Я схватил винтовку, ТТ в кобуре, патронный ящик. Заметил чью-то мокрую, вспотевшую гимнастерку, с трудом натянул на себя. Размерчик вот только был маловат. Ремней не было, заправился в брюки.
С деловым видом потащил все в голову колонны. Тут главное делать вид, что очень занят выполняю важное распоряжение командования. Морда кирпичом, смотреть под ноги. Тяжко было нести, хоть и свое, но дотащил. Сходить бы еще разок, оприходовать хотя бы ящик с патронами, но не стоит рисковать.
Сработало. В голове колонны орали, майор продолжал агитировать и размахивать руками. Солдаты окружили толпу и частично смешались с ней. Бардак.
В этом бардаке я легко спрятал «мосинку», ящик и бинокль в одну из подвод, пистолет зарядил, засунул в карман брюк. На всякий пожарный.
Майор наконец навел порядок, дал команду колонне на выдвижение. Соломоныч огорченно махнул рукой, пошел к раненым.
Мотор танка взревел, полуторки потянулись мимо серых лиц беженцев. Вдалеке, на западе, уже так ощутимо грохотало фронт постепенно приближался. Сколько немецкие ролики делают в сутки? Сорок километров? Ладно, день-два встречное сражение на новой границе. А потом?
Откуда гимнастерка? ко мне подошел замученный Адам.
Оттуда, откуда и вот это, я откинул рогожу на подводе. Доктор ахнул.
Ты украл винтовку?!
Не украл, а вооружился, обиделся я. Про диверсантов слышал? Вот то-то же! Эй, вы, там!
Я крикнул в сторону куривших санитаров.
Есть желающие Родину защищать?
Мужчины переглянулись, пожали плечами.
Петр, прекрати! Адам дернул меня за рукав гимнастерки.
Что, как психов на растяжку ставить это вы молодцы. А с немцем воевать испугались?
Я вспомнил, как санитары стягивали буйных мокрыми полотенцами. Скрипнул зубами. Молодец против овец, а против молодца и сам овца.
Я не боюся! вперед выдвинулся Иванко, сжал кулаки.
На! я кинул ему «мосинку». Умеешь обращаться?
Вмию. Але треба згадаты
Вспомнить? Да, надо не только вспомнить, но и отстрелять винтовочку. Новенькая, матово блестит свежей смазкой. Только со складов.
Санитар дернул затвор, приложился к винтовке. Я достал из ящика упаковку патронов, надорвал картонку.
Пойдем в лесок, отстреляем.
Петр Григорьевич, мы должны ехать! Адам опять схватил меня за рукав.
Это десять минут. Готовьтесь.
И мы пошли стрелять.
Глава 4
Только спустя час колонна вновь тронулась. Сначала хоронили еще двух умерших скончались тяжело раненные. Потом у одной из подвод отскочило колесо и пришлось перекладывать вещи. Рядом продолжала течь река беженцев, но на них уже никто не обращал внимания примелькались.
В Бродах удалось пристроить выживших раненых в местной больнице. Скрепя сердце отдавали больных местным, но Адама успокоил целый батальон танков, который стоял на окраине городка.
Удалось подслушать, о чем говорили врачи. Бродские эскулапы сетовали, что паникующие жители кроме соли и спичек смели из двух аптек всю марлю и вату народ делал самодельные противогазы. Все были уверены, что немцы, как и в Первую мировую, будут использовать ядовитые газы.
Сразу по выходе из городка началась бомбежка. Появилась целая россыпь «юнкерсов». Лаптежники выстроились в круг и принялись пикировать на тот самый батальон танков, что мы видели на въезде. Всю опушку леса заволокло дымом, что-то мощно горело и взрывалось, да так, что земля дрожала.
Где же наши?! закричал один из санитаров.
И наши прилетели. Тройка «ишачков» появилась с востока, смело бросилась в бой. Только вот их ждали. Сверху, из самых облаков, на советские истребители упала четверка «мессеров». Завертелась карусель.
Бей гадов! закричали в толпе. Тот самый старик, что выговаривал майору, затряс кулаками.
Почти сразу загорелся первый «ишачок», задымил второй. Третий вертелся как уж и попал-таки смог повредить один из «мессеров».
Прыгайте, прыгайте!
От первого истребителя отделилась белая точка, второй принялся вдруг пикировать. Его хвост охватил огромный язык пламени. Тем временем «мессеры» расправились с третьим. Он пытался уйти на бреющем полете, но его догнали и расстреляли у самой земли. Все три И-16 упали практически одновременно.
Но и один из «мессеров» дымил все больше и больше. Самолет внезапно сделал полубочку, устремился к земле. Из него тоже выпрыгнул пилот, белый парашют расправился, и немца стало сносить в сторону города.
Адам! закричал я врачу. Подберите нашего. Иванко! За мной! Возьмем немчика.
Через огороды мы побежали к окраине Брод, отслеживая, куда сносит пилота. Наконец, фашист приземлился, погасил купол.
Куда, дурак?!
Иванко резко ускорился и, обгоняя меня, направился прямо к долговязому пилоту. А тот снял очки со светофильтрами, спокойно достал из кобуры пистолет и лениво так два раза выстрелил в санитара. Иванко уронил «мосинку», сложился, прижимая руки к животу.
Эй, рус! закричал мне фашист. Lass die Waffe fallen[3]! Ком цу мир.
Еще и пистолетом так показал, давай, мол, бросай оружие, иди сюда.
Сейчас, только сапоги почищу. Я спокойно встал на колено и, как на учениях, прицелился, задержал дыхание. Выстрел.
Попал прямо в голову. Кровавые брызги с чем-то белым окрасили забор огорода, фашиста дернуло в сторону, и он упал на спину.
Я подбежал к Иванко, потрогал пульс на шее. Санитар кончался. Два ранения в живот и в грудь. Я попытался перевязать чем-нибудь, заткнуть пулевые ранения. Гуцул хрипел, тело билось в агонии. Спустя минуту он умер.
Я тяжело вздохнул. Глупо погиб. Хороший же мужик оказался, не сволочь.
Уже неспешно я подошел к немцу. Зрелище было малоаппетитное из головы фашиста вылетели мозги. Первым делом я забрал парабеллум с кобурой. Потом очки со светофильтрами. Охлопал мундир. Тут было богато за пазухой пилота лежала серебряная фляжка с оленями. Полная. Я открыл, принюхался. Коньяк. Глотнул, прислушался к себе. Это был не просто французский конь як это была божественная амброзия.
Я еще раз обыскал немца. Стянул щегольские сапоги, примерил. Сели как влитые. Правый сапог мне показался более тяжелым, чем левый. Я ощупал его со всех сторон. Каблук щелкнул в руке. Внутри блестело плотно уложенное золото. Монеты, червонцы. Я взял одну, повертел в руках. Советский Сеятель. Крестьянин разбрасывал на поле зерно.
Шестнадцать монет одна к одной. И зачем? Подкупать население, если сел за линией фронта?
Вдалеке пылила в нашу сторону полуторка, бежали солдаты. Я быстро убрал золото обратно, защелкнул каблук. Добежал до парашюта, перекинул его через забор огорода. Шелк! На войне это валюта, почище золота будет.
Первым до меня добрался какой-то пузатый потный лейтенант. Так торопился, что обогнал всех.
Где немец?
Вон, я кивнул в сторону пилота, засовывая кобуру с пистолетом и фляжку за пазуху. Отберут еще
Эй, да он же мертв! В него стреляли!
Так и он стрелял, я ткнул пальцем в сторону Иванко.
Лейтенант начал обыскивать фашиста, достал документы.
Фридрих Айзеншпис прочитал он, запинаясь. А где парашют?
Ветром унесло я махнул рукой в сторону поля.
До нас доехала полуторка, оттуда высыпали галдящие танкисты. Выяснять, куда на самом деле пропал парашют, краском дальше не стал, отвлекся.
если жив, повесить его
Вон он, паскуда
«Мазута» была сильно злая за недавнюю бомбежку, как бы мне не досталось за компанию. Бочком, бочком я отошел к забору.
* * *
За парашют пришлось побороться. Сначала, забрав труп немца, уехали танкисты с лейтенантом. Затем мрачные санитары погрузили тело Иванко на подводу. Зыркали на меня нехорошо как будто это я его убил. Хорошо, что я успел прибрать его винтовку.
Дождавшись их ухода, я перелез за забор. И тут меня уже ждал сюрприз. Фигуристая чернявая бабенка деловито утаскивала шелк в дом.
А ну стой! прикрикнул на нее я. Мой трофей!
Был твой, стал мой. Мыкола, Мыкола! покричала в дом бабенка.
На двор вышел мощный квадратный мужик с пудовыми кулаками. Померялись взглядом. Я демонстративно щелкнул затвором мосинки.
И шо? хмыкнул квадратный. Штрелять будешь?
Он еще и шепелявил.
Стрелять не буду, покивал я. А до военкомата Брод дойду. Мобилизация идет, слышал? А такой гарный хлопец у бабы прячется.
Жинка цэ моя! набычился мужик. Не ховаюсь я нема ще повисткы!
И парашют ваш.
Наш! с заминкой ответил «квадратный». Уже не так уверенно.
Мне этот шелк до зарезу нужен. Почти четыре года будет длиться война. И все эти годы в грязи, холоде и вшах придется провести. Шелковое белье лучшее средство от насекомых. Не держатся они на нем, соскальзывают. Да и сменять шелк на что угодно и где угодно можно.
Пополам, решился куркуль.
Треть! подытожил я.
Пошли резать, вздохнул селянин.
* * *
В итоге отдал половину. Бродовцы предложили мне с собой солдатский сидор, сало с вареной картошкой, две буханки душистого, только что испеченного хлеба. Я начал обрастать имуществом и едой.
Адам встретил меня неласково:
Довоевался?!
Санитары опять копали могилы. Две? Рядом с телом Иванко лежал труп пилота.
Приземлился уже мертвый, объяснил мне доктор.
Фронт бухал разнокалиберными разрывами уже совсем рядом. Так, глядишь, к нам снаряды начнут долетать, надо срочно уходить.
Миллионы погибнут, пожал я плечами. Иванко жалко, но он не послушал приказа. Таких убивают первыми.
Я сам подивился своей черствости. Шаг за шагом я вползал в войну, голова начинала работать совсем по-другому.
Я не знаю, зачем ты здесь, Адам понизил голос, отвел меня в сторону. Но прошу тебя, даже требую. Уходи. Ты подведешь всех нас под монастырь.
А начнут тебя спрашиват, куда я делся, что скажешь? спросил его я.
Скажу, что убили при налете. Поди, проверь.
Ну, смотри
Иди к Сталину, жарко зашептал врач. Или к наркому Берии. Они тебе поверят! Ты спасешь миллионы!
«Берия, Берия, вышел из доверия в голове внезапно вылез неуместный стих, которые кричали дети во дворе в пятьдесят третьем. А товарищ Маленков надавал ему пинков»
Не поверят, покачал головой я. Даже тебе не поверили, а уж мне И в Кащенко лучше не будет. Да и ее, небось, тоже эвакуируют, когда немцы подойдут к Москве.
Ой-вэй, что же делать? взгляд Адама заметался.
Если доберетесь до Киева, требуй отправить вас дальше. В сентябре город падет.
Я кинул Адаму винтовку Иванко, достал из кармана ТТ.
На, держи. Ночью выставляй охрану. Если немцы перережут дороги, уходите дальше к Киеву проселками.
Не возьму, Адам почти брезгливо оттолкнул «мосинку». Я некомбатант, мне оружие не положено.
Да плевать немцам на некомбатантов! возмутился я. Они будут расстреливать и мирных жителей, и раненых, и пленных! Когда же ты поумнеешь?!
Ты пойми, Петр, если я возьму в руки оружие, то я тоже буду как они! почти крикнул доктор. Забери винтовку!
Вспомнишь потом меня, да поздно будет, вздохнул я.
Я повернулся, закинул сидор за спину и повесил «мосинку» на плечо. Пошел прочь.
Эй, Громов!
Я обернулся. Адам подошел ближе, поколебавшись, спросил:
Я ведь так и не спросил. Как там, в будущем? Коммунизм построили?
Да такой, что и не снилось. Все, прощай, Соломоныч. Разговоры раньше вести надо было. Надеюсь, что выберетесь. И я пошел, не оборачиваясь назад и не останавливаясь.
* * *
После разговора с доктором я первое время шел куда глаза глядят. И только потом, когда прошагал уже больше километра, до меня дошло, что я двигаюсь в сторону фронта. Ноги привычно несли меня к нашим войскам ими была забита вся дорога от Брод и далее на запад. Танки, подводы, полуторки Жуков с военачальниками гнал вперед 5-й и 8-й мехкорпуса, стрелковые дивизии.
В какой-то момент я попал в настоящий затор, остановился и задумался. Мне нужны документы. И легализация. Где-то здесь, южнее, в районе Буска воюет знакомый 65-й отдельный мотоинженерный батальон. Вместе с 5-м мехкорпусом его раскатают немцы, потом восстановят, и меня после ранения отправят туда служить. Что-то забрезжило впереди, но смутно так
Я сошел с дороги это оказалось правильным решением, так как через полчаса прилетели «юнкерсы» и начали, завывая на пикировании, бомбить колонну принялся забирать левее.
Перелески сменялись мелкими речками, те уступали место полям и лугам. Не я один двигался по бездорожью впереди пылили какие-то машины, двуколки. Топали солдатские сапоги. Высоко в небе кружил самолет-разведчик «Фокке-Вульф». «Раму» никто не трогал она спокойно нарезала круги, пролетая прямо над нашими головами.
Мной тоже никто не интересовался я был, как и все, покрыт пылью, нес винтовку и обычный солдатский сидор.
После быстрого перекуса, наконец, дошел до прифронтовой полосы. Выстрелы артиллерии и лязг моторов слышались все отчетливее, стали попадаться такие привычные, почти родные, воронки от бомб. Сколько я в них прятался не сосчитать.
А дальше все стало еще хуже. Перепаханный снарядами лесок, горящие танки советские и немецкие. Бой гремел где-то впереди, я начал останавливать бредущих раненых, спрашивать, где находится 65-й мотоинженерный батальон. Никто не знал, даже делегат связи на окровавленной лошади.
Не до тебя, браток, видишь, немцы жмут. Мы их откинули за Стырь, а они жмут и жмут. Посмотри за рекой.
Но родной 65-й я нашел еще до реки. В небольшом лесочке что-то сильно горело, дым стелился по земле. Я пригнулся и почти ползком добрался до опушки. Дымил немецкий танк Т1. Судя по вони, ему на корму забросили бутылку КС. Рядом валялись трупы фашистов, но наших было больше. Я примкнул штык к «мосинке», приготовился.
Но, как оказалось, зря. Лесок был усеян телами, живых не было. Немцев тоже не наблюдалось. Судя по следам, танки внезапно, прямо с дороги, ворвались в расположение батальона и успели натворить дел раздавили несколько машин с инструментами, расстреляли бойцов. Даже неглубокие щели, что рыли саперы, не помогли их утюжили гусеницами и раздавили.
Я обошел лесок, разыскивая раненых. Но их не было на телах были видны удары штыками. Добивали. Я скрипнул зубами, нашел лопату рядом с одной из подвод, начал разгребать землю возле самой большой щели. Скоро пошли трупы командиров, солдатские сидоры.
Удалось разыскать и планшет с документами батальона. Журнал ведения боевых действий, приказы. 65-й ОМИБ должен был обеспечивать переправы мехкорупуса через речки, минировать дороги при отходе в оборону. Но никаких мин в расположении батальона я не нашел.
Полдня пришлось потратить на то, чтобы стащить все тела в щель, собрать личные документы и медальоны, у кого они были. Рядом гремел фронт, но меня никто не беспокоил. Удивило малое количество солдат на батальон подразделение не тянуло. Рота? Передовой отряд?
Я закопал тела, срубил и поставил над братской могилой большой крест. Трупы фашистов просто побросал в овраг рядом.
Натертые руки и спину ломило, сел перекусить. Попутно разбирал документы. Батальон возглавлял капитан Терентьев. Про него мне рассказывали только-только назначили, и сразу вой на. Погиб мучительно, лицо было искажено.
А вот старший лейтенант Петр Николаевич Соловьев. Его удостоверение слегка обуглилось в месте фотографии разглядеть лицо военного было сложно. Славянские черты лица, залысина на голове, как у меня. Его документы я и решил себе присвоить. Тридцать шесть лет. Подходит.
Переоделся в лейтенантскую форму ее пришлось «набирать» по частям. Пока опять обшаривал лагерь, нашел знамя батальона. Отряхнул, убрал в сидор к остаткам парашюта.
Теперь пришла пора повоевать
* * *
Спустя час я вышел к речке, которая была буквально изрыта стрелковыми ячейками и усыпана трупами. Тут тоже чадило сразу несколько танков три БТ и одна «тридцатьчетверка». Немецких машин не было видимо, эвакуировали.