Ещё 14 декабря Советом министров СССР и ЦК ВКП(б) было принято Постановление «О проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары». Этим постановлением в стране была отменена карточная система, ведённая ещё вначале войны и действовавшая более шести лет.
Согласно этому Постановлению все наличные деньги граждан и организаций обменивались на новые купюры образца 1947 года в соотношении 10 к 1, то есть проводилась деноминация денег. При этом пропорционально менялись и цены, одновременно упорядочиваясь, а кое-какие и снижаясь. Поэтому зарплаты остались на том же уровне.
Вклады граждан подлежали обмену на иных условиях. Вклады до 3.000 рублей оставались без изменений, до 10.000 уменьшались в пропорции 3 к 2, а выше уже 2 к 1.
То есть государство изымало у населения излишки накопленных денег, тем самым борясь со спекулянтами и незаконно обогатившимися во время войны лицами.
Льготные условия обмена денег были установлены лишь для держателей облигаций государственных займов. А облигации займов 1947 года вообще не подлежали переоценке.
Однако внутренний и международный курс рубля не менялся его золотое содержание сохранилось. Поэтому для советских людей покупка импортных товаров стала дороже в десять раз, что сотрудники советского посольства в Париже вскоре ощутили на практике.
Однако эта реформа позже весьма существенно повлияла на экономику СССР. Уменьшение денежной массы почти в 2,5 раза повысило покупательную способность рубля, при этом цены на продовольственные товары в течение последующих семи лет снизились на 47 %.
Но эту новость из Москвы об обмене денег супруги узнали из, сделанного во всеуслышание, объявления посла Богомолова, подчеркнувшего срочность этого мероприятия.
«У кого сберкнижки остались в Москве срочно пишите заявления на моё имя с указанием суммы вклада!» чуть взволнованно закончил он.
«Петь, а хорошо, что мы с тобой почти все наши деньги потратили на дело, купив всё, что нам было нужно! А сколько у тебя на книжке осталось?» спросила Алевтина.
«Да как раз почти две девятьсот!».
«Так скорее пиши заявление, а то, как мы поменяем вклад, она ведь в Москве осталась!?».
«Да нет! Она, к счастью, как раз у меня! Я думал её оставить, но в последний момент сунул в пиджак думал целее будет, да и здесь вдруг пригодится!?» обрадовал жену Пётр.
«Так иди скорей в бухгалтерию, оформляй!» поторопила она, вечно поспевавшему к шапочному разбору, мужа.
А в конце декабря, за неделю до нового года, советские люди узнали, что 1 января стал праздником и выходным днём, а день победы 9 мая снова рабочим.
Новый, 1948 год, супруги Кочет вместе с другими сотрудниками советского посольства встречали в зелёном салоне, где размещалась столовая посольства и стояла празднично наряженная ёлка.
Александр Ефремович лично поздравил свой коллектив с новым годом, произнеся тосты в честь Сталина, партии, всего советского народа, его армии и МИДа.
А после застолья с шампанским Пётр Петрович Кочет блеснул ещё не забытым мастерством, танцуя со всеми женщинами подряд, чем вызвал удивление и умиление коллег. И лишь одна Алевтина Сергеевна, танцуя скромно и застенчиво, чуть ревнуя, не одобрила чрезмерного рвения супруга.
А уроки Капы мне опять пригодились! Жалко, только, Аля так не умеет танцевать, да и стесняется, конечно! подумал он, подходя к жене и выслушивая от неё недовольство.
«Петь, а ты меня тут совсем позабыл!? Тебя уже к другим юбкам тянет?!» не удержалась она.
«Так это для лучшего знакомства с женщинами-коллегами! И чтобы никто не обижался! Так и тебе наши мужчины скучать не давали! Ведь ты у нас самая молодая и самая красивая! К тому же умная!» ловко оправдался аналитик.
«Ну, ладно, ладно! Умный ты мой!» приняла извинения, нависшая на высоких каблуках над мужем, учительница, обнимая его за плечи.
«Эх, как хорошо, красиво! Сейчас бы ещё и на лыжах походить!» вздохнул Пётр Петрович свежий воздух, увидев утром неожиданный снег на улицах Парижа.
«Да, маленький отпуск нам бы сейчас не помешал! согласилась Алевтина Ты бы хоть немного отдохнул от внутриполитических событий!».
И действительно, теперь внутриполитическая обстановка во Франции стала напоминать зиму, которая пришла в Париж ухудшением погоды похолодало и даже выпал редкий для города обильный снег.
Через несколько дней супруги Кочет вместе со своими коллегами радостные вышли на зимнюю прогулку. Перейдя через мост О Дубль на улицу д Арколь при подходе к юго-западному углу знаменитого Собора Парижской Богоматери, они с удовольствием поиграли в снежки. И Пётр Петрович сфотографировал эту советскую забаву на острове Сите. Ведь эта зима в Париже выдалась весьма снежной.
Зимой прогулки Кочетов по Парижу стали редкостью. В отличие от московских дворников, парижские дворники не убирали снег, думая, что сам растает. Поэтому во многих местах на тротуарах было скользко и слякотно.
Да и прошедшая на родине денежная реформа заметно сказалась на возможности траты денег в Париже. От этого супругам стало грустно.
Однако, Пётр Петрович прекрасно понимал, что, пока есть его страна СССР, в мире невозможна монополия власти США в политической, экономической и в военной областях. Тем более невозможна монополия какой-либо другой страны, или даже группы стран.
Теперь Пётр Петрович непосредственно на себе почувствовал, как во имя классовой солидарности доля элементарных благ и общечеловеческих ценностях для советского народа неумолимо урезалась.
Периодически раздумывая над этим, он всегда приходил к выводу, что благо Отечества, благо народа должны быть выше идеологических догм, теорий и споров, тем более быть выше личной и групповой корысти, политики сегодняшнего дня, выше личных амбиций и обид. И он делал вывод борьба за благо Родины должна быть делом всей моей жизни!
Работая во внутриполитической группе посольства, Пётр Петрович к тому же занимался составлением справок для руководства, записью бесед с приглашёнными в посольство, иногда участвовал в совещаниях, а также заводил связи, полезные для посольства и страны.
Эх, всё же должность моя какая-то размытая!? Как у референта, переводчика, помощника посла не дипломатическая! Да ещё плюс эта корреспондентская нагрузка какая-то!? Быть бы мне хотя бы третьим секретарём посольства! Вот тогда бы да! Так что мне надо показать себя с самой лучшей стороны, зарекомендовать себя отличным переговорщиком, и непременно влияющим на местных товарищей! В общем, поработать на свой авторитет! А для этого надо, что тут греха таить, и угождать начальству, не отказываться от его поручений, даже неприятных! иногда размышлял он, невольно загоняя себя в логическую ловушку.
Пётр Петрович, по сути, был штатным аналитиком посольства и разведки в экономической области и в области политического сотрудничества с компартией Франции.
Обладая большой эрудицией в вопросах внутреннего и международного положения Франции, с дисциплинированным умом и чувством юмора, не зашоренный, находчивый, обладавший здравым смыслом, смелостью и решительностью при решении сложных вопросов, не боявшийся брать ответственность на себя, он ещё в Москве, до войны, приглянулся послу А.Е. Богомолову.
И через несколько дней тот неожиданно вызвал Петра Петровича к себе в кабинет.
«Пётр Петрович! Вы, конечно, знаете, и в Москве вас наверняка инструктировали, что работать с членами французской компартии и привлекать их к негласному сотрудничеству с нашей разведкой категорически запрещено!? Комитету Информации при Совете Министров СССР это запретило делать руководство ЦК ВКП(б)! Вы понимаете, кто?!».
«Да, но товарищ Сталин мне лично поручил» начал было, удивлённый таким началом разговора Кочет, но тут же был перебит послом.
«Да, я знаю, знаю! Именно об этом я с вами сейчас и хочу поговорить!» сделал Александр Ефремович короткую паузу, раздумывая как бы потактичнее объяснить коллеге суть вопроса.
«Пётр Петрович! Ведь выбор исполнителя этого важного, тактичного и тайного поручения выпал на вас, потому что вы не кадровый разведчик, но по своим знаниям и умениям, по возможности выполнить это деликатное поручение нашего вождя вам, возможно, сейчас нет равных!».
Пётр Петрович вообще-то не любил лесть. Но когда похвала исходила непосредственно от высокого руководства, людей умных и осведомлённых это было ему приятно.
«Пётр Петрович! Теперь на вас ложится новая важная миссия, ваша новая постоянная обязанность! после короткой паузы продолжил посол по-деловому, будто бы этот вопрос уже само собой решён согласием Кочета.
Да и как тот мог в такой ситуации не согласиться, хотя предложение ещё не было ему озвучено?
«Теперь вы лично, иногда будете передавать нашим французским товарищам некоторые денежные суммы! Такая практика существует ещё с двадцатых годов и носит чисто государственный характер! Не скрою! Суммы иногда будут большие, а сумка тяжёлая. И вам придётся несколько раз вдень совершать свои тайные вояжи в условленное место! Мы же не можем возить их на посольских автомобилях?! Сами понимаете!?».
«Но, как?! Александр Ефремович, я же не дипкурьер, не инкассатор!».
«Ну, что вы, что вы? Пётр Петрович! Руководству прекрасно известны ваши военные похождения! Ваша финансовая и математическая подготовка! Вы ведь во время войны имели дело с финансами? И даже деньги сумели защитить, как курьер!? И ваши героические действия, как важного курьера были по достоинству оценены командованием! А ваши способности убеждать собеседников, и не только словом!? Кому, как не вам заниматься этим важным государственным делом?!» в заключение вдруг засмеялся Александр Ефремович.
«Ну, хорошо! Надо так надо!» не найдя аргументов против и сокрушённо вздохнув, опять согласился Кочет.
«Не переживайте, Пётр Петрович! Даже мне самому, лично, приходилось до войны этим заниматься! К тому же у вас будет прикрытие защита из надёжных товарищей, в том числе французских!» успокоил Богомолов поначалу, было, расстроившегося Кочета.
И теперь на его долю выпала, в том числе, обязанность передать компартии Франции некоторую сумму денег.
Но это произошло не скоро. А пока в своё свободное время, которого у Петра Петровича было очень мало, на основе имевшейся у него разнообразной информации, он начал заниматься и научной работой, исследованиями, подбирая материалы для возможной своей будущей кандидатской диссертации.
Но подошло время задания. П.П. Кочету показали портфели, сумки с заплечными ремнями и саквояжи, из которых он мог выбрать на данный момент самый подходящий. Как правило, они имели несколько отделений и даже двойное дно. И в зависимости от того, в какой ипостаси должен был предстать Кочет перед горожанами и полицией, он мог выбрать: или как корреспондент газеты деловой портфель, или как турист саквояж, или как простой гражданин хозяйственную сумку для продуктов питания.
Дело теперь было за выбором места встречи и передачи. Ведь помещение редакции Юманите, куда раньше иногда доставлялся ценный груз, было всё ещё занято полицией. Поэтому соответствующие французские товарищи предложили своим советским патронам одну из конспиративных квартир компартии, использовавшуюся ещё во время немецкой оккупации.
И Пьер Куртад, как корреспондент корреспонденту, для обсуждения последних новостей предложил Петру Петровичу встретиться в неформальной обстановке, продиктовав время и место, где Кочета встретит его доверенный человек.
Это была станция метро Пигаль на одноимённой площади. Кочет должен был стоять у западного спуска в неё один с пустым саквояжем в правой руке и свёрнутой в прямоугольник картой Парижа в левой руке.
И точно в назначенное время в двенадцать с четвертью мимо него, приближаясь по бульвару Клиши, должен был проходить пожилой мужчина интеллигентного вида в шляпе, с тростью в правой руке и с вчерашним номером, слегка свёрнутой в трубочку, вечерней газеты Ле Монд в левой руке. Незнакомец, как бы невзначай, должен был спросить:
«Мсье! Извините! Вы, кажется, что-то ищите? Я могу вам помочь!».
А Кочет должен был сначала ответить:
«Да, мсье, спасибо! Буду вам очень благодарен!».
В этот же момент он должен был перехватить сумку в левую руку и поставить её на асфальт к своей левой ноге, затем развернуть карту Парижа и пальцем указывая на площадь дю Каррузель, сказать:
«Я ищу площадь название, кажется Пьер!?».
На что незнакомец должен был ответить:
«Пигаль или Пётр?!».
«Куртад!» должен был подтвердить Кочет.
И незнакомец должен был сопроводить его до нужного места.
Все эти предосторожности были лично изложены и объяснены Александром Ефремовичем во время его последней беседы с Кочетом, больше походившей на инструктаж.
«Пётр Петрович, только ни в коем случае не опаздывайте! Лучше приезжайте туда заранее и побродите по бульвару. Не стойте долго у метро, что бы никто не подумал, что вы кого-то ждёте!» завершил Богомолов, зная привычку этого своего подчинённого, в целях экономии времени, приходить всегда впритык, потому частенько опаздывавшего.
«Хорошо, Александр Ефремович!» чуть смутился Кочет разоблачению себя.
И через день в оговорённое полуденное время Пётр Петрович стоял у западного спуска на знакомую ему станцию метро Пигаль.
На этот раз он не опоздал, так как маршрут был ему известен, а время на его проезд было им засечено ещё при возвращении с женой из театра Гран-Гиньоль.
А хорошая у меня привычка смотреть на часы и засекать время! Опять пригодилась! Ну, надо же? Как в жизни иногда получается?! Только ты побываешь в каком-нибудь ранее незнакомом месте, как через некоторое время оказываешься в нём опять!? раздумывал чуть рановато подъехавший Кочет.
Но не успел он подумать, как появился связник, и всё прошло чётко, как по нотам. Кочет даже, чётко исполняя инструкцию, попросил у незнакомца его газету, чтобы сравнить её название и дату выхода. И незнакомец с пониманием чуть развернул её, пальцем указывая на дату.
Ага! Значит, он тоже досконально знает инструкцию! Видно стреляный воробей! Не то, что я недоделанный петух! весело про себя решил Кочет.
«Зовите меня Жак!» представился старик.
«А меня» начал, было, Пётр, но был перебит.
«Я знаю: Пьер!» внимательно и по-доброму взглянул он своими карими глазами в серые, под стёклами очков, глаза Кочета.
Они перешли перекрёсток и на тротуаре справа от бульвара Клиши уже метров через сто пятьдесят свернули направо около дома 48 в переулок Сите дю Миди, оказавшимся тупиком.
Узенький какой! И машины здесь не ездят и люди почти не ходят! Тихо и уютно! обрадовался Кочет, пройдя чуть в гору почти до конца всего стометрового переулка.
Проводник завёл Кочета в подъезд дома 7, обозначенный как 7t.
Надо же? Номер дома, как у моей квартиры в Печатниковом?! удивился Кочет.
Они поднялись на второй этаж трёхэтажного дома, и проводник открыл дверь своим ключом. Там их уже ждал Пьер Куртад.
Он представил гостю сопровождавшего его хозяина дома, как старого и надёжного коммуниста, всю оккупацию занимавшегося подпольной деятельностью, и после короткой беседы откланялся.
Во время неё Куртад объяснил Кочету, что тот будет теперь приходить не в редакцию Юманите, не встречаться с её сотрудниками в разных местах города, а приходить только сюда, на конспиративную квартиру французских коммунистов.