Было бы вполне разумно, если бы парочка картин (не больше: не надо зарываться) в итоге осела у него. Нет, не для того, чтобы висеть в бабкиной коммуналке, а чтобы стать стартовым капиталом для собственного бизнеса.
Союз развалился, люди делали деньги, да что там, деньжища прямо из воздуха и ему не следовало упускать свой шанс.
Федор и не намеревался упускать.
Ну да, было бы неплохо, чтобы этот Шагал пришагал прямо к нему. Ну и Кандинский тоже хорош. И вот эти красные кони точно Петров-Водкин!
Он отправился на кухню, чтобы сделать себе еще хорошего дедушкиного кофе (и где только отоваривался старый черт наверняка от дипломатических кругов), а затем снова насладиться экскурсией по частному музею академика Каблукова.
Открыв глаза, Саша поняла, что солнце давно уже встало: в комнату сквозь распахнутые шторы вливался сизый ленинградский свет. Чувствуя, что во рту нее горчит, а плечо затекло, она с трудом оторвалась от кушетки.
И вспомнила, что у нее в квартире гость!
Чувствуя себя крайне неловко, она босиком пробежала на кухню и обнаружила тщательно вымытую посуду (причем по большей части оставленную в мойке ею самой за последние дни), уже порядком подстывшие оладьи и записку на столе.
«Уважаемая Саша! Мне пора учеба и работа зовут. Надеюсь, что не обидитесь, если уйду по-английски. Разрешил себе у вас позавтракать оставшиеся оладьи, которые я соорудил из того, что нашел в холодильнике, Ваши. Вы ведь разрешите Вам сегодня позвонить?»
Перечитав послание Федора целых три раза подряд, Саша плюхнулась на табуретку и, ощущая голод, схватила оладушек и принялась его жевать. Вкуснотища необыкновенная!
Только вот как Федор ей позвонит, если он даже ее номера не знает? И вообще, она живет в квартире дедушки, а его номер мало кому известен.
Сердце заныло, и Саше сделалось страшно: а что, если ее спаситель не позвонит? Или будет набирать не тот номер? И они никогда уже не увидятся?
Номера его машины она, конечно же, не запомнила, потому что и не пыталась это сделать, а фамилию свою он ей не назвал.
И вообще, получается, ей теперь нельзя выходить из квартиры, чтобы не пропустить его звонок?
Он не позвонил ни в тот день, ни на следующий, ни даже два дня спустя. Саша сама не своя, уже уверенная, что Федор обиделся на то, что она, позвав его к себе, просто заснула и продрыхла до самого утра, совсем извелась и ловила себя на том, что все время думает, когда же раздастся звонок.
Он прогремел, и она едва не грохнула и второй аппарат в кабинете дедушки, с такой силой сорвала трубку, однако выяснилось, что звонил лечащий врач академика.
Раньше Саша крайне обрадовалась бы вестям о том, что дедушка идет на поправку, что рвется как можно быстрее домой, но что ему придется провести в больнице еще как минимум неделю, что удалось купировать все симптомы, что
Единственное, о чем она думала, слушая медицинский монолог: а что, если в этот же момент ей звонит Федор, а у нее занято?
Она едва не пропустила его звонок, потому что телефон ожил, когда она вернулась из гастронома под домом, где на скорую руку закупила съестного. Бросив авоську прямо на пороге, Саша наконец схватила трубку и услышала заветный голос:
Добрый день, Саша, я не беспокою? Это Федор, вы же меня помните?
О, как она могла его забыть? Сердце у нее запрыгало от радости.
Извините, что звоню не сразу, но понадобилось время, чтобы разузнать ваш номер. Точнее, номер вашего дедушки, вы ведь в его квартире живете
Ничего-ничего пролепетала Саша, вдруг понимая, что, к своему ужасу, не знает, что и сказать.
Федор продолжал, но в этот момент раздалось заунывное гудение это включилась сигнализация, которую Саша, желавшая снять трубку телефона как можно быстрее, конечно же, забыла при возвращении отключить.
Пришлось метнуться в коридор, вводить код, затем успокаивать высыпавших на лестничную клетку, взбудораженных соседей, объясняя, что все в порядке.
Хорошо, что сигнализация была хоть и ужасно громкая, но акустически локального воздействия и с отделением милиции связи не имела не хватало еще, чтобы к ней прибыл патруль! Дедушка правоохранительным органам не особо доверял, заявляя, что если вора что и отпугнет, то не участковый, а завывание сирены.
Вот она только что, кажется впервые с момента установки, на весь дом и протрубила.
Объяснения и словесные реверансы с соседями заняли кучу времени, и когда Саша наконец-то вернулась в квартиру и подняла сиротливо лежавшую на письменном столе деда трубку, то не сомневалась, что Федор отключился.
А что, если он не перезвонит?
Но Федор, оказывается, терпеливо ждал ее и даже посмеялся над тем, что она только что устроила переполох во всем их элитном доме.
Знаете, я в коммуналке вырос, так что и не к такому привык, пояснил он, и Саша закусила губу.
Ну да, не у каждого дедушка академик, обладатель четырехкомнатной квартиры в «Дворянском гнезде». И не у каждого, как у нее, имеется в безраздельном распоряжении «трешка» на Васильевском острове.
Но и не у каждого родителей накрыла сошедшая на Памире лавина.
Как у вас со временем? поинтересовался Федор. Может, встретимся? Например, завтра?
Саша выпалила:
А давайте сегодня?
Они действительно встретились вечером того же дня. Гололед к тому времени уже сошел, и морозы сменились оттепелью: все капало, переливалось, пело.
Капало и переливалось и в душе Саши, когда она увидела Федора на этот раз уже без ушанки, с непокрытой головой, с элегантным красным шарфом. И не в валенках, а в красивых кожаных туфлях.
Встретились они на Невском, и он повел ее в расположенное на одной из смежных улиц какое-то концептуальное заведение со смешным названием «Ваня Гог»: Саша, посещавшая раньше с родителями или школьными подругами ресторан в «Метрополе», «Англетере» или отличную кондитерскую в гостинице «Советской», понятия не имела, что такой существует.
Ну да, после смерти родителей она все равно никуда уже больше не выходила, а новых подруг в Репинке пока что не завела: весть о том, что ее дедушка академик, быстро распространилась среди сокурсников, и все были уверены, что взяли ее по блату, хотя какой блат мог быть у академика-геоморфолога из ЛГУ в Репинке?
Выходило, что с августа прошлого года изменилась не только жизнь ее семьи, но и история целой страны а также гастрономическая карта города, о которой Саша и так имела весьма смутное представление.
В «Ване Гоге» было шумно, тесно, просто невероятно вкусно и так круто. Вокруг говорили не только по-русски, но и на американском английском с жутким калифорнийским прононсом, и на аффектированном парижском французском, и даже на андалусийском испанском.
Ого, сколько же языков вы знаете? спросил с явным восхищением Федор и уныло добавил: У меня в школе был английский, в университете тоже, но я ничего не понимаю из того, что этот тип лопочет.
Он покосился на сидевшего чуть поодаль от них громогласного рыжеволосого американца.
А давайте на «ты»! предложила Саша, желая сгладить неловкость.
Ну, тогда давай! усмехнулся Федор. И все же, на скольких языках ты еще говоришь?
Саша вздохнула: ну, понимала она на четырех, кроме русского, могла говорить, причем, кажется, неплохо, и что с того?
Вероятно, для внучки академика ничего, а вот для обитателя коммунальной квартиры
Ах, ну так уж получилось
Гм, сказал без тени укора Федор, жаль, что у меня не получилось.
Саша снова вздохнула и объяснила:
Ну, так вышло, что дедушка у меня из семьи, в которой до революции водились деньги.
То, что бабка дедушки, та самая, запечатленная Репиным, была отпрыском миллионщика-старовера, сколотившего состояние на торговле дегтем, а ее дочку и единственную наследницу увековечил в начале века в Париже Пикассо, Саша упоминать не стала.
Так что дедушка вырос с английским, немецким и французским практически как с родными, потому что у него было три няньки
Три! Черт побери, неплохо! А картины ему что, тоже от дореволюционных предков достались?
Федор на мгновение накрыл своей ладонью руку Саши, однако быстро убрал ее, а девушку словно током ударило.
Собравшись мыслями, она продолжила:
Ну, кое-что в самом деле досталось, например портрет его бабки кисти Репина или его мамы еще девочкой
Нет, если она еще выпалит, что ее прабабку написал Пикассо, то Федор явно сочтет ее или безудержной фантазеркой, или невероятным снобом и вряд ли захочет снова видеться.
Вот это круто! Твою прабабушку написал сам Репин? И это у вас тоже имеется?
Саша кивнула и добавила:
Ну, все свои богатства семья дедушки после революции потеряла, его бабушка, та самая, которую писал Репин, умерла от тифа, его мама была пламенной революционеркой, работала в Наркомате народного просвещения, но после убийства Кирова ее в первую же волну репрессий расстреляли
Ладонь Федора снова легла поверх ее собственной, и на этот раз он и не думал ее убирать.
Мне очень жаль. А твой дедушка любит искусство, ведь так?
Саша кивнула. Ну да, и, вероятно, это связано с гибелью в период репрессий его матери: коллекцию начала собирать еще она, но после ее ареста все, конечно же, исчезло. Однако дедушка, тогда молодой человек, приложил усилия, чтобы не только обрести потерянное, но с годами, через связи, друзей и посещения блошиных рынков, приобретать все новые и новые экземпляры для своей коллекции.
Которая, вероятно, была данью памяти его расстрелянной матери и своего навсегда канувшего в Лету детства.
Ну да, хотя он геоморфолог, то есть занимается процессами формирования Земли. Но коллекцию он собирает уже больше пятидесяти лет
Потом они прогуливались: сначала там же, по Невскому, потом вдоль Невы, где долго сидели на парапете.
Саша рассказала Федору то, о чем никому не говорила. О гибели родителей на Памире. О том, что папа ее был талантливым ученым и наверняка обрел бы славу как у отца-академика, если бы не лавина. О своей маме со звучным именем Лаура, которая была дочкой каталонского коммуниста Ксави Монткада, бежавшего после прихода к власти в Испании Франко в СССР.
Так ты еще и наполовину испанка! изумился Федор, на что Саша с несколько театральной экспрессивностью произнесла:
Дедушка по матери родом из Барселоны. А это Каталония, не Испания: Cataluña, no España. Я не испанка, я каталонка!
И добавила:
Ну, мама в большей степени была русской, нежели каталонкой, хотя именно она научила меня фразам и по-каталонски, и по-испански А вот немецкому меня дедушка научить так и не сумел.
Ты совсем на испанку не похожа! заявил Федор, и девушка рассмеялась:
Ну, не все испанцы выглядят как гранды на картинах Веласкеса или подобны Кармен. Каталония, повторюсь, не Испания, там много светловолосых и голубоглазых, а мой дедушка по маминой линии, оказавшись в СССР, женился на белоруске
Федор в восхищении посмотрел на нее:
Мне бы такую семью! Один дедушка академик, другой коммунист из Испании, вернее, из Каталонии. Одна бабушка прима-балерина Кировского театра, другая Любовь Орлову хорошо знала. Дома у тебя висят картины, которых и в Эрмитаже-то не найдешь
А что бы Федор сказал, если бы она сообщила, что, по уверениям мамы, их каталонское семейство Монткада не просто аристократического, а вообще королевского происхождения, потому что их ветвь прямые, пусть и внебрачные, потомки кастильского короля Альфонса Одиннадцатого Справедливого от одной из его любовниц.
Занятно, что дедушка, каталонский коммунист, очень гордился своим якобы королевским (да еще кастильским!) происхождением, и это ничуть не мешало ему выступать не только против диктатора Франко, но и уже после кончины оного против нового испанского короля.
Саша вдохнула:
Ну да, а прабабушку расстреляли как врага народа, одна бабушка в возрасте сорока с небольшим лет умерла от рака, другая хоть и до сих пор жива, но давно, увы, в полном маразме. Родители погибли при сходе лавины на Памире. А картины
Саша посмотрела на лучи заходящего солнца, искрившиеся в золотом луче Адмиралтейства.
Все эти картины, конечно, прекрасны, они и привели меня на стезю искусствоведа, как я думаю, но жить в музее, поверь мне, не так уж приятно
Заметив на себе пристальный взгляд Федора, Саша смутилась и быстро произнесла:
А что это мы все обо мне да обо мне? Расскажи лучше о себе!
Федор, усмехнувшись, вдруг привлек ее к себе и поцеловал: долго, страстно и так по-настоящему
Ошалев, Саша не сопротивлялась да и не хотела она, если честно, противиться.
Оторвавшись от ее губ, молодой человек спросил:
Так про мою стандартную советскую семью в коммуналке рассказать или лучше еще раз поцеловать?
И, не дожидаясь ответа оторопевшей девушки, снова прильнул к ее губам.
Внучка академика, надо сказать, была вполне себе ничего. Федор ведь намеренно не стал дожидаться тогда ее пробуждения, а, приготовив оладьи и накропав записку, покинул квартиру, тихо щелкнув всеми пятью, или сколько их там, замками бронированной двери.
Внучке академика требовалась передышка, и не следовало сразу же идти в наступление по всем фронтам, это, как показывает история, контрпродуктивно.
В особенности когда хочешь обчистить квартиру дедушки этой самой внучки академика.
Он опять же намеренно объявился только на третий день, хотя номер квартиры Ильи Ильича Каблукова у него был с самого начала: еще бы, ведь одна из шалав его приемного отца позвонила внучке академика, выдав себя за кого-то из НИИ Скорой помощи, и сообщила, что дедушка при смерти и надо с ним срочно прощаться.
Дубликаты ключей были сделаны, профессионалы ознакомились с устройством сигнализации, а проверенный человечек, имевший выходы на зарубежье, получил фотографии коллекции картин. Приемный отец очень хвалил Федора и, пригласив к себе в свой недавно оборудованный на Невском офис, налил даже стопку коньяку.
Ну, ты же знаешь, батя, мне нельзя, для спорта вредно, поморщился Федор, а приемный отец велел:
Одну можешь выпить, я разрешаю!
Пришлось пригубить, хотя алкоголя Федор терпеть не мог, чем крайне выгодно отличался от всей челяди своего приемного отца и от него самого в том числе.
Тот, махнув за первой стопкой вторую, крякнул, вытер седые усы и заявил:
Горжусь тобой, сын! На настоящую золотую жилу напал!
Федор усмехнулся и поправил:
Я бы даже выразился: на кимберлитовую трубку!
Приемный отец, пошевелив усами, добавил:
Любишь ты уж чересчур понтить, бросаясь словами, которых, кроме тебя, никто не сечет, сын. В нашем деле это не так уж хорошо, поверь мне
В нашем деле, батя? переспросил Федор.
Приемный отец, опрокинув и третью стопку, поднялся и прошелся по кабинету своего офиса.
Ладно, понимаю я тебя, ты умнее всех нас, вместе взятых, но опасно показывать людям, что ты соображаешь быстрее их.
Федор скромно заметил:
Разве ты мной недоволен?
Приемный отец рубанул рукой в воздухе.
Ты что, ты мой самый лучший кадр! Но эту свою трубку, как ты ее назвал
Кимберлитовую. Из таких алмазы добывают. А они покруче золота.
Ну да, ну да, убедил, что ты самый умный, Федяка! Но учти, не всем это нравится.
Федор блеснул белыми зубами:
Я же не алмаз из кимберлитовой трубки, чтобы всем нравиться, батя!
Тот, хохотнув, заявил:
Да, за словом в карман не лезешь, такие стране нужны, Федяка. В депутаты тебя надо пристроить. А еще лучше свою партию организовать! Мы тебя еще в президенты упакуем, Федяка!
Федор, у которого были свои планы на жизнь, ответил:
Батя, давай, прежде чем мы о моем президентстве поговорим, лучше о коллекции академика Каблукова покалякаем. Правильно ли я понимаю, что там основную часть можно за рубеж сплавить и очень неплохие хрусты получить?