Прозвучал третий звонок, а Лиза от витрины не могла оторваться.
Хочешь? спросил отец.
Хочу! выдавила дочь.
Инструкция к странной кукле прилагалась.
С длинными запутанными нитями к сочленениям колен, локтей и плеч Лиза разобралась без посторонней помощи. Голова крепилась к крестовине неподвижно, но при желании кивала, какой-то невидимый рычажок этому способствовал. По росту Арлекин доходил до Лизиного плеча. Марионетка оказалась самой настоящей паркетной. Управлять такой было неудобно даже с приподнятыми руками, но с табуретки все выходило замечательно. Арлекин взмахивал ручками, топал ножками, содрогался в немом хохоте, с ним смеялась и Лиза.
Новый друг появился кстати. Он заменил и детский сад, опустевший в летние месяцы, и Маху, которую мать отправила до осени в деревню к родне. Оставшись самой себе предоставленной, Лиза, к удивлению взрослых, проявила небывалую ответственность, и пока бабушка вела с отцом тихую борьбу, настаивая на побелке кухонного потолка, с утра до вечера упражнялась с куклой.
С виду ничего особенного не происходило. С куклами Лиза играла и раньше, прилежно одевала, кормила, в хорошую погоду выгуливала в песочнице, вечером укладывала спать. Куклы четко исполняли все требования, беспрекословно повиновались желанию хозяйки, хлопали жесткими ресницами, пухлыми ротиками улыбались в ответ. Вздумай хоть одна из них взбунтоваться, тут же получила бы строгий выговор, но гладкая пластмасса равнодушно мерцала розовым теплом штампованных лиц. Куклы быстро надоедали.
С Арлекином выходило все по-другому. Эти подвижные ручки и гибкие ножки составляли иллюзорную целостность живого существа, причем нижняя губа ходила ходуном, а черные пуговки мельтешили в стеклянных глазницах. Лизе приходилось постоянно приноравливаться к марионеточному настроению. Главенствовать в столь неравном дуэте не получалось. Кукла попалась ей такая капризная, что требовалась немалая сноровка в преодолении спорных моментов, когда Лиза ножку в ромбовом трико направляла вправо, а она, словно назло, ступала влево.
Они испытывали терпение друг друга. Когда путались нити, узелки выскакивали из прорези, а ручки выкручивались в ключицах, Лиза ненавидела куклу всем сердцем и всем сердцем жалела, чувствуя ту боль, которую сама же нечаянно порождала. Раскрасневшись от напряжения, она бормотала под нос безобидные ругательства, больше порицая свою неуклюжесть, чем проделки Арлекина. Если ссорились, то ненадолго. Мирились конфетами. Лиза съедала за двоих. В этом странном союзе ребенок мог бы главенствовать по праву превосходства, но Лиза всегда уступала по праву той святой дружбы, зародившейся в минуту знакомства, и уступчивость считала обоюдной. Спали они вместе под одним одеялом. Лиза на своей пуховой подушке, Арлекин на лиловой подушке-думке с бабушкиного кресла. Ворочаясь в тревожном сне, Лиза задевала куклу, и тогда в ночи тихо звенели бубенчики, навеивали покой, прогоняли страхи.
Образ незабвенной Махи тускнел день ото дня. В отличие от настоящей подруги поролоновый человечек вел себя достаточно скромно, ничего не требовал, отдавался девичьим рукам доверительно, возможно, в благодарность за бескорыстную дружбу. Когда же дурашливая улыбка начинала тяготить, Лиза подвешивала Арлекина за крючок на шкафчик, и старый недруг Cítrus médica Sarcodáctylis, заметно опережающий в росте, лишался очередной завязи.
Талант перевоплощения давался Лизе особенно легко. Подражание выходило естественно, непринужденно, с детской непосредственностью и даже наивностью. И тогда куклы с плюшевыми собачками согласно купленным билетам занимали места и в немом восторге исполняли роль зрителей. После спектакля звучали бурные овации, три раза неслось многоголосое «браво». Актеры выходили на поклон, непременно требовали автора, и он являлся перед публикой, благодарно принимал цветы.
Что там за шум в детской? спохватывался вечером Артем Сергеевич.
Ничего, ничего, играет наша актриса, успокаивала теща. Лучше не мешай.
Арлекин сотворил невообразимое. Спустя неделю Лиза заговорила. Просто, без лишнего стеснения, ярким, насыщенным для пятилетки языком, будто изъяна никогда и не было. Слово «хочу» повторялось чаще всех.
Бабушка, хочу компота! Папочка, хочу новые туфельки! Те, беленькие, красивые, но эти красненькие я тоже хочу!
Странное дело, волшебное слово работало безотказно. К нему полагалось «пожалуйста» с «большим спасибо», но вежливость звучала в интонации, и лишний раз подтверждать ее словами Лиза порой забывала. Зато целовала бабушкины щечки, ручки и смеялась от восторга. Смеху вторили бубенцы.
Трудно было устоять перед соблазном и не заглянуть в детскую, когда там творилось светопреставление. Один раз Артем Сергеевич заглянул и пришел в неописуемый восторг. Его идея посадить вместо плюшевых зрителей настоящих так соблазнительно предстала перед Лизой, что в тот же вечер она загорелась взаправдашним спектаклем с распределением ролей, театральной занавесью и большой афишей на целый лист ватмана. С нее и начали. Лист разрисовали вдоль и поперек, повесили в прихожей на шкаф, из фантиков нарезали билеты. Роли Лиза сочиняла сама, в репетициях рождались идеи порой наивные, но трогательные, только успевали записывать.
Дату появления в доме Арлекина Артем Сергеевич обвел на календаре красным цветом. Случилось это 12 июля. Дня ждали пять лет, уже не надеялись, но чудо свершилось. День совпал с праздником Святых апостолов Павла и Петра, и только Мария Васильевна, увидав в нем промысел божий, не поленилась, съездила в Екатерининский собор и в благодарность небожителям поставила свечу, за Лизушкино здравие заказала молитву
До конца отпуска Артема Сергеевича оставалось три дня. Кухня сияла новой побелкой, немного пахло глянцевой краской, в чистом окне играли солнечные зайчики, а над раковиной важно изгибался мельхиоровый кран отцовская гордость в тотальном дефиците доставленный по знакомству из далекого города Прага. На подоконнике колосилась тещина герань. Со дня на день ждали возвращения Юленьки. Командировка ее подходила к концу. Все семейство в легком волнении наносило последние штрихи генеральной уборки в ожидании оценки свершений: Артем Сергеевич в безупречности выкрашенной поверхности, Мария Васильевна в удачно подобранной цветовой гамме новых занавесей, а Лиза ждала мать с уверенностью, что на сей раз в соревновании с Cítrus médica Sarcodáctylis она одержит победу. К появлению главнокомандующего все фронты находились в полной боевой готовности, даже расчистили чулан от ненужного хлама, сдали макулатуру, заодно и бутылки из-под любимого боржоми.
В тот день, когда к премьере все было готово: разучены роли, из старой занавеси пошита занавесь театральная, а большая афиша из-за частого открывания дверцы шкафа успела поистрепаться, в дверь позвонили. Лиза на каких-то полчаса дома оказалась одна. Бабушка вышла в магазин за хлебом, отца еще утром вызвали на кафедру. Дверь Лиза открыла.
Незнакомая женщина в цветастой юбке миролюбиво протягивала барбариску, и Лиза ничего странного, кроме полноватой груди в обтягивающей футболке местами мокрой, словно после проливного дождя, в тетке не заметила. От нее шел тяжелый запах пота, но незнакомка благоразумно стояла на расстоянии, устало облокотившись о стену, скомканным платком собирала со лба крупные капли.
Позабыв бабушкин наказ посторонним дверь не открывать, Лиза по привычке и поздороваться забыла. Опешила от вида незнакомки, но предложенную конфету взяла. Любопытство ее возобладало. Женщина назвалась дальней родственницей и спросила Артема Сергеевича Журавлева. Она изнемогала от жары, и первым делом Лиза вынесла стакан воды.
Папы дома нет.
Как жаль! А когда будет?
И тут Лиза подробнейшими предложениями без всякого стеснения поведала многое и такое сокровенное, будто внутри прорвало плотину. Родственницу интересовали некоторые подробности из семейной жизни Артема Сергеевича. За пять минут самым подлым образом она их узнала.
Дальнейшие события едва уместились в Лизину головку. Для осознания потребовался целый год. Быстрее всех с новостью, поразившей семейство Тимохиных, справилась Мария Васильевна, видимо, над интеллигентской щепетильностью возобладал здравый рассудок, во всяком случае, дочери она так и сказала:
По-доброму надо тут, Юленька, по-доброму.
Известие о внебрачном сыне мужа Юля выслушала молча. Случилось это в день ее возвращения из Сочи. Когда она вносила в квартиру походный рюкзак, в кухне в кругу абажура уже сидела хорошо знакомая Лизе родственница. Пили чай.
Раечка доводилась родной сестрой той, от которой семнадцать лет Кира Львовна сына своего всячески оберегала, даже не зная о ее скорой последующей смерти. С трех лет тетка воспитывала племянника вместе с родными детьми. Было у нее трое душ. Муж после вредного производства никеля остался инвалидом, денег едва хватало, а после девяносто первого у Раечки вместо квалифицированной работы осталась должность уборщицы в управлении. Завод, где она работала крановщицей, развалился быстрее карточного домика.
На судьбу Раечка не жаловалась, растила Сережу как будущую опору, лишние руки в хозяйстве всегда подмога, если бы не письмо. Хранилось оно неотправленным по счастливой случайности в томике Пушкина много лет. Признания материнские объясняли многое и многое прощали. Адрес на конверте был выведен крупными буквами. Как его раздобыли, так и осталось тайной, хотя подозрения падали на Киру Львовну. Сережа сам нашел конверт, когда по литературе задали «Евгения Онегина». Письмо упало прямо на колени В божьем промысле Раечка ничего не смыслила, но почувствовала, что перед покойной сестрой осталась она в долгу. Решение племянника после школы устроиться на работу отвергла категорически. Как не нуждалась Раечка в лишнем рубле, а ломать жизнь мальчишке при живом отце не посмела, далеко задвинула свою гордость и приехала в Краснодар погашать долг.
Адрес на конверте совпал с адресом Киры Львовны. По ее мнению выдающимися способностями Сережа не обладал, и подготовку для поступления в университет имел удовлетворительную, но предложение поселить внука у себя ей понравилось. В противостоянии Тимохиным она проигрывала в численности, а вдвоем с Сережей шансы увеличивались многократно. Чего именно хотела добиться Кира Львовна этим противостоянием, она и сама осознавала очень смутно, но заполучив в руки такой козырь, надеялась перетянуть сына на свою сторону. Ведь взрослый, воспитанный мальчик для отца куда лучше маленькой, капризной девочки с непонятными отклонениями. Встречу она спланировала тщательно, Раечку в семнадцатую квартиру заслала казачком прощупать почву
Семейные советы проходили при закрытых дверях, Лизу на них не допускали. Оберегали всячески. В доме часто пахло валерианой, где-то громко стучала створка окна, звенели стекла, содрогались стены. Дом лишился покоя, пошатнулся на сторону, но устоял, и все благодаря пирогам Марии Васильевны, которая с помощью байхового чая и равномерно пропеченной сдобы научилась сглаживать острые повороты судьбы. Брата Лиза видела всего один раз, когда Кира Львовна привела его для знакомства. Высокий, вихрастый, с большими серыми глазами, немного худ. На лбу россыпь прыщей, на впалых щеках синие фурункулы, но лица они не портили. Сережа был застенчив и так же немногословен, как Лиза. Всех удивила его улыбка, добрая, открытая, похожая на отцовскую. Вообще, с Артемом Сергеевичем сходство проглядывало сильно. Но Юля сказала твердое «нет».
Вечерами из родительской спальни доносился сдержанный шепот. Лизу бабушка старалась развлечь чтением, но часто сама замолкала на полуслове, прислушиваясь к разговору.
Очерствели все, Лизушка, вздыхала Мария Васильевна. Сердца просто каменные
Но Лиза чувствовала: мать боролась за ее счастье. Отец все чаще задерживался после лекций, приходил поздно, по выходным пропадал неизвестно где, от ужина отказывался.
Не иначе, прикормили нашего касатика, горевала бабушка. Ему и так нелегко
К осени все благополучно утряслось. Лиза краем уха слышала, что бабушка Кира для внука отвела удобную комнату с письменным столом, с окном на запад, прописала. Артем Сергеевич хлопотал с бумагами, с усыновлением и пытался пристроить сына в университет, но Сережа успешно сдал экзамены в монтажный техникум, слишком низкий аттестационный балл не позволил ему замахнуться на более престижное заведение. Артем Сергеевич охотно пообещал поддержку, если Сережа надумает учиться дальше, и сын понимал: с таким отцом перед ним открывались необозримые перспективы.
Лиза впервые почувствовала укол ревности, когда перед сном отец присел к ней на кровать и вместо ее успехов заговорил об успехах Сережи. Отец показался ей чужим и сильно постаревшим. Раньше они могли разговаривать молча, хорошо понимали друг друга, и минуты тишины ценили больше, чем нескончаемое пустозвонство. После суматошного лета они снова вернулись к бессловесному диалогу, и дождь за окном аккомпанировал странному дуэту. Одно осталось неизменным улыбка Арлекина, как подтверждение того счастливого отпуска, когда Лиза владела отцом безраздельно
Осенью в детском саду произошли перемены, малоприятные, но закономерные. К танцам, рисованию, хоровому пению и счастливому ничегонеделанию добавилась дошкольная подготовка. Детей посадили за столы как за парты, раздали тетрадки с карандашами, на белой стене, где раньше висел плакат с неунывающим Незнайкой и его верным другом Гунькой, появилась азбука. Дети приуныли, причем все без исключения. Маха, так та и вовсе, на грудь уронила голову, руками обхватила налитые, загорелые плечи и заревела по-бабьи с неподдельным горем. Еще две девочки присоединились к ее плачу тихими всхлипываниями, но смятение охватило всех. Одна Лиза знала буквы, но ее по понятным причинам не спрашивали. Вернувшись в садик, она продолжала хранить молчание.