любимый табачный магазин, ассортимент которого существенно превосходил возможности табачных киосков, он окунулся в необыкновенно разнообразный мир табачных запахов и ароматов.
От этого пьянящего разнообразия вооружённые глаза Кочета просто разбежались. Он походил вдоль витрин, наклоняясь и вчитываясь в тексты на пачках папирос и сигарет, не зная, что выбрать сейчас, а что купить и испробовать потом.
И он решил пока не рисковать и не шиковать, остановившись на давно знакомых ему престижных папиросах «Казбек», производства табачной фабрики «Ява», которые в подавляющем большинстве курили сотрудники НКИДа, а затем и большинство советских офицеров.
Довольный покупкой, Кочет уже при выходе из магазина с нетерпением вскрыл пачку и сразу закурил, с наслаждением затягиваясь. После чего, передвинув папиросу в уголок рта, взялся за вещи. Супруги свернули налево в прохладу Печатникова переулка и облегчённо вздохнули. Солнце уже было довольно высоко, и жара стала одолевать москвичей.
Осмелевшая Алевтина поначалу пошла было рядом с мужем, но по брусчатке проезжей части. Однако вскоре намяла голеностоп и перешла на тротуар, идя теперь вслед за мужем.
«А вот и наш дом двадцать!» наконец обрадовал её Пётр, поравнявшись с трёхэтажным отштукатуренным домом.
Супруги свернули налево во двор, и перед Алевтиной предстал аккуратный дворовый садик, огороженный изящным недавно покрашенным в зелёный цвет деревянным заборчиком.
«О-о! А у тебя тут и зелень есть!?» чуть ли не вскрикнула Алевтина, обрадовавшись.
«Да, мы его ещё до войны коллективно всем домом сделали! Теперь это наша любовь и гордость! Вон как клёны вымахали!».
«Петь, какой же у вас прекрасный садик получился! Будет мне, где посидеть и деревню вспомнить!».
«Кстати, нам надо в него зайти там старик Жигачёв любит сидеть мне надо у него ключи от квартиры взять, а ему за верную службу подарок вручить!».
«Да ещё рано старикам гулятъ-то! Наверно ещё дома дела есть?» предположила Алевтина.
У калитки поставив на землю вещи, Пётр полез в свою полевую офицерскую сумку, извлекая из неё трофейный японский штык-нож.
«Петь, а откуда у тебя это? Я что-то раньше не видела!» удивилась Алевтина.
«Таку меня есть ещё кое-что, получше и покрасивее! Дома покажу!».
С этими словами он открыл калитку, заглядывая в садик через гущу веток молодых деревьев, но никого там не оказалось.
«Наверно он действительно дома сейчас? Пошли, нам всё равно по пути!» убрал он обратно подарок, поднимая сумки, выходя из садика и шагая в темноту открытой парадной двери.
«Аль! Осторожно тут! Ступени вниз ведут! Со света их сразу не разглядеть!» раздался из кромешной темноты предупреждающий возглас прошедшего вперёд мужа.
И вовремя. Аля уже хотела было ступить на предполагаемый пол, но успела задержать ногу над уступом.
«Да здесь чёрт ногу сломит!» быстро привыкнув к темноте, спустилась она вниз по двум крепким деревянным ступеням.
Зато необыкновенно прохладный домашний аромат, смешанный с лёгким запахом полуподвальной плесени, чем-то напоминавший запах деревенского погреба, вмиг вернул её в благодушное состояние.
А поднимаясь по изрядно и фигурно истёртым высоким ступеням из светло-бежевого гранита, Аля сразу вспомнила ступени на выходе со станции метро Кировская:
«Петь, а у вас в Москве везде, что ли, такие высокие ступени?!».
«Да нет! Мне лично нигде больше не попадались! Хотя я по многим таким ходил».
«А-а! Ну, слава богу! Уф!» совсем успокоилась Алевтина, дойдя до второго этажа.
«Так тренируйся! Теперь тебе постоянно придётся по ним ходить! Может и по несколько раз в день!?» одновременно расстроил и обрадовал жену Пётр, ставя сумки и стуча в дверь старикам Жигачёвым, жившим на втором этаже под комнатой Кочета.
«Да не! Несколько раз на дню я ходить не буду ноги целее будут!».
«Там видно будет! Может, понравится! Ещё будешь по этим ступенькам бегать вверх вниз и обратно!».
Но их перебил хрипловатый глухой мужской голос за дверью:
«Кто там?!».
«Кузьма Ильич, это Пётр Кочет!».
За дверью раздался лязг замка и щеколды, и она отворилась:
«А-а! Пётр Петрович, дорогой, здравствуйте! Домой, значит, с войны?!» из темноты показался крупный упитанный старик с заметным животом, с седой окладистой бородой и в сдвинутых на кончик красного носа круглых очках.
«Да, Кузьма Ильич! Здравствуйте! А вот и жена моя Алевтина Сергеевна учитель и директор школы!» с гордостью представил Кочет супругу.
«Здравствуйте!» поздоровалась та.
«Здравствуйте! Здравствуйте! А учительница и нкидовец это очень хорошо! Очень, а какой школы?».
«Так ей ещё только предстоит устраиваться! Постараемся поближе к дому!».
«А!? Да-да! Конечно! Вон, в двести тридцать первую! Куда ещё ближе? Там как раз завучем моя сноха работает!».