Почему ты так говоришь, отец? спросила я.
Он пожал плечами:
Не знаю, Марджина. Лишь Всевышнему известны причины наших мыслей и поступков.
Я помню его широкую спину в атласном халате, когда он уходил из дома рядом с нагруженными верблюдами. Дядя Махмуд шёл впереди каравана, отец сзади.
Он не обернулся, не посмотрел на меня, а мне очень хотелось увидеть его лицо в тот момент, чтобы запомнить его.навсегда..
.Я видела, как мама поклонилась г-ну Кариму.
Мир вашему дому, услышала я голос советника визиря.
Мир халифу и мир Вашему покровителю, г-н Карим, ответила мама.
Мой господин Ибрагим Кадди вместе со своим сыном Салимом желает навестить Вас завтра.
О, это невозможно. В доме остались лишь одни женщины, а мой муж ещё не вернулся.
И когда же он приедет, г-жа Амина? спросил Карим.
Я жду его через два дня. На Ураза Байрам он обязательно обещался быть.
Хорошо, я скажу об этом своему господину. Он велел спросить вас, как ваше здоровье и здоровье Ваших дочерей?
Всё в порядке, г-н Карим. Милостью Аллаха. Моя старшая дочь Марджина как раз занята сейчас вышиванием свадебного покрывала. Она очень волнуется.
Я видела, как г-н Карим церемонно закивал:
Понимаю, понимаю. Говорят, Аллах не обделил её своей красотой, и она станет настоящим украшением в семье визиря.
Эти слова, казалось, смутили маму, но она не подала виду и велела Сулейме принести большое блюдо с виноградом.
..Несчастье посетило наш дом через пять дней. Помню, утром в дверь нашего дома раздался стук. Это было так рано, что казалось непривычным.
Кто там? спросила озабоченная Секхет, приложив ухо к двери.
Раздался мужской голос, который заставил наши сердца биться слишком быстро от волнения.
Это я Махмуд. Случилось непредвиденное. Наш караван разграблен, а я сам еле держусь на ногах. Откройте, Амина-апа.
У дяди Махмуда было серое лицо, покрытое дорожной пылью, и сам он был крайне истощён от голода. Я видела, как побледнела моя мать, но она приказала усадить гостя за стол.
Мы все собрались вокруг него, хоть правила приличия и не разрешали этого.
Выпив много колодезной воды, дядя Махмуд начал свой рассказ, и по мере того, как он говорил, я чувствовала, что мне становилось плохо, и комок боли и рыданий постоянно подкатывал к горлу.
Мы возвращались обратно в хорошем настроении, потому что на этот раз наша торговля в Китае была успешной. Мы продали все ковры и специи, которые вёз наш караван. Через месяц мы с Ахметом планировали ехать в Турцию, где у нас уже появились новые заказчики специй и Бухарских ковров. Но, видимо, Аллах решил наказать нас за наши прошлые прегрешения и неповиновение Ему. С гор мы услышали дикие людские крики на незнакомом для нас языке. Я раньше слышал, что в горах живут разбойники, промышляющие грабежами торговых караванов, но никогда раньше не видел их. Сверху неожиданно для нас начали прыгать какие-то люди в чёрном, напоминающие ястребов. На их головах были чёрные чалмы, а их лица были закрыты чёрными повязками. В их руках были острые ножи и кинжалы, как у янычар. Только это были не янычары. Нескольким нашим слугам они сразу же перерезали горло. Другие были заняты разграблением нашего каравана, отвязывали и уводили верблюдов. Они искали золото, которое мы выручили в Китае. Я призвал к себе Аллаха и решил сброситься с обрыва, чтобы не принимать тяжёлую смерть. Я спрыгнул вниз, однако это был вовсе не обрыв, потому что, оказавшись на дне, я понял, что ещё жив. Я осторожно поднялся и укрылся в скалах. Но издали я мог видеть то, что происходило там. Двое из них схватили Ахмета, связав ему руки, они начали обыскивать его. Когда они нашли золото, они куда-то повели его. Затем я увидел, как что-то горит, и понял, что эти псы подожгли Ахмета. Пламя было очень большим, но я ничего не мог поделать, потому что их было слишком много, и у меня была вторая часть золота. Они присвоили бы его и убили бы меня.
Я видела, как стакан выпал из рук матери.
Она упала, потеряв сознание.
Сулейма, Секхет! Скорее, маме плохо! воскликнула я.
Лейла была в полной растерянности, не зная, что делать. Послышался шорох в прихожей. Сулейма и я подхватили маму под руки и повели её в комнату. Мы положили её на кровать.
Сулейма, принеси воды и смочи тряпку. Я приложу её к голове мамы, сказала я, вовсе не замечая того, что действую, как заведённая.
Слушаюсь.
Служанка покорно удалилась. Я же выглянула за дверь маминой комнаты и крикнула вниз:
Лейла, Секхет, принесите инжира из сада и накормите дядюшку Махмуда. Он очень устал с дороги.
Лейла вышла в сад с большим блюдом, чтобы набрать свежих плодов инжира.
Вообще-то, я сама очень люблю инжир, он сладкий и буквально тает во рту, и при этом ты испытываешь ни с чем не сравнимое удовольствие. Но сейчас было не до этого. Сейчас нужно было действовать, как можно решительнее.
Сулейма, наконец, принесла воду, я приложила тряпочку к холодному лбу мамы. Она застонала и сделала какое-то неясное движение в мою сторону, порываясь подняться. Я обратила внимание на синие круги у неё под глазами, словно она постарела сразу на несколько лет, услышав известие о гибели отца. Я же в это время, как будто, пребывала в каком-то ступоре и действовала так, словно, была не человеком, а механизмом.
Марджина, девочка моя, едва слышно произнесла мама, шевеля сухими губами.
Успокойся, я здесь, прошептала я, сдерживая слёзы.
Она открыла глаза, и я заметила в тот момент, сколько боли и отчаяния было в этих чёрных, как арабская ночь, глазах.
Сегодня придёт Ибрагим-абы, чтобы посмотреть на тебя.
Я не знала, что ответить. Эта новость повергла меня в ужас. Ибрагим-абы!
О, как не вовремя!
Но я не закончила вышивать своё свадебное покрывало, мама. Осталось совсем немного.
Мама попыталась изобразить слабое подобие улыбки.
Я не сомневаюсь, Марджина, что твоё свадебное покрывало будет очень красивым но.Ибрагим-абы не решится женить своего сына, потому что твоего отца больше нет.
Она уткнулась в подушку и зарыдала.
Я понимаю, наши обычаи запрещают жениться сыну такого великого человека на сироте.
В тот же день вечером приходил сам советник визиря халифа. Мама была очень больна, и мне пришлось одеть паранджу и спуститься к гостю. Я видела гордое лицо г-на Карима, слишком гордое и слишком надменное. Соблюдая этикет, он слегка поклонился мне и произнёс:
Простите, я хотел бы видеть Амину-апу, хозяйку этого дома.
Она тяжело больна и не может спуститься к Вам.
У Вас молодой голос. Кто вы? спросил г-н Карим, внимательно разглядывая меня.
Я её старшая дочь Марджина Джелиль.
Я почувствовала, как только я назвала своё имя, г-н Карим напрягся.
О, значит, Вы та самая Марджина, которую г-н визирь хочет видеть своей невесткой? спросил Карим-абы.
Да, это я. Простите, что не могу пригласить Вас в дом. У нас большое горе.
Горе?
Сегодня пришла весть о гибели моего отца Ахмета Джелиля торговца ковров и специй.
Я видела, как Карим нахмурился и начал нервно трепать свою чёрную с проседью бороду.
Как же это случилось?
На караван напали горные разбойники и похитили всё золото, ответила я.
Увы, я слышал, такое иногда случается, г-н Карим воздел руки к небу, неисповедимы пути Аллаха. Пусть Аллах позаботится о твоём отце. Но кто же привёз в ваш дом эту страшную весть?
Помощник моего отца дядя Махмуд. Ему чудом удалось спастись.
Г-н Карим тяжело вздохнул, не переставая трепать свою бороду.
Что же мне сказать моему покровителю г-ну Ибрагиму?
Передайте всё, как есть. Передайте, что наша семья пребывает сейчас в глубоком трауре, и смотрины придётся отложить.
Когда г-н Карим ушёл, я поднялась к себе, чтобы бросить взгляд на своё уже почти готовое свадебное покрывало.
На абсолютно белом фоне были рассыпаны розы и ещё какие-то изысканные цветы, вышитые нитями. По обычаю это покрывало надевает на голову невесты её мать, а жених снимает его во время обручения.
Не так-то просто вышивать в двенадцать лет, а именно столько лет мне исполнилось тогда. Я обернулась, потому что в моей комнате послышались шаги. Это была Секхет.
Г-жа Марджина, г-н Махмуд желает Вам что-то передать.
Как он себя чувствует, Скехет? спросила я.
Он ещё слаб, но я хорошо накормила его, и он уже успел отдохнуть с дороги.
Хорошо, скажи ему, что я сейчас спущусь к нему, сказала я, вновь надевая паранджу.
Дядя Махмуд всё ещё усталый с дороги и истощённый сидел за столом в гостиной, допивая свой чай с рахат-лукумом. В большой чаше лежали свежие плоды инжира, но он так и не притронулся к ним.
Я слышала, как со второго этажа из её комнаты доносились рыдания Лейлы. Я посмотрела туда и мысленно пожелала сестре спокойствия. Однако и моё внутреннее состояние оставляло желать лучшего. Но мне нужно было стать сильной, потому что никто в доме не был способен принимать серьёзные решения. Я подошла к столу и осторожно присела.
Вы хотели меня видеть, дядя Махмуд, сказала я, обратившись к своему столь неожиданному гостю, принёсшего в наш дом печальную весть, в которую совсем не хотелось верить. Он оторвался от чаепития и посмотрел на меня.
Да, я думаю ты Марджина старшая дочь Ахмета.
Я кивнула.
Вы правы.
А
Мама заболела, она не может спуститься к Вам.
Мне было неуютно в парандже, было душно, мне хотелось одним махом сбросить её с себя, чтобы глотнуть немного свежего воздуха. Но обычаи строго запрещали сделать это перед любым мужчиной, не являющимся твоим мужем, особенно в таком приличном уважаемом семействе, как наше.
Дядя Махмуд порылся в карманах своего халата, в том числе и во внутренних нагрудных карманах. Он достал оттуда атласный мешочек, аккуратно перевязанный розовой атласной ленточкой и протянул мне мешочек.
Что это? спросила я, кивнув в сторону мешочка.
Часть золота, которая причитается вам.
А Вы?
Он достал второй мешочек тоже атласный.
Это моя доля. У твоего отца тоже было золото, но, скорее всего, оно досталось тем горным стервятникам, которые разграбили наш караван.
Значит, Вы отдаёте нам свою часть?
Я видела печальную улыбку на смуглом лице дядюшки Махмуда.
Не сомневаюсь, Ахмет бы поступил точно так же, если бы он оказался на моём месте.
Помолчав немного, он продолжил:
Я слышал, Марждина, ты скоро выходишь замуж за сына визиря Бухары. Эти деньги тебе пригодятся на свадьбу и проведение полагающихся обрядов по усопшему.
Сквозь слёзы я произнесла:
Я благодарна Вам за Вашу честность, но.я не верю, не могу поверить, что отец погиб.
Но это так, это, действительно, так. И на этот раз тебе придётся поверить.
Я взяла золото и ещё раз поблагодарила дядю Махмуда.
Свадьба и предстоящая помолвка расстроились. Через несколько дней в наш дом, лишённый прежней суеты, пришёл какой-то человек, представившийся слугой Ибрагима Кадди. Через Сулейму он передал записку от своего господина, в которой говорилось, что визирь халифа просит извинения, однако помолвка отменяется ввиду произошедших печальных событий.
«Выражаю Вам своё искреннее сочувствие, г-жа Амина, скорблю вместе с Вами о смерти Вашего супруга Ахмета Джелиля. Предстоящая поездка в Иран по делам государственной важности делает невозможным запланированные события.
В Великую Пятницу я обращусь к сынам Аллаха с молитвами о райских садах для Вашего умершего супруга.
В день Жертвоприношения Курбан Байрам примите от меня этот дар за доставленное мной беспокойство, ибо сказано в Коране самим пророком Всевышнего: «А те, которые уверовали и творили благость, те обитатели рая, они в нём вечно пребывают».
В качестве «жертвы», упоминавшейся в письме было мясо ягнёнка и Коран в красивом, украшенном жемчугом, переплёте.
..С каждым днём матери становилось всё хуже и хуже. Она ослабела настолько, что просто не могла выходить из своей комнаты. Еда, которую приносили ей Сулейма и Секхет, так и оставалась нетронутой. И мне приходилось самой кормить её с ложки. Что касается Лейлы, то целыми днями она предавалась слезам.
На третий день я отправила Секхет к лекарю, потому что, будучи ребёнком, я пребывала в полной растерянности относительно самочувствия мамы.
Джабраил-абы пришёл через полчаса. Он поприветствовал меня и попросил проводить его в комнату мамы.
Я видела, как в щёлку двери выглянуло худенькое личико Лейлы. Я последовала за доктором, чтобы в случае чего исполнить все его дальнейшие распоряжения.
Перед тем, как войти в комнату мамы, Джабраил-абы спросил тихим голосом:
Когда это случилось?
Сразу же, как только она получила известие о смерти отца, ответила я.
Лекарь нахмурился, пригладил свою бороду.
У г-жи Амины всегда было слабое сердце. Плохая новость могла убить её.
Затем он вошёл в комнату и вышел из неё через какое-то время.
Видя моё нетерпение, Джабраил-абы произнёс:
Пока не могу сказать ничего утешительного. Будем надеяться на волю Аллаха.
Он воздел глаза к небу.
Я помолюсь за г-жу Амину.
После этого Джабраил-абы дал мне три баночки с какими-то порошками и посоветовал подавать больной трижды в день по ложке каждого порошка.
Будем надеяться на лучшее, напоследок сказал он, забрав протянутый ему мешочек с динариями, я навещу вас через два дня.
Но, несмотря на повторное посещение лекаря, состояние мамы практически не улучшалось.
С каждым днём она всё больше и больше слабела; синие круги под глазами стали ещё более заметными. Она сильно похудела. Однажды в последние дни октября я, надев свою паранджу, вышла на рынок, чтобы купить продуктов для обеда.
Секхет семенила за мной, неся корзинку, которая периодически наполнялась, несмотря на то, что деньги в доме уменьшались с катастрофической скоростью.
Я заметила группу всадников, ехавшую по центральной улице Бухары. Люди кланялись им, разбегаясь в разные стороны. Я не успела понять, в чём дело, как один из всадников осадил своего коня прямо перед моими глазами.
Он встал на дыбы, но я не испугалась, потому что мысли мои были устремлены на другое. Я думала о маме, о сестре Лейле; я думала о том, что случится с нами в будущем и не успела разглядеть остановившегося передо мной всадника. Но когда я посмотрела на всадника, я узнала в нём Салима Кадди.
Его глаза сузились, а на губах заиграла презрительная усмешка. Он даже не удосужился слезть с лошади и поприветствовать ту, которая в скором времени должна была обручиться с ним.
Я знаю, кто ты, сказал Салим, Я знаю, что ты очень красива.
Я пожала плечами:
Быть может, Вы дадите мне пройти, я спешу на рынок.
Отец отменил нашу помолвку, но ты могла бы танцевать для меня и прислуживать мне.
Слова этого властного выскочки, пользующегося авторитетом своего отца, разозлили меня, но я не подала вида.
Я Вам не рабыня, Салим Кадди!
Что ты себе позволяешь, дочь торговца! воскликнул Салим.
То же, что и Вы позволяете себе, раб своих желаний и прихотей!
Никто не учил меня быть дерзкой в двенадцать лет, так же, как никто не учил меня покорности.
..Праздник Курбан Байрам не удался. Мама умерла 27 октября в субботу вечером, когда сердца всех жителей Бухары были наполнены надеждой и счастьем. Надежда покинула мою душу, когда дом наш погрузился в Великую Скорбь.
Из дворца халифа доносилась праздничная музыка, столы ломились от угощений, там царили улыбки, радость и благоденствие.
Наш дом в эти дни был, словно, придавлен к земле. За считанные дни судьба моя погрузилась в Бездну, откуда вряд ли существовал выход в прежнюю беззаботную жизнь с её привычным размеренным ритмом, где можно быть покорной, не думая о дальнейшем, о том, что может произойти в будущем с тобой и твоими близкими..