Книга чая. Магия, пропитанная ядом - Freedom 2 стр.


Внезапный порыв ветра зашумел в деревьях. Листья касаются моих волос, словно чувствуют печаль и хотят меня утешить.

Я провожу большим пальцем по ожерелью, которое ношу на шее,  по выступам и трещинам символа, обозначающего вечность, космическое равновесие. В каждом из нас содержатся три души, отделяющиеся от наших тел в момент смерти. Одна возвращается на землю, другая  в небо, и последняя пускается в колесо жизни. Я прижимаюсь губами к твердой гладкой бусине в центре узла.

У скорби затяжной вкус горечи, такой мягкий, что легко перепутать со сладостью.

Мама, в такие моменты я больше всего скучаю по тебе.

Я шепчу ей обещание вернуться с лекарством от болезни Шу.

Сложив руки на сердце, я кланяюсь в знак обещания мертвым и живым и покидаю дом, в котором выросла.



Я выхожу на главную дорогу, которая ведет меня к спящей деревне. Оборачиваюсь только один раз, чтобы взглянуть на ночь, что смягчается вокруг наших садов. Даже в темноте над чайными деревьями клубится туман, приглушая их цвет. Колеблющееся море зеленого и белого.

В этот момент я что-то слышу  любопытный шорох, похожий на птичий. Я останавливаюсь. Улавливаю движение по черепичной крыше соседнего дома. Мне удается распознать форму стропил  чайный склад на окраине города. Затаив дыхание, я прислушиваюсь. Это не птица. Это шелест обуви, скользящей по крыше.

Передо мной в грязи появляется тень, кто-то отбрасывает ее сверху. Незнакомец пригнулся и крадется украдкой. Непрошеный гость.

Нет никаких причин для того, чтобы красться ночью по губернаторскому складу. Если только вы не хотите, чтобы вас разорвали на куски четыре лошади, к которым вас привяжут, а они будут тянуть в разные стороны. Ну или если вы не способны противостоять человеку, чья сила превосходит силу сразу трех мужчин, а заодно вы сумеете молниеносно запрыгнуть на крышу и оторваться от целой толпы солдат.

Тень.

Люди распространили предупреждения о Тени  странной фигуре, как они говорят, которая стоит за случаями с отравлением чая по всей стране. Всем известно, что бандиты прячутся у границ Да кси, грабят караваны и нападают на всех, кто решится встать у них на пути. Но существует некий преступник, который никак не связан со списком банд, известных министерству юстиции. Преступник, который может находить спрятанные сокровища и раскрывать секреты, оставляя за собой след из мертвецов. Я увидела вспышку темного вороного крыла в паре над чашкой выходит, это было предзнаменование.

Что-то пролетает мимо моей головы и с глухим стуком падает к ногам. Проклятие раздается надо мной, шаги ускоряются и уносятся прочь. Проклятие вызывает у меня интерес: если это та самая знаменитая Тень, тогда звучала она уж больно по-человечески. Любопытство во мне борется с подозрением, это происходит мгновенно  словно искра в пламени.

Я поднимаю упавший предмет и ногтем протыкаю тонкую бумажную обертку. Я чувствую что-то до боли знакомое  скрученные листья, спрессованные в твердый прямоугольник, который источает землистый аромат. Чайный брикет. Я переворачиваю упаковку, красная печать предупреждающе бросается в глаза. Губернатор пообещал нам, что все отравленные брикеты изъяли и пометили для последующей утилизации.

Я следую за звуками шагов по крыше, чувство страха, поселившееся в моем животе, сменяется гневом. Гневом из-за смерти моей мамы, гневом из-за непрекращающихся болей Шу.

Я расправляю плечи, и, когда сила чая бесстрашия растекается по телу, подкрепляя мою смелость, в моем горле зарождается рычание. Я сбрасываю свои вещи и кладу их возле стенки склада. Я сжимаю в руках чайный брикет  он крошится. Чайные листья превращаются в труху, сыпятся за мной, пока я бегу. Гнев приятен. Он кажется реальным, эдакая долгожданная передышка от моей обыденной беспомощности. Мой разум концентрируется на одной мысли: я не могу дать ему уйти с этим ядом. Не тогда, когда это закончится тем, что очередная девушка похоронит свою мать.

Я вылетаю за угол, отбрасывая все попытки оставаться незамеченной. Сейчас имеет значение только скорость.

Мой взгляд ловит темное пятно, которое движется в воздухе, оно приземляется в двадцати шагах от меня. Тень стоит спиной ко мне, я не мешкаю  сокращаю дистанцию между нами всего за два вздоха и со всей яростью бросаюсь на Тень.

Мы падаем на землю, Тень теряет равновесие под моим весом. Я хватаюсь за все, что попадается под руку, сжимаю пальцами ткань. Я не останавливаюсь, даже когда из-за резкого приземления на землю по моему плечу распространяется волна боли. Тень тут же приходит в себя и начинает извиваться в моей хватке. Тяжело дыша, я толкаю вора локтем в ребра. Навык, который я освоила, когда помогала отцу удерживать взрослых мужчин, пока он вправлял им кости.

Жаль, что этот непрошеный гость  не один из пациентов отца, которые обычно слабые из-за болезни либо находятся в полубессознательном состоянии.

Вор реагирует молниеносно, он хватает мое запястье и выворачивает его в противоположную сторону. Я вою и ослабляю хватку. Одним плавным движением он поднимается на ноги прежде, чем я успеваю убрать волосы с глаз.

Я встаю не так грациозно, как он, и мы изучаем друг друга. Луна сияет над нашими головами, освещая нас обоих. У вора худощавое тело, он на голову выше меня. Тьма скрывает его черты, фигура словно из ночного кошмара  кусок дерева закрывает верхнюю часть его лица. Из сердито сведенных бровей выступают рога. Он похож на Бога Демонов, способного обезглавить непутевых призраков одним лишь взмахом меча.

Маска скрывает лицо ужаса, терроризирующего Да кси.

Он подхватывает мешок, который упал во время нашей драки, и повязывает его через плечо. Его глаза горят под маской, губы сжались в жесткую линию.

Позади меня пусто, вплоть до доков, где складские рабочие получают свои поставки. Он может украсть одну из лодок или исчезнуть в переулке. Другой путь ведет к центру деревни, в котором большая вероятность быть пойманным патрулем.

Он бежит на меня, чтобы оттолкнуть в сторону. Но я наклоняюсь и бросаюсь в ноги Тени, пытаясь лишить его равновесия. Тень уклоняется и отпихивает меня, но я хватаюсь за мешок, когда вор собирается проскочить мимо.

Тень разворачивается и бьет меня по колену. Моя нога подгибается, и я падаю на руку, левую сторону пронзает жгучая боль. Следующим ударом он толкает меня в грязь. Тень точно знает, куда нужно бить. Я ему неровня.

Он снова пытается уйти, но я плюхаюсь на живот и цепляюсь за ноги Тени, заставляя его тащить меня за собой. Я не могу позволить ему уйти с ядом. Я делаю глубокий вдох, чтобы закричать, но, прежде чем мне удается раскрыть рот, что-то ударяет меня в висок. Я падаю на спину, боль в голове взрывается словно фейерверк.

Я хочу побежать за ним, но не могу даже выровнять дыхание. Перед глазами все вращается, здания качаются, будто деревья. Прижавшись к стене, я поднимаю взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как темная фигура отталкивается от нескольких установленных бочек и приземляется на крышу.

Тень исчезает в ночи, не оставив при этом ни единого доказательства того, что он здесь был. За исключением крови, которая стекает у меня по волосам, и звона, что эхом раздается в ушах.


Глава 3

Лодыжка и лицо горят от боли. Я иду, хромая, до тех пор, пока горизонт не окрашивает слабый рассвет, а мимо меня проезжает фермер на своей повозке.

Он окидывает меня взглядом и предлагает место сзади. Я дремлю в компании крякающей утки между мешками с пшеном и рисом. Утка всю поездку возмущается из-за неровной дороги. Наконец мы добираемся до города Наньцзян, который расположен на Южном берегу Нефритовой реки, в нескольких часах езды на лошади от Су. Если бы мне пришлось идти пешком, у меня бы ушел почти целый день на то, чтобы добраться сюда.

Я закладываю свое ожерелье в ломбарде, чтобы мне хватило денег переправиться на пароме в столицу. Очередное воспоминание о маме ускользнуло от меня. Но именно в тот момент, когда я поднимаюсь на паром и сталкиваюсь лицом к лицу с толпой, меня охватывает внезапный приступ одиночества. Я знаю в лицо всех жителей деревни, большинство  по имени, и они знают меня. Здесь же я больше не своенравная дочь доктора Чжана. Ощущение, будто я примерила на себя чью-то маску.

Я отступаю к задней части парома и сажусь, прижимая вещи поближе к себе. Люди вокруг меня смеются и общаются. Воздух наполнен музыкой, которую исполняют странствующие музыканты, играющие за монеты. Но я не перестаю волноваться, опасаясь, что ложь Шу не сработала и меня раскроют еще до того, как паром отойдет от пристани.

Я чувствую, как неизбежное неодобрение отца тяжелым грузом ложится на мои плечи. Он никогда не понимал меня, несмотря на то что мы жили под одной крышей. Отец бы ни за что не позволил мне уехать на состязание. Он бы нашел причину, чтобы отговорить меня от этой глупой затеи: я слишком молода и неопытна, чтобы путешествовать в одиночку; Шу очень больна, чтобы оставлять ее на попечение кому-то другому; а сам он никогда не покинет деревню из-за чувства долга перед пациентами

Девушка передо мной начинает танцевать  долгожданное избавление от моих забот. Изящные жесты рук сопровождаются сладким звуком ее голоса. Когда люди узнают «Песню о нищенке», в толпе раздаются восторженные аплодисменты.

Это песня о трауре. Безымянная девочка-сирота. Город, который потерпел поражение в войне. Она ходит по улицам голодная и одинокая.

Эмоции захватывают моих попутчиков, когда музыка их окружает. Движения танцовщицы, нежное покачивание парома, тоска, которой пронизано каждое ее слово,  все это переплетается между собой и объединяется в горечь, которая растекается у меня во рту.

Моя сестра всегда была доброжелательной, с самого рождения она улыбалась, я же обидчивая и неугомонная, мне больше по душе растения, нежели люди. Могу сказать наверняка, жители деревни лишь терпели мое присутствие, но искренне они любили Шу. Она могла греться в тепле их обожания, но сестра никогда не забывала обо мне. Она всегда делилась со мной тем, что ей давали, и защищала от резких слов.

Настала моя очередь ее защитить.

Я опускаю голову на руки.

Голос девушки летит над толпой: «Я заблудилась вдали от дома»

 Держи.  Мне что-то вложили в руку, я открываю глаза и вижу перед собой озабоченное лицо женщины. Она прижимает к себе младенца, который завернут в плотную ткань. Большие темные глаза женщины излучают добро.

 Если поешь немного, твой желудок успокоится,  отвечает она.

Я перевожу взгляд на то, что она мне дала. Маслянисто-красный кусок вяленой свинины. Когда я подношу его к носу, у меня лишь от одного только запаха начинают течь слюнки. Я осторожно откусываю, мясо на вкус одновременно сладкое и соленое, жуется оно идеально. Это отвлекает меня от грустной мелодии и дает возможность сосредоточиться на трапезе до тех пор, пока мой разум немного не проясняется.

 Спасибо,  бормочу в ответ, вытирая жир с туники.  Было очень вкусно.

 Впервые на пароме?  спрашивает меня женщина, попутно ритмично похлопывая ребенка по спине.

Не дожидаясь моего ответа, женщина продолжает:

 Я помню свое первое путешествие в Цзя. Как же было здорово! А сколько народа там было! Мне было неловко, потому что меня стошнило за перила столько раз, что я едва тогда могла стоять на ногах.

 Похоже, вы путешественница со стажем,  отвечаю я. В этой женщине есть что-то такое, что напомнило мне о моей маме. Она тоже без всяких раздумий помогла бы незнакомцу.

Женщина улыбается.

 Я тогда только вышла замуж. И я не знала, что то, что я считала морской болезнью, на самом деле оказалось беременностью ее братом.  Ее взгляд, наполненный искренней любовью, был обращен на двух человек, которые стояли в нескольких шагах от меня  один высокий, а второй низкий,  мужчина и мальчик, которому на вид около шести лет.

 Теперь и ваши дети станут опытными путешественниками,  говорю я.

Женщина смеется.

 Каждую весну мы ездим в Цзя, чтобы прибраться на могилах родственников моего мужа и навестить тех, кто переехал в столицу. Но я рада, что моего мужа отправили в провинциальный город, подальше от всей этой политики Цзя. Здесь жизнь намного проще. Именно такую жизнь я хотела для сына и дочери.

Мои родители познакомились в столице много лет назад. Вскоре мама вернулась в деревню беременной, а рядом с ней был незнакомец, который впоследствии стал ее мужем. Спустя годы она вскользь упоминала столицу. Восхищение звуками цитры, небрежное замечание о благоухании цветов глицинии, которые разрастались на восточной стене дворца.

Мы с Шу спрашивали: «Мама, почему мы не можем вернуться туда?»  мы сидели у нее на коленях и упрашивали рассказать больше историй о красотах столицы. Она отвечала, что для нее там ничего больше не осталось  ничего столь важного, как ее семья, которая и так была с ней рядом. Но наша семья распалась, мама не смогла удержать нас вместе, и я ухожу, чтобы спасти то, что осталось.

Женщина целует взъерошенные волосы на голове ребенка. Малышка открывает свой крошечный рот, чтобы зевнуть, а затем прижимается к груди матери. Эта женщина живет жизнью, которую хочет для меня мой отец: она довольствуется едой на столе, уютным домом и мужем, который способен обеспечить семью. За исключением того, что мои родители видели чудеса Цзя и жили в самой гуще событий, не желая ничего, кроме того, что ожидало их дома, в то время как я видела только нашу деревню и ее окрестности.

Время на пароме протекает как в странном сне. Моя спутница Лифен относится ко мне как к члену своей семьи. Я подбрасываю ее девочку у себя на коленях и утаскиваю мальчика подальше от перил, чтобы тот не упал. Они отказываются принимать какую-либо плату за еду и питье, которыми делятся со мной. Мое сердце поражено их добротой.

По пути мы проплываем несколько городов, собирая и высаживая пассажиров. Поездка проходит шумно, музыканты продолжают играть, а продавцы  торговать товарами из корзин, которые они носят на спинах и головах.

Ночью я прислоняюсь к перилам и смотрю, как звезды кружатся над моей головой. «Не дай себя обмануть,  так однажды сказала мне мама.  Звезды не такие мирные, какими кажутся на первый взгляд. Астрономам поручено расшифровать их небесные путешествия, пророчества, что предсказывают взлеты и падения великих семейств и королевств. Они горят так же свирепо, как наше солнце».

 Раньше я мечтал стать звездочетом,  мои мысли прерывает голос. Муж Лифен, чиновник Яо, тяжело садится рядом со мной на палубу и протягивает мне глиняную чашу с рисовым вином. Я пью его, и земляная жидкость обжигает мне горло, согревая грудь.  Но не было способностей. Потом мне захотелось стать поэтом. Я писал задушевные стишки об Изгнанном Принце и его уединенном острове.

Я смеюсь над этим признанием, представляя его чуть моложе и серьезнее, с кистью в руке.

 И?

 Порой жизнь расстраивает наши планы,  отвечает он, глядя при этом не на меня, а на мерцающее отражение света на воде.

Жар вина приободряет меня, и я объявляю:

 Я не позволю этому случиться.

Мужчина смеется, он такой уверенный и расслабленный, будто вовсе мне не верит. Поначалу, когда Лифен упомянула о том, что ее муж работает на правительство, я его сторонилась. Но из наших коротких разговоров я сумела понять, что он разительно отличается от губернатора, который правит в моей деревне.

Я вздрагиваю при воспоминании о губернаторе Ванге. Это грозный человек, чей черный плащ окружает его, словно темное облако. Губернатор никогда не задает вопросов, он только и знает, что брать, требовать и отнимать до тех пор, пока люди, которые находятся под его юрисдикцией, не лишатся последнего. Говорят, он вытащил чью-то собаку на дорогу и забил ее до смерти, чтобы все это видели. Поговаривают, он смеялся, когда животное выло от боли  это было наказанием за то, что хозяин собаки не смог заплатить ежемесячный налог.

Назад Дальше