Более того, Алевтина принесла домой подаренный ей иностранный буклет с видами дамских причёсок для выбора в дальнейшем новой, может быть более подходящей или приглянувшейся.
«Петь, а я теперь наверно выгляжу как московская учительница?!».
«Да, вполне! Я бы даже сказал: как директор женской школы!».
В итоге, после обеда в эту пятницу, они оба вышли на улицу красивые, нарядные и благоухающие.
Проводив жену до остановки трамвая на Цветном бульваре, направлявшуюся в свою школу на собеседование с директором школы и окончательное оформление на работу, Пётр, как было условлено, после телефонного звонка отправился на своё собеседование в МИД.
Но из отдела кадров Петра Петровича пригласили на беседу с Фёдором Тарасовичем Гусевым. Тот только на днях вернулся из Лондона в Москву, получив назначение на пост одного из заместителей министра.
Замминистра радушно, как старого доброго знакомого, встретил своего бывшего подчинённого П.П. Кочета.
«Здравствуйте, здравствуйте Пётр Петрович! ответил он на приветствие, протягивая для рукопожатия руку Проходите, садитесь. А я хорошо помню вас по предыдущей работе!».
«Да, Фёдр Тарасович, было дело!» подтвердил Кочет, вспомнив, как одно время Гусев был его непосредственным начальником заведующим 3-м западным отделом НКИД.
«Я смотрю, во время войны вы хорошо подтянули свою теоретическую подготовку! заметил Гусев, бегло просматривавший лежащие на столе бумаги.
«Да, долгое время меня чему только не учили! Еле, еле на фронт вырвался! Да и то в самом конце войны. Немцам, жалко всыпать не
пришлось!».
«Да, и не только теоретическую!» вдруг оживился Фёдор Тарасович, на этот раз внимательнее вчитываясь в очередной документ.
В это же время Пётр Петрович с интересом рассматривал строгий полувоенный дипломатический мундир с погонами и двумя орденами Ленина, придававший Гусеву вид какого-то военачальника.
Надо же?! Ведь он даже на год младше меня! Тоже имеет высшее образование кажется Ленинградский институт советского строительства и права. Но вовремя вступил в партию, и в НКИДе с 1935 года. И вот, после заведование нашим отделом, во время войны был послом в нескольких странах, а теперь замминистра! Правда, он ещё окончил и Институт дипломатических и консульских работников НКИД, кажется в 1937 году?! Да ещё целых два ордена Ленина!? Хорошая карьера! чуть завидуя тому, думал Кочет.
«Пётр Петрович, я считаю, что с вашим опытом и вашими знаниями вам надо срочно обучиться в нашей высшей дипломатической школе! Ведь из вас получится великолепный посол!» поднял Гусев от бумаг свой чуть курносый нос, добродушно улыбаясь.
«Опять учиться?! Ну, сколько можно? Это же у меня просто напасть какая-то! Поработать уже хочется, руки чешутся!» не задумываясь, ответил Кочет.
Улыбка мгновенно слетела с лица Гусева, и он на некоторое время задумался, в итоге заключив:
«Хорошо, Пётр Петрович, пока работайте занимайтесь своими французами. Но над моим предложением всё же подумайте. Годы ведь идут. Возраст, сами понимаете».
Он подписал приказ о зачислении П.П. Кочета в штат МИДа и протянул его Петру Петровичу:
«Иди, оформляйся! С понедельника на работу! Успехов тебе!» вдруг почему-то перейдя на «ты».
«Спасибо, Фёдор Тарасович! А над вашим предложением обязательно подумаю!» слегка обидевшись на неожиданное панибратство, полетел окрылённый Кочет в отдел кадров.
Дома он с радостью сообщил жене о возобновлении с понедельника 17 июня своей прежней работы и о перспективах обучиться на дипломата и съездить за границу.
«Аль, но вообще-то мне учиться больше не хочется! Но поехать за кордон каким-нибудь дипломатом я не против! А как ты?».
«Для меня это вообще как в сказке! Но боязно! Заграница всё ж!? Да и немецкий язык я знаю очень плохо!».
«А зачем тебе немецкий? Может нужно будет срочно изучать французский или английский! А то и испанский? Ты же сама учительница сможешь! Да и говорить тебе там придётся лишь на бытовом уровне!».
«Все равно страшновато! Не успела я в Москву приехать, как».
«Ну, ладно! Это ещё не скоро будет, если будет! Сначала поработаю, потом посмотрим! Может ещё что-нибудь у нас неожиданно в жизни изменится?! лукаво взглянул Пётр на Алевтину А у тебя-то как?».
«Да всё хорошо! Документы взяли и формально зачислили в штат учительницей начальных классов! Надо будет только после прописки паспорт им показать!».
Хорошо, поздравляю! чмокнул Пётр жену, слегка обнимая Давай тогда завтра махнём в Малаховку Бориса порадуем и отпразднуем!».
«Давай! Познакомимся и отдохнём немного на природе!» согласилась Алевтина в ответном поцелуе, обнимая мужа за шею.
Да и Эльку навестим! молча, дополнил свою мысль Пётр Петрович.
И утром в субботу 15 июня радостные Кочеты «прилетели» в Малаховку.
Из рассказа четырнадцатилетней дочери Пётр Петрович понял, что её мать Лиза, бывшая ещё до войны военврачом НКВД, уже в войну, в Кандалакше, дослужилась до капитана медицинской службы, а теперь руководит медсанчастью одного из московских мест заключения.
Эту субботу, ещё не работающие Пётр и Алевтина, основное время провели с детьми четырнадцатилетней Элей, девятилетним племянником Олегом и их домработницей Клавой. А к вечеру с работы пришёл Борис, а из Москвы подъехала бухгалтер домоуправления Ксения. И за вечерним ужином, ставшим праздничным от привезённого Петром с собой сухого вина, Борис и Ксения поздравили его с возвращением к мирной работе.
На следующий день Алевтина и Пётр с удовольствием помогли семье брата в прополке грядок овощей и клубники. Но всё равно тон в работе задавала хозяйка Ксения, привыкшая летом вставать с рассветом и наводить порядок в огороде и саду перед тем, как в восемь утра выезжать электричкой на работу в Москву. Соревноваться с нею в этой работе было бесполезно. А мужчины после обеда даже отважились искупаться в ещё прохладной воде.
«Петь, а помнишь как нас здесь, в воде застала весть о войне!».
«Конечно, помню! Тогда меня ещё сразу в жар бросило!».
«Да-а! А ведь прошло уже пять лет!? И, слава богу мы все живы и здоровы!».
«Вот только, как там наш отец? Ты писал ему?».
«Да, Петь, писал! А ты?».
«Я позавчера письмо отправил сообщил, что вернулся домой в Москву с новой женой!».
«Ладно, будем ждать вестей!».
«Борь, а ты мне всё же расскажи, чем во время войны занимался, где служил?».
«Хорошо! Но давай только не сейчас, не в воде, холодно ведь! Конечно, расскажу как-нибудь теперь можно!».
«Да, давай вылезать, а то вон у тебя даже губы посинели!».
«Давай!».
А ближе к вечеру за прощальным чаепитием Ксения неожиданно предложила Алевтине:
«Аль, а тебе ведь на работу только через два месяца?! Так ты до конца августа поживи с нами на природе, и заодно, как педагог, поможешь с детьми, да и по хозяйству тоже! Поди, соскучилась по земле-то?».
«Да я бы с удовольствием, но Пете помогать надо!».
«А что ему помогатъ-то? Он прекрасно и один справиться. Будет приезжать на выходной. А если будет невмочь, то пусть, хоть каждую ночь здесь ночует! Так, Петь?».
«Да вообще-то мне лучше, если жена будет рядом, в Москве! А впрочем, как Аля захочет! Буду ездить сюда хоть каждый день!».
«Во! Заодно и мне с плотницкой поможешь со строительством!» оживился и Борис.
«Ну, мы подумаем!» за себя и мужа первой ответила Алевтина.
«Да! Но помогу тебе обязательно, хотя бы по воскресеньям!» отозвался и Пётр.
«Хорошо! На том и порешили! Ждём вас!» заключил Борис.
По дороге на станцию и в электричке супруги обсудили предложение Ксении и Бориса. Проанализировав все за и против, они решили пока в эти первые дни супружеской жизни всё же пожить в Москве. Однако этому их естественному желанию уединиться пока мешала Анна.
На следующий день в понедельник 17 июня 1946 гола Пётр Петрович Кочет вышел на работу пока в прежней должности референта, но теперь 1-го Европейского отдела МИД СССР.
Коллеги встретили его с радостью, хотя среди них было и много новых сотрудников. Но соскучившийся по своей работе Пётр Петрович сразу окунулся в бумаги, оставив разговоры о войне на перерывы в работе.
Пётр Петрович сразу с жадностью занялся чтением последних французских газет. Из них он узнал, что ещё 16 июня генерал Шарль де Голль, выступая с речью в городе Байё в Нормандии, предложил свой проект Конституции Франции, предусматривающей сохранение французских колониальных владений.
А у него губа не дура! Мало того, что французы не победили немцев в войне, он хочет ещё и все свои колонии сохранить!? мысленно резюмировал Кочет.
А через неделю 23 июня во Франции было сформировано временное правительство во главе с Жоржем Бидо.
Но не забывал Кочет узнавать новости и из Кореи, всё ещё бывшей для него не безразличной. С удовлетворением он отметил новые положительные изменения в стране, когда 24 июня Временный народный комитет Северной Кореи принял закон о труде рабочих и служащих.
Следил он и за ходом гражданской войны в Китае, узнав, что национально-революционная армия Коммунистической партии Китая теперь переименована в Народно-освободительную армию Китая (НОАК).
За первые недели работы П.П. Кочету не удалось выудить хоть какой-нибудь ценной информации о Франции. Белее того, в процессе чтения французский газет он понял, что уже несколько подзабыл французский язык. Сказались пять лет без языковой практики. Из-за этого ему теперь часто приходилось заглядывать в словарь и даже пользоваться учебником.
Он даже как-то по случаю обратился за помощью к своему бывшему коллеге по отделу, которого он сменил на должности ведущего Францию референта, Борису Фёдоровичу Подцеробу, с 1943 года работавшему старшим помощником сначала наркома, а теперь министр иностранных дел. Тот тоже был белорусом, младше Кочета на шесть лет, окончил Ленинградский университет, с 1937 года работал в НКИДе и хорошо владел французским языком.
«Борис Фёдорович, я всю войну был без языковой практики, хочу подтянуть свой французский. Что-нибудь посоветуйте».
«Хорошо, Пётр Петрович, я что-нибудь придумаю и сообщу вам».
«А почему бы нам не отслеживать французскую прессу не здесь, в Москве, имея ограниченный, тенденциозно подобранный ассортимент газет и журналов, а непосредственно в Париже, имея возможность оперативного изучения любых печатных изданий?!» неожиданно для самого себя спросил Пётр Петрович.
«Вообще-то у нас в посольствах есть такие кадры, и они занимаются анализом прессы, но несколько с другим уклоном! Но я согласен, что этого недостаточно. О вашем предложении я доложу руководству. А ваш намёк понял!» заулыбался Б.Ф. Подцероб.
Но теперь Петра Петровича, после эйфории первых дней работы, стало охватывать уныние.
Может зря я отказался от предложения Гусева? Наверно мне всё же надо опять пойти учиться! И конечно в высшую дипломатическую школу! Надо будет как-нибудь к нему зайти решился Кочет.
Но это его «как-нибудь» затянулось на несколько дней. Пока начальство не дёргало входящего в курс дел и событий нового старого работника, он несколько успокоился. Да и с языком стало получаться Кочет быстро вспоминал подзабытое. Появилось свободное время и возможность пообщаться с другими сотрудниками не формально, хотя бы во время перекуров.
Из последующих разговоров с прежними коллегами он узнал, что ещё в начале войны более полутора сотен сотрудников НКИДа ушли добровольцами на фронт и в составе 6-ой дивизии народного ополчения участвовали в жестоких оборонительных боях на подступах к столице. А общее число ушедших добровольно на фронт и призванных в ряды Красной армии составило 237 работников НКИДа, среди которых Кочет с гордостью числил и себя. Он узнал, что сотрудники НКИДа, кроме Москвы, обороняли также Ленинград и Сталинград, сражались на Курской дуге, а некоторые дошли и до Берлина. Свыше трёх сотен сотрудников НКИДа работали на строительстве оборонительных сооружений под Москвой. А на денежные средства работников советских посольств за рубежом была сформирована танковая колонна. Но 71 сотрудник комиссариата геройски погиб.
Слава богу, вернее обстоятельствам, что я остался жив! радостно думал Кочет о новых, на этот раз положительных, изменениях в своей жизни.
Да, теперь его жизнь опять изменилась, вернув всё в старое, привычное и надёжное русло.
А изменения в жизни советских людей бывали часты. Страна победила в войне, теперь поднимала их руин свои города и сёла, заводы и фабрики, всё своё народное хозяйство. Жизнь перемещала по стране большие массы людей, менялась структура народного хозяйства, структура управления и многое другое.
Кроме известных П.П. Кочету реорганизаций НКИДа в 1939 и 1941 годах, его комиссариат подвергся реорганизации ещё и в 1944 году.
Прежде всего, это коснулось европейских отделов. А предшествовали этому изменения на международной арене и на политической карте Европы, происшедшие после разгрома гитлеровской Германии и её сателлитов, а также вытекавшие из договорённостей СССР со своими союзниками по антигитлеровской коалиции. Изменялась и возрастала роль малых стран Европы и их региональное тяготение, что и привело к увеличению количества европейских отделов МИДа.
Теперь П.П. Кочет служил в 1-ом европейском отделе МИДа, реорганизованном и переименованном ещё 21 июня 1939 года, и который, помимо Франции занимался Италией, Испанией, Португалией, странами Бенилюкс и карликами Европы Андоррой, Монако и Сан-Марино.
Но после войны страна нуждалась в большом количестве новых профессиональных кадров, в том числе новых дипломатических работников.
Поэтому, ещё в октябре 1944 года, Совнарком СССР принял решение об образовании на базе Международного факультета МГУ Московского государственного института международных отношений (МГИМО). Он стал хорошим дополнением к Высшей дипломатической школе (ВДШ), теперь фактически ставшей академией. После войны в МГИМО в основном принимали молодых демобилизованных военных. Но Пётр Петрович Кочет к этой категории не подходил, ни по возрасту, ни по уже имеющимся знаниям, умениям и квалификации.
Но он всё же тайно мечтал о Высшей дипломатической школе, понимая, что ему надо сначала освежить и пополнить свои знания французского языка.
А так как Пётр Петрович ещё с детства был знаком с французским языком, то его новые успехи в языковой подготовке были бы явными и естественными.
А пока новобрачные окунулись в размеренную повседневную жизнь московских аборигенов, используя вечера после работы Петра для ознакомительных для Алевтины прогулок по Москве, посещения в основном магазинов и кинотеатров, да и чтобы Анну лишний раз не видеть.
В обеденный перерыв Пётр Петрович успевал зайти домой и насладиться домашней пищей из рук любимой молодой жены. В эти дни он чувствовал себя просто счастливым.
Однако ночёвки Анны мешали новобрачным, из-за чего Петру Петровичу в свой обеденный перерыв вместо еды приходилось заниматься с женой любовью. Иногда он даже не на много опаздывал на работу, что стало раздражать не только его самого, но и начальство, как-то высказавшим ему:
«Пётр Петрович, вы всё время ходите обедать домой. Но иногда не успеваете вовремя вернуться. Попросите, пожалуйста, свою жену вам заблаговременно разогревать обед! Или обедайте в министерской столовой быстро и довольно вкусно!».
«Аль, нам надо что-то делать с этим! Может действительно пока переехать в Малаховку? Я буду каждый день туда ездить».