Девушка завернула за угол, где располагался здоровый особняк, частично скрытый продолговатыми кипарисами. Евсторгий как будто бы и не заметил смятения сына, а только крепче сжал его руку и ввёл в ворота.
Подойдя к учителю, Евсторгий сказал:
Вот тот отрок, о котором я говорил Вам. Он любит читать, ибо целыми днями я нахожу его, изучающего книги, вот, поразмыслив, я и решил отдать его в Ваше училище.
Феофан внимательно посмотрел на смутившегося мальчика.
Ты увлекаешься науками, дитя?
Да.
А что более из всего привлекает тебя?
Целительство.
Услышав краткий ответ, Феофан сделался довольным.
Но мы, лишь, даём общее представление о человеческом теле и болезнях, поражающих его.
Мне нравятся и другие науки, сказал Пантолеон. Небесные сферы и философия, математика и стихосложение.
Феофан удовлетворённо закивал, погладил поседевшую бороду.
Вижу, из тебя выйдет неплохой ученик, затем посмотрел на Евсторгия, но в будущем отдайте сына в обучение Евфросиану. Он учит целительству.
Обсерватория была полна учениками детьми самой высокой прослойки общества аристократии. Мало кто из них, действительно, тянулся к знаниям. По природе своей они были более ленивы, менее внимательны, любили повеселиться и участвовать в оргиях. Некоторые занимались даже скотоложеством, хотя, конечно же, об этом знали, лишь, немногие.
Обсерватория была круглою, окружённая со всех сторон скамьями, а в центре была сделана специальная площадка, на которой обычно стоял учитель. В этом же центре стоял интересный прибор, показывающий строение Земли. Круглая деревянная тарелка, снизу закреплённая чем-то, а вверху купол, такой же, как и в обсерватории только без окон, через которые обычно падал свет, но его было мало так, что всё внимание невольно устремлялось на модель Земли.
Пантолеон слушал внимательно, даже записывал кое-что себе, однако, усердие его было прервано сидевшим рядом юношей.
Брось, всё это чушь, ибо давно люди догадываются, что Земля круглая.
Пантолеон внимательно посмотрел на юношу, а тот приблизился к нему и в самое ухо прошептал:
Пойдём сегодня выпьем вина, я покажу тебе такую красотку, каких ты вряд ли ещё видел во всей Никомидии.
Вино обжигало, но было приятным на вкус. Старый грек Александрий хозяин заведения, где молодым аристократам предоставляли вино с самых обширных виноградников Византии, переехал на эту землю несколько лет назад и уже прочно здесь обосновался. Это был весёлый человек, который ловко скользил между столами и подавал большие чарки с вином, ему помогала старшая дочь, во всём следовавшая за ним.
Попутчик Пантолеона ущипнул её за талию, та вскрикнула и захохотала, однако быстро удалилась; выпил половину чарки и подмигнул глядевшему на всё удивлёнными глазами юноше.
Эй, не отставай, вино придаёт бодрость и силы. А теперь давай знакомиться. Я Деметрий, живу недалеко от городской площади. Мой отец входит в совет города.
Пантолеон, тихо произнёс юноша, отхлебнул немного из чарки, затем ещё несколько глотков.
Вдруг взгляд его устремился в окно на проходившую девушку с сине-фиолетовыми глазами ту, что он видел впервые возле обсерватории.
Деметрий лукаво толкнул его в локоть.
Она тебе нравится?
Кто это?
Греческая гетера, живёт тут неподалёку. Идём, я тебя с ней познакомлю.
Юноша потупился, мотнул головой.
Нет, не могу.
Да ну, брось, приятель! К ней ходят самые известные аристократы Никомидии.
Она слишком красива, сказал Пантолеон.
Ты не пожалеешь. Да идём же скорее, чего ты сидишь, как истукан. Не веди себя, словно капризная римлянка.
Пантолеон отодвинул всё ещё полную вином чарку, нехотя поднялся.
Их встретила рабыня в прихожей, преподнесла воды, однако гости отказались. Рабынею оказалась худосочная девушка с некрасивым заострённым личиком и множеством бус на длинной шее. Она поклонилась и произнесла своим тоненьким голоском:
Как доложиться хозяйке?
Скажи-де пришёл старый знакомый Деметрий с городской площади, ну тот самый, что ещё недавно бывал.
Рабыня смутилась.
Помню, затем уже кокетливо сказала:
А подарки с собою принесли?
Пантолеон заметил, как задумался его новый приятель, почесал затылок и как бы сквозь зубы проговорил:
Чёрт, совсем забыл.
Но вслух ответил, протягивая совершенно новую книгу из тез, что изучали в училище.
Вот возьми и передай своей хозяйке. Скажи, на этот раз его голова забита одной философией.
Рабыня исчезла.
Почему ты отдал ей книгу? спросил Пантолеон, посмотрел на дорогое убранство дома. В углу стояли две большие вазы из китайского розового фарфора совершенно одинаковые; стены украшены необычной лепкой с вкраплением позолоты.
Деметрий усмехнулся:
К гетерам не ходят без подарков, запомни это.
Но книга довольно редкая, тебе она могла ещё понадобиться, возразил Пантолеон.
У меня есть много таких книг, отговорился товарищ.
В это самое время из глубины дома вышла молодая хозяйка та самая девушка, которая так смутила Пантолеона возле обсерватории. На ней было красное платье, чёрные волосы были распущены, и в них искусно вплетена алая лента. Юноши поклонились, Деметрий первым вошёл в комнату, где уже хлопотала рабыня с напитками, Пантолеон стоял, словно превратился в каменное изваяние.
Ну что же ты не проходишь? спросила девушка, пытливо посмотрела на Пантолеона.
Он молчал. Хозяйка улыбнулась и, подойдя ещё ближе, протянула руку, чтобы обнять гостя.
Сам не помня, что произошло с ним, Пантолеон ощутил себя бежавшим вдоль пыльной улицы в противоположную от рынка сторону. Он был ещё сильнее смущён, краска залила его лицо, а на уме стояли сине-фиолетовые глаза молодой гетеры.
Придя домой, Пантолеон лёг и забылся сном.
Евсторгий ходил вдоль огромной залы, заложив руки за спину, наблюдал за тем, как рабы накрывали на стол, ставили перед гостем новые яства и вина.
Гость руководитель обсерватории Феофан из Александрии охотно ел свежие фрукты и поглядывал на хозяина. Родители учеников не раз приглашали его к себе для личной беседы, чтобы выяснить успехи своих сыновей, их прилежание и склонность к наукам для более обширного совершенствования знаний. Евсторгий, наконец, присел напротив и сказал:
Его мать умерла от тяжёлой болезни, когда мальчику едва исполнилось семь ровно девять лет назад. Однажды я случайно услышал разговор Пантолеона с художником, из которого понял, что сын мой поклялся стать врачевателем, дабы исцелять человеческие недуги. Скажите, уважаемый, что ближе ему по сердцу, и усерден ли он в науках?
Феофан допил остатки вина, отложил трапезу:
Пантолеон усердный ученик, и науки даются ему легко: силён он и в астрономии и философии, но, возможно, более склонен к врачеванию, как когда-то дал себе клятву. Я напишу письмо придворному лекарю Евфросиану в столицу Византии, куда и поедет Ваш сын.
Лицо Евсторгия повеселело, он велел подать ещё вина, а вместе с ним дал распоряжение позвать Пантолеона.
Юноша без промедления явился перед отцом, поклонился почётному гостю и ожидал дальнейших вопросов.
Он очень изменился с тех пор, как в первый раз пришёл в обсерваторию в сопровождении своего отца, вырос; в походке, голосе и манерах появилась уверенность, в глазах негасимая вера в молодость и свежие силы, которыми он и обладал.
Сын мой, завтра ты уедешь с письмом из Никомидии, чтобы встретиться с будущим учителем твоим. Я даю тебе всего день, чтобы ты попрощался со своими друзьями, ибо хочу исполнить волю твою, и ты сделаешься целителем.
Феофан увидел, что хотя юноша и обрадовался, но всё же оставался грустен и молчалив.
Ходишь ли ты к молодой гетере, что живёт рядом с обсерваторией? спросил он.
Хожу, Пантолеон смутился, но к своему удивлению не заметил неодобрения на лице отца.
Евсторгий только улыбнулся и сказал:
Тебе придётся расстаться с этой девушкой.
Пантолеон, также, молча вышел, слёзы душили его, однако он сдерживал их внутри своей души.
Он не помнил, как добрался до дома гетеры, которую звали Раис, как положил на её стройную грудь свою кудрявую голову и разрыдался.
Она молча успокаивала его, затем провела в комнату и подала пиалу с каким-то крепким горячим напитком, дарующим спокойствие и уверенность.
Неужели мы больше никогда не увидимся? спросила девушка.
Отец желает, чтобы я покинул Никомидию. Я куплю там новый дом, если ты поедешь со мной.
Раис покачала головой:
Нет, я простая гетера, а ты станешь известным лекарем; моё место здесь.
Он долго смотрел на неё, затем обнял и поцеловал в губы, но это был прощальный поцелуй.
Не помня себя от печали, Пантолеон встал и вышел, чтобы уже никогда не возвращаться в дом красавицы Раис.
В ночь перед отъездом он видел сон, где древние боги Византии и Рима смеялись над ним, затем всё это рассеялось, и он увидел Лучезарного.
2
Рим поразил Пантолеона своим великолепием и величественностью. В отличии от провинциальной Никомидии это был, действительно, город богов, где собрался весь цвет византийской аристократии, и Пантолеону с трудом верилось, что когда-то легендарный Рим вскормила капитолийская волчица, памятник которой был сооружён на холме и величественно возвышался над остальным городом.
Сопровождавший его раб старый грек Дионисий с серьгой в ухе знал город вдоль и поперёк, ибо когда-то родился здесь, но покинул из-за притеснений рабов.
Их едва не сшибла нагруженная оливками повозка торговца, который спешил на рынок. На противоположной стороне от Капитолия располагался роскошный особняк самого придворного лекаря Евфросиана; он утонул в кудрявой зелени сада.
Быстро взобравшись по ступенькам, Пантолеон направился ко входу, где нашёл двух рослых охранников; они совсем недоброжелательно посмотрели на него. Вышел приближённый лекаря сухонький старичок, некто по имени Антоний, и быстро ознакомившись с протянутым юношей письмом, исчез в доме.
Он появился не скоро в сопровождении одного из рабов, поклонился гостю и сказал:
Сегодня Евфросиан не может Вас принять. Он просит следовать за этим рабом, который укажет Вам ночлег в доме бывших исцелённых лекарем, а завтра днём он просит Вас вновь навестить его.
После этих слов раб подал знак следовать за собой, и вскоре они скрылись за обширными зарослями диких платанов, росших посреди города.
Пантолеон отдал распоряжение Дионисию возвращаться к отцу и уверить его, что с ним всё в порядке.
В доме, находившемся совсем неподалёку, жила старая бездетная пара муж с женой, которые обрадовались молодому гостю и охотно приняли его под свой кров.
Ужин оказался скромным; он состоял из сыра, маслин и молока, однако Пантолеон был сильно голоден, и подобная трапеза помогла ему насытиться.
Утром он оделся и вновь поднялся по ступенькам к дому придворного врача; Антоний встретил его с почтением.
Следуй за мной, сказал он своим спокойным голосом, Евфросиан сейчас обедает, но сегодня он не желает никого видеть кроме тебя.
Евфросиан произвёл на юношу сильное впечатление, ибо всем своим внешним видом он напоминал грозного Зевса в хорошем дорогом облачении придворного.
Садись, сказал он не менее грозным голосом, показал на обильно накрытый стол. Стоявший позади раб наливал вино.
От богатого убранства стола глаза Пантолеона разбежались. Чего здесь только не было: и печёные фазаны, удобно расположившиеся на огромном блюде, и сыры всевозможных сортов, и засахаренные фрукты, а, также, жареный поросёнок с уткою, всевозможные фрукты и вина.
Здоровый человек должен хорошо есть, ибо в пище заложена сладость Богов, сказал Евфросиан, я люблю наблюдать за тем, как вкушают мои ученики дары Богов.
Пантолеон молча сел на предложенное ему место и приступил к трапезе.
Наконец, Евфросиан улыбнулся:
Мой друг из Никомидии пишет мне, что ты отличился большим талантом в познании наук. Чем же привлекло тебя врачебное искусство?
Когда-то я хотел излечить свою мать, которая умерла в тяжких муках, но не смог.
Евфросиан кивнул:
Хорошо, я обучу тебя всему, что знаю сам, и ты станешь прославленным лекарем, ибо ты нравишься мне, и я вижу в тебе настоящее усердие.
В этот момент подошёл один из рабов с тазом воды, куда Евфросиан окунул руки.
Жить будешь у некого пресвитера Ермолая. Он охотно принимает у себя молодых врачей, однако император к нему не совсем благосклонен.
Затем вытер руки о поданную материю и поднялся из-за стола:
Сейчас иди. Мне нужно побыть наедине с собою.
Ермолай жил скромно, хотя некогда и сам был из аристократии. Это был почтенный старец, державшийся с достоинством, спокойный и одухотворённый. Жил он один, питался скромно, и Пантолеону пришлась по душе такая обстановка.
Войдя в дом, он долго стоял возле иконы с изображением лика Лучезарного; Ермолая это заинтересовало.
Тебе нравится? с любопытством спросил он.
Пантолеон кивнул.
Да.
А знаешь ли, кто изображён на этой иконе?
Учитель Христ, что на третий день воскрес.
Откуда тебе это известно?
Христа знают все, но мне рассказывала об этом покойная мать и Савел Галлилейский, что обучал её.
Знаю его, сказал Ермолай, Ныне он вновь путешествует по Иудее и проповедует имя Учителя. Есть много других учеников Его, как я, например.
Пантолеон ещё раз посмотрел на светлый лик Учителя, вспомнил своё детство, и ему стало грустно.
Слышал я, что император не благоволит к христианам? спросил Пантолеон.
Не благоволит, согласился пресвитер, ибо некогда предки его преследовали Учителя и были из тех, кто кричал: «Распни его!» царю Ироду.
А где сейчас Учитель?
Ермолай расжёг лампаду, отчего лик Учителя сделался ещё светлее и лучезарнее.
Говорят, что Он вознёсся на Небеса, и оттуда наблюдает за паствой Своей. Слышал я ещё другие новости: будто Христ отправился на Восток продолжать Свою проповедь безбожникам.
Так ли это?
Пресвитер пожал плечами:
Не знаю, возможно, и так, возможно и нет. Суть не в этом. Главное следовать заветам Учителя и донести Учение Его до людей, чтобы они, наконец, прозрели и поняли истинного Бога.
И что же они делают?
Осеняют себя крестным знамением, как когда-то учил нас Иисус.
С этими словами Ермолай наложил на себя крест.
Пантолеон согласился посещать общие собрания, где каждый из учеников говорил то, что знал об Учителе, когда «видел» Его живым. Собрания проводились в небольших помещениях церквях, наскоро сооружённых и уставленных иконами.
Пантолеон не задавал вопросов, но просто слушал и возвращался оттуда спокойным и вдохновлённым.
Больной постанывал, но, всё-таки, был в состоянии отвечать на вопросы главного лекаря. Это был уже немолодой человек римлянин, окружённый толпою учеников во главе с Евфросианом. Ученики с любопытством наблюдали за тем, как Евфросиан многократно прикладывал ухо к его исстрадавшейся плоти, словно хотел услышать сердце страдальца. Двое дюжих рабов здоровяков стояли тут же, готовые оказать необходимую помощь в случае надобности.
Каково же будет лечение? наконец, спросил Евфросиан. И видя, что ученики не спешат высказать свои мнения, обратился к нескольким:
Что думаешь ты, Констанций?
Спрошенный был светловолосым молодым человеком в красной накидке с опущенным на плечи капюшоном. Он переминулся с ноги на ногу, затем невразумительно ответил:
Следует на несколько дней оставить его на волю Зевса, а если ему станет лучше, то напоить травами.