Ночью я слышала взрывы. Элен сжала руку Мари. Обождите здесь. Я сейчас оденусь.
Она побежала наверх и, торопливо одеваясь, рассказала Флоранс о случившемся.
На всем пути к врачебному кабинету в воздухе ощущался едкий запах дыма. Мари шепотом сообщила, что партизаны взорвали мост через один из притоков в долине реки Сеу, предварительно ослабив опору моста. Когда два грузовика с немецкими солдатами попытались пересечь мост, он обвалился, и машины полетели в реку. Но еще до взрыва часть солдат спрыгнула с грузовиков.
Но я слышала много взрывов, сказала Элен.
Те были на оружейном складе. Партизаны намеренно их устроили, чтобы заставить немецкий конвой отправиться на место взрыва и пересечь мост.
Входная дверь кабинета была открыта настежь. Вокруг собралась небольшая толпа. Элен промчалась по коридору в примыкающее здание, служившее Уго больничным стационаром. Поначалу она не понимала, кого привезли немцев или французов. Но все, чьи голоса она слышала, говорили по-немецки. Элен осмотрела шестерых пострадавших, густо покрытых кровью. Чудо, что никто не погиб. Она попросила Мари принести одеяла, а сама сосредоточилась на раненом капитане. Тому срочно требовалась помощь врача.
Позвав Мари, Элен обрисовала положение. Нужно, чтобы кто-нибудь из солдат, толпящихся у входа, как можно скорее отправился в шато и привез Уго.
Пусть скажет своим командирам, что капитан истекает кровью. Если доктор не окажет ему срочную помощь, он умрет.
Послышался стрекот мотоцикла, помчавшегося в шато. Элен делала все, что в ее силах, чтобы остановить кровь, а ее сердце билось так, что ударяло в ребра. Желая вызволить Уго, она намеренно преувеличила опасность кровопотери, однако сейчас капитан терял не только кровь, но и сознание. Она обхватила его лицо.
Не отключайтесь, приказала она. Оставайтесь со мной!
Его веки дрогнули. Мутные голубые глаза уставились на Элен.
Все в порядке, добавила она. Я вам помогу. Я уже послала за врачом.
Одной рукой Элен отвела ему волосы со лба, другой плотно прижала салфетку к ране, чтобы сдерживать вытекавшую кровь. Казалось бы, какое ей дело до жизни немца и к тому же нациста? Но сейчас она была медсестрой, оказывающей помощь пациенту. И потом, если бы атака партизан закончилось гибелью хотя бы одного солдата, местные жители испытали бы на себе все ужасы возмездия. А оно было бы скорым и жестоким. Еще в 1941 году фельдмаршал Вильгельм Кейтель, начальник штаба верховного командования вермахта, издал приказ: за каждого убитого немецкого солдата казнить от пятидесяти до ста коммунистов. Приказ этот вызвал волну протестов, когда выяснилось, что многие казненные вообще не были коммунистами. Убийство солдата не на поле сражение это злодеяние, но оно не должно влечь за собой столь чудовищные ответные меры. Так считали все в окружении Элен. Оставалось лишь гадать, связаны ли руки у вишистского правительства, или же, наоборот, администрация Петена активно участвовала в этих жутких репрессиях. В дальнейшем приказ был пересмотрен в сторону уменьшения числа ответных жертв. Теперь казнили только десятерых, но и это ужасало.
Моля Бога, чтобы в шато откликнулись на ее просьбу и побыстрее вернули Уго, Элен продолжала успокаивать немецкого капитана, постоянно терявшего сознание. В ход шли все известные ей способы: нюхательная соль, похлопывание по щекам и, конечно же, разговор. Шепотом она твердила, что с ним все будет хорошо. Привычную тишину маленькой больницы нарушали стоны других раненых, хотя Элен чувствовала: большинство их ранений не представляли угрозы для жизни.
Увидев вошедшего Уго, она облегченно вздохнула и вскочила на ноги, но тут же замерла, заметив, в каком он состоянии. Перепачканное лицо, спутанные волосы, синие круги под глазами все говорило о том, что он измотан физически и морально. Элен была не в силах скрыть отчаяние. Но Уго лишь прищурил глаза, предостерегая ее от вопросов:
Выглядит хуже, чем есть на самом деле. Я просто устал, и только.
Элен не поверила, но вняла предостережению.
Уго, не мешкая, подошел к раненому капитану:
Это и есть пациент, нуждающийся в срочной помощи?
Целый час Уго занимался только капитаном. Он остановил кровотечение, промыл рану и наложил швы. Затем ввел немцу морфий и решил оставить капитана в больнице, а не везти по ухабистой дороге в Сарла. Элен стала возражать, говоря, что в тамошней больнице условия лучше, однако Уго поднял руку, прервав ее возражения.
Я пока не уверен, выживет ли он вообще, тихо сказал ей доктор.
Элен вызвалась дежурить у койки капитана, пока Уго занимается другими ранеными. Нужно принять неизбежное: вчерашние действия партизан не останутся без возмездия, но если капитан выживет, карательные меры будут менее жестокими. Деятельность партизан всегда была обоюдоострым мечом, и операции вблизи родных мест не столько восхищали, сколько пугали население.
Воспользовавшись паузой, Элен вновь попыталась расспросить Уго, но врач лишь покачал головой. Изможденное лицо и горестные серые глаза были красноречивее слов. Его состояние передалось Элен. Желая его утешить, она протянула руку, и Уго крепко ее сжал. Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Элен была в полной растерянности, не зная, как его поддержать. К концу дня состояние раненого капитана все еще внушало опасения. Уго попытался отправить Элен домой. Она стала возражать. Он повторил свое требование.
Уго, послушайте. Вам нужно выспаться, сказала она, глядя в его воспаленные, покрасневшие глаза.
Мы с Мари управимся вдвоем. Иди домой.
Я хочу остаться.
Оба замолчали. Молчание было долгим и тягостным. Элен колебалась. Ей по-прежнему хотелось остаться, хотя интуитивно она чувствовала: Уго сказал ей не все. Когда он заговорил снова, его голос звучал предельно серьезно. Она не помнила, чтобы он говорил таким голосом.
Элен, если я не спасу капитана, они казнят Мари. Я должен заниматься этим один.
Элен тихо вскрикнула:
Тем более я должна остаться. Разве не так?
Нет. Я все сказал.
Она бы охотно осталась ему помогать, но усталость беспокойного дня взяла свое. Когда Уго практически вытолкал ее за дверь, Элен сдалась и пошла домой, ощущая боль в груди и тяжесть на сердце.
Глава 17
Через полчаса Элен была уже дома. Поднявшись на чердак, она уселась по-турецки рядом с Джеком. Со слезами на глазах она рассказала англичанину о ситуации в клинике и о том, что грозит Уго, если он не сумеет спасти жизнь капитана.
Вам нужно чем-то отвлечься от тягостных мыслей, сказал Джек.
Не знаю чем. Сейчас я могу думать только об Уго и о Мари. Мне делается дурно при мысли, что с ними будет. Она стиснула зубы и сжала кулаки. Ну почему Элиза и Виктор никогда не думают о последствиях?
Она чувствовала, с каким вниманием Джек смотрит на нее, и вновь ощутила некую искру, проскочившую между ними. Как это назвать? Состраданием? Сопереживанием? Непроизнесенные слова рвались, но не могли прорваться наружу. Джек не отводил глаз, подмечал все в ее состоянии, и под его пристальным взглядом защитные барьеры, возведенные Элен, зашатались.
Элен, это война, наконец сказал он и отставил масляную лампу, мешавшую ему подвинуться.
Я тревожусь не только за сестру. Меня пугают ответные карательные меры немцев.
Теперь лицо Джека скрывалось в сумраке. Элен было не угадать, о чем он думает, и это ее смущало. Она видела лишь блеск его глаз и не знала, видны ли ему ее глаза и лицо.
Так будет лучше, сказала она, переставив лампу на ящик.
Чем я могу вам помочь? спросил Джек.
Не знаю. Хочется сохранить присутствие духа, но иногда Не договорив, она покачала головой.
Знаю.
Эти нескончаемые опасности. Я жажду нормальной жизни. Я так тревожусь за безопасность дорогих мне людей, что ощущаю физическую боль. Вот здесь. Она прижала ладонь к груди, глотнула воздуха и протяжно вздохнула. И настроение у меня совсем паршивое.
Ничего удивительного, если сознавать, какая опасность нависла над врачом и его женой. Они же ваши друзья.
Элен закусила губу, удерживая слезы. Ей не хотелось расплакаться перед Джеком.
Уго я обязана всем, сказала она, чувствуя, как слова застревают в горле. И Мари тоже.
В любом случае, когда мы не знаем, что принесет завтрашний день, невольно ощущаешь собственное бессилие.
Но вы-то не чувствуете себя бессильным.
Еще как чувствую, усмехнулся Джек. И сражаюсь с этим ощущением.
Как?
Джек прищурился и ненадолго погрузился в раздумье, после чего вдруг улыбнулся и спросил:
У вас найдется колода карт?
Конечно. Сейчас принесу.
Когда Элен разыскала карты и принесла на чердак, Джек успел разложить свою колоду.
Игра называется «Вертикальный взлет», сказал он. Она имитирует воздушное сражение. Вам нужно атаковать самолет противника.
Элен старалась изо всех сил, но ее умение играть в карты оставляло желать лучшего. Несмотря на постоянные подсказки Джека, она теряла самолет за самолетом.
Попробую еще раз, сказала она.
Кончилось тем, что оба крепились, чтобы не засмеяться над ее неумелыми ходами. Когда Джек улыбался, его лицо становилось особо притягательным; менялись черты лица, а глаза вспыхивали. Элен испытала мгновение счастья и напомнила себе, что даже в самые худшие времена выдаются минуты безмятежного покоя.
Рад, что вы не летаете на наших самолетах, признался Джек.
Меня больше привлекает складывание головоломок.
Вот оно что, улыбнулся он. Совсем как мою мать.
Я похожа на вашу мать? удивилась Элен.
Возможно. Вы заботитесь обо всех. Моя старая ма всегда так делала.
Делала?
Элен не знала, стоит ли спрашивать.
Он покачал головой.
Простите.
Печальная неизбежность. Хотя я постоянно вспоминаю о ней.
Вспоминаете, как она заботилась о вас?
Да.
Спасибо, что отвлекли меня от мыслей, сказала Элен и вдруг почувствовала себя виноватой за эти минуты отдыха.
Он поцеловал ей руку, пощекотав кожу усами:
Всегда готов помочь.
Вы мне так и не рассказали, чем занимались во Франции в прошлый раз.
Я был здесь в конце прошлого года и захватил начало этого. Холода стояли просто зверские. Как вам известно, авиация союзников постоянно бомбила французские железные дороги. Операция называлась «План перевозок» и ставила своей целью разрушение узловых станций, чтобы отсрочить, замедлить и помешать передвижению немецких войск по Франции. Вот так.
Мы слышали об этом по Radio Londres.
Вряд ли вы знаете, что высшие авиационные чины противились этой операции. У нас это Харрис из Командования бомбардировочной авиации, в американских ВВС Спаатс. Черчилль тоже возражал, в основном из-за жертв среди гражданского населения. Однако Эйзенхауэр и президент Рузвельт сломили сопротивление их всех.
А теперь?
Как я уже говорил, меня забросили для подготовки операций и еще для связи с группами Сопротивления. Он помолчал. Рассказывать о том, что, где и когда, я, конечно же, не могу. Полагаю, здешнее население знает, чем занимается Сопротивление, а немцы отнюдь не дураки. Сам факт знакомства со мной может повлечь ваш арест и пытки.
Возможно. Но сейчас я не хочу об этом думать.
Понимаю.
Значит, до высадки союзников осталось совсем немного?
Да. Но я также думаю, что нас еще ждут интенсивные бомбардировки.
Даже не верится, что однажды все это закончится. Элен вздохнула и передвинулась. Простите, у меня ноги сводит от долгого сидения. Нужно подвигаться. Схожу вниз, посмотрю, не приготовила ли Флоранс чего-нибудь пожевать.
Флоранс замечательная девушка.
Элен тепло улыбнулась:
Да, она удивительное создание. Даже не представляю, как бы мы выжили без нее.
Джек наклонил голову и весело посмотрел на Элен:
Что-то мне подсказывает, что вы нашли бы способ.
Может, и нашли бы, но мы бы жутко отощали. Я и в довоенное время готовила скверно. А Флоранс у нас кулинарный гений, даже когда в ее распоряжении лишь репа и топинамбур. Элен похлопала себя по животу. И наши животы от такой пищи раздуваются сильнее, чем раньше.
Спасибо за предупреждение, засмеялся Джек.
Спустившись на кухню, Элен увидела Флоранс, что-то бормочущую себе под нос.
Что случилось? спросила Элен.
Ничего. Жаль, что нет ни крошки Roquefor или Fourme dAmbert[22]. Они бы придали пикантный вкус.
Значит, сегодня мы отдыхаем от тушеной репы?
Сегодня у нас картофельный суп с брокколи.
Взяв перечную мельницу, Флоранс покрутила ручку над кастрюлей с супом, после чего сняла ее с плиты.
Элиза так и не появлялась? спросила Элен, стараясь говорить спокойно.
Флоранс покачала головой. Некоторое время сестры смотрели друг на друга.
Ты не отнесешь Джеку тарелку супа? предложила Элен, поменяв тему.
А можно? Я с удовольствием. Замечательный мужчина. Такой обаятельный.
Говоришь, обаятельный? Я не замечала.
Еще как замечала! усмехнулась Флоранс. Мы все заметили. Даже Элиза, которая обычно не видит никого, кроме Виктора. По мне, так Виктор слишком напористый. А вот Джек У него такой дружелюбный взгляд. Мне нравится.
Услышанное несколько удивило Элен. Она даже нахмурилась:
А как тот парень, с которым ты встречалась?
Флоранс поморщилась, но быстро взяла себя в руки.
Ты про Энцо спрашиваешь? Я с ним не встречалась. Слабый он из-за полиомиелита. Отпор дать не может. Над ним смеются. Я его просто пожалела. Прогулялась с ним пару раз, так он теперь не оставляет меня в покое. Наверное, ты видела, как он топчется у наших ворот.
Тебе это мешает? Я могу с ним поговорить.
Я и сама справлюсь. Рано или поздно он поймет намек.
Так тот высокий парень с курчавыми каштановыми волосами и есть Энцо? Я не ошиблась?
Он самый. Курчавые волосы. Смазливый, но умом не отличается Ладно, понесу-ка я суп. Флоранс налила суп в миску с ручками. Надеюсь, не расплещу. Наливай себе.
Напомни Джеку, чтобы не очень ходил по чердаку. Там половицы скрипят.
Элен уселась за стол. Перед мысленным взором замелькали картины, которые она предпочла бы не видеть. Она изо всех сил гнала ужас, охвативший ее сердце.
У Уго и Мари все будет хорошо, шепотом твердила себе она. У них все будет хорошо.
А у Элизы? Глаза Элен обожгло. Закрыв их, она принялась тереть веки. И у Элизы тоже все будет хорошо. Она благополучно вернется.
Элен подумала о словах Флоранс. Элен и в голову не приходило, что младшая сестра тоже может залипнуть на Джека. Она по привычке считала Флоранс ребенком, а та уже давно не ребенок. Флоранс незаметно превратилась в красивую молодую женщину.
Глава 18
Флоранс
Ночью Флоранс никак не могла уснуть. Мешало острое чувство вины. Это ведь она настояла, чтобы Томаса спрятали в их доме, и тем самым вынудила сестер рисковать. Беспокойство не улеглось в ней и сейчас, когда она одна бродила по лесу, не находя утешения. В детстве сестры часто не брали ее в свои игры, и тогда желанным спутником для нее становилось воображение. Ее волшебный внутренний мир служил утешением и дарил радость, однако сейчас туда все настойчивее вламывалась реальность. Долго ли еще она сможет сохранять веру в доброту мира, когда вокруг творится столько зла? Раненые солдаты, ночные взрывы, Элиза, которая принимала все большее участие в делах Сопротивления и которая до сих пор не вернулась. Флоранс уже не знала, что и думать.
Но хорошее и плохое есть в каждом человеке. Нацисты были причиной стольких бед. Они запугивали местных жителей, заставляя подчиняться, однако внешнее подчинение еще не означало, что все с ними соглашались. Флоранс свернула с дорожки и пошла вдоль луга, где по краю росли белесые кусты молочая, затем двинулась через высокую траву к полянке для пикников. Сегодня в лесу стояла какая-то особенная тишина, нарушаемая лишь ее шагами и легким шелестом листвы на ветру. С тех пор как они здесь поселились, Флоранс полюбила это пятнистое пространство в самом сердце леса; особенно летом, когда в жару оно дарило прохладу. Но даже зимой, когда холод сковывал землю, а под ногами хрустели покрытые инеем травы, полянка восстанавливала ей силы. Флоранс ощущала, что слышит духов деревьев. Она стала вслушиваться, но ничего не услышала. Флоранс сделала вторую попытку, и снова неудача. Это ее опечалило. С началом войны слишком многое ушло. И вдруг где-то закуковала одинокая кукушка. Флоранс огляделась по сторонам. А лес, тоже услышав кукование, стал отвечать. Заскрипели и затрещали ветви, еще громче зашелестели травы, с ветки на ветку запорхали дятлы и дрозды. Флоранс подняла голову и подставила лицо солнцу, льющемуся в просветы между листвой. Она негромко запела, глядя себе под ноги, стараясь не наступать на цветы; в особенности на розово-пурпурные дикие орхидеи, росшие только в глубине леса. Разум и тело Флоранс немного расслабились, и внутри появился небольшой пузырь счастья. Раскинув руки, Флоранс закружилась на месте. Так продолжалось, пока не закружилась голова, и ее начало качать. Тогда-то она и увидела молодого человека, наблюдавшего за ней из-под деревьев.