Господи Боже! взвыл Ворон, когда пикап на скорости в сотню миль перевалил холм и впереди вдруг показался зад фермерского грузовика, плетущегося на двадцати милях в час по са́мому центру шоссе.
Кот загнал пикап влево и проскочил мимо фермера, но пикап скрежетнул по ограждению, резко развернулся и выскочил на середину, закрутился, взлетел на вершину следующего холма. Вдали показалась городская площадь, и Ворон подумал, что, по крайней мере, сумели пробиться в город. А на ту площадь уже не добраться, она как вечное искупление грехов, и как надежда за ней первые лучи рассвета
«Вашу мать, рассвет! Грёбаное солнце!»
Больше Ворон ни о чем не успел подумать, потому что пикап полетел кувырком, сперва с одного бока на другой, а потом с носа на корму, а затем тихо покатился вниз по склону, по главной улице захолустного городишка в Индиане.
Ворон очнулся первым, выбрался из машины и вытянул остальных. Даже сумел провести их сквозь толпу к местной больнице. Скорая помощь встретила на полдороге. Ворон помог завести их в больницу, посмотрел на то, как берут анализы крови, и, когда убедился в том, что все выживут и разложены по местам, сам улегся на кушетку.
Последней его мыслью перед тем, как отключиться, стало:
«А я ведь подумал, что тот, первый, и был вожак».
Первая интерлюдия
Облаченный в белоснежные одежды, по-королевски величественный Человек спокойно ждал, пока помощник возьмет себя в руки. Когда тот наконец пришел в себя, Человек улыбнулся и кивнул.
Ваше Святейшество! обратился помощник, и голос его был полон отчаяния и почти детской наивной обиды. Этот тип, Ворон, просто катастрофа!
Поведайте же, предложил Человек.
Ваше Святейшество, он прибыл пьяным, кричал, гадко себя вел и сквернословил, оскорблял всех, кого видел. Он называл братьев евнухами, а сестер пингвинами. Он пытался драться с охранником у приватного входа.
И подрался?
Нет, Ваше Святейшество. Я вмешался, со вздохом поведал помощник. Ваше Святейшество, простите меня, но я едва не пожалел об этом. Наглецу бы пошла на пользу хорошая взбучка от швейцарца.
Мы полагаем, что инструкции были предельно ясными?
Да, Ваше Святейшество. Именно по этой причине я и вмешался. Но мои усилия едва ли были приняты с благодарностью. Мистер Ворон назвал меня э-э
Назвал вас как?
Безъяйцевым.
Мой старый друг, я понимаю: для вас это тяжело, вздохнув, сказал Человек. Нам очень жаль.
Ваше Святейшество, я нисколько не жалуюсь, я всего лишь
Помощник запнулся и продолжил с улыбкой:
Похоже, я все-таки жалуюсь. Простите меня, Ваше Святейшество.
Не за что.
Ваше Святейшество, спасибо.
Мы слышали, он ранен.
Да, Ваше Святейшество. Все его правое плечо в бинтах. Но он все равно не позволил нашим докторам осмотреть его.
Помощник запнулся, взглянул на окно в дальнем конце древнего зала.
Ваше Святейшество, он утверждает, что в порядке. Но он лжет. Мне кажется, движения причиняют ему сильную боль.
Это и в самом деле так, тихо подтвердил Человек, и, улыбнувшись, с горечью добавил: Только он мучается и тогда, когда не двигается. Очень мучается.
Ваше Святейшество, я знаю, что этот мистер Ворон очень важен для но нам бы очень помогло, если бы Ваше Святейшество, мы можем узнать, кто он?
Не можете.
Но, Ваше Святейшество, если бы мы только
Не можете.
Да, Ваше Святейшество, еще раз вздохнув, подтвердил помощник. Это был глубокий вздох облегчения. Раз уж нет, то и ответственности нет. Все готово, сообщил он. Стол накрыт. Как и пожелали Ваше Святейшество, подаваться будет американская еда.
Спасибо. Вы выказали чрезвычайное тщание.
Ваше Святейшество, благодарю, произнес помощник и глянул на часы. Этот человек, Ворон, в обеденном зале уже пятнадцать минут. Он уже пьян. Возможно, лучше будет встретиться с ним в другое время.
Лучшего времени не будет, сказал Человек.
В его голосе прозвучало столько скорби и горечи, что помощник, к своему удивлению, не смог вымолвить и слова. Он приблизился, поцеловал кольцо, пошел прочь но остановился у двери. Человек понял, что его помощник в крайней степени отчаяния и растерянности.
Пожалуйста, Ваше Святейшество, осторожней с мистером Вороном. В его душе много гнева. И он ведь ненавидит вас.
Человек подождал, пока останется один, затем встал и, мягко ступая, прошел к боковому входу, но заколебался перед тем, как открыть дверь личной столовой.
Да, конечно. С чего бы нет? пробормотал под нос.
С тем он и вошел.
Широкий сводчатый потолок. Гобелены. Ковер, которому три века. Длинный узкий стол, у каждого края по тяжелому деревянному креслу. В дальнем сидел Джек Ворон, с ногой на подлокотнике, с бокалом вина в одной руке и сигаретой в другой.
Человек ответил кивком на приветствия слуг пара у каждой стены, спокойных и незаметных, без малого сливающихся с интерьером и молча прошел к середине зала.
А, вот и он наконец, буркнул Ворон, медленно, тяжело встал и пошел навстречу вошедшему.
Человек подождал, пока Ворон приблизится, затем произнес:
Джек, я рад снова видеть тебя.
И протянул руку с кольцом.
Ворон посмотрел на кольцо в очевидном замешательстве, потом улыбнулся, сунул сигарету в рот, переместил бокал из правой руки в левую, пожал руку с кольцом и сквозь облако сигаретного дыма осведомился:
А ты как, черт возьми?
Несмотря на неоднократно повторенный и разъясненный приказ, слуги чуть сдержались.
Человек и не дрогнул, спокойно встретил взгляд Ворона и улыбнулся.
Джек, мы неплохо. Но, как мы видим, ты ранен?
Он указал на толстый слой бинтов под брезентовой курткой Джека. Тот рассеянно махнул рукой.
А-а, священник, учитывая обстоятельства, это сущие мелочи. Все остальные, кроме Кота и меня, трупы. Все. Команда мертва. Ее больше нет.
Да, Джек. Мы знаем.
Они несколько секунд глядели друг другу в глаза. Ворон вдруг отвернулся, стряхнул пепел на ковер и взялся за графин с вином.
Все умерли. Всех убили, сообщил Ворон и долил себе вина.
Затем он шлепнулся назад, в кресло, и обиженно осведомился:
Ну, и как прошла ваша рабочая неделя?
Дальше больше. Слова и тон делались все оскорбительней и презрительней. Он обращался к Человеку: «Ваше Ослейшество». Он гасил сигареты о ближайшее, что оказывалось под рукой: о тарелки, бокалы, столешницу. Он был развязным и шумным, злым, непристойным и отвратительным.
Человек мало говорил, но его скорбное молчание, казалось, облаком висело у его края стола. Человек все больше боялся того, что слуги, впавшие от изумления в почти коматозное состояние, могут не выдержать, и встреча закончится насилием. Он обвел их взглядом и приказал:
Вы все покиньте нас!
Они отреагировали не сразу, но в конце концов вышли с каменными лицами, медленно, нехотя. Луиджи остановился у двери и оглянулся.
Мы позовем вас, если понадобится.
Луиджи по-прежнему стоял и смотрел.
Мой старый друг, все будет в порядке, тихо заверил Человек.
И тогда остался наедине с Вороном.
Вот это другое дело, хихикнул тот. Сейчас можно и по-хорошему тяпнуть.
Он схватил кресло у стены, подвинул, чтобы поставить рядом с Человеком, но закачался и чуть не упал. И было нелегко таскать тяжелое кресло одной правой. И оттого в Вороне проснулось что-то, помимо ярости и злости что-то глубже. И хуже.
Он наконец подвинул кресло к Человеку, плюхнулся на сиденье и понял, что остался почти без вина. Он тоскливо посмотрел на почти пустой графин у себя на коленях.
Джек, у нас есть еще, по-прежнему спокойно и негромко сообщил Человек и потянулся к графину рядом со своей тарелкой.
Мать твою, нет!!! вдруг взревел Джек.
Он привстал, попытался перехватить правой рукой графин, а левой, раненой, отшвырнул Человека к спинке кресла.
Мертвая тишина. Оба, пораженные, глядели друг на друга. Ворон вздрогнул и выронил графин, и тот вдребезги разбился о стол. Красное вино потекло вокруг тарелки, хлынуло к краю стола.
Ворон пытался, честно. Он старался изо всех сил. Он кинулся, стараясь остановить поток, и даже оперся предплечьем об стол, чтобы преградить путь вину. Увы, ничто не смогло помешать багровой реке. Она забрызгала, запятнала багрянцем молочно-белую, снежно-чистую мантию.
И оба снова застыли, но глядели уже не друг на друга, а на пятна.
Ворон взорвался. Он вскочил, завопил, заголосил, снова и снова плескал вином со стола на мантию и ревел притом все громче и громче, надсаживая голос:
Вот тебе, черт возьми! Вот тебе, святошливый ублюдок! Сейчас тебе самое время попробовать кровушки!!!
Человек застыл, вжавшись в кресло, закрыв глаза, а ему в лицо, на мантию, на голову летели багровые капли, а над ним ревел и бесновался Ворон.
Внезапно все стихло.
Человек открыл глаза и увидел над собой гиганта с руками, одеждой и лицом, залитыми вином. Гигант дрожал от ярости.
И от страшной неизбывной муки.
Ох, сын мой, прошептал Человек.
Его сострадание было неподдельным и живым.
А искаженное яростью лицо Ворона будто раскололось пополам и начало таять. Хлынули слезы, побежали по щекам. Он жалко, потерянно застонал и упал на колени.
Огромными дрожащими руками он обнял Человека за талию, прильнул, сотрясаясь от рыданий, будто ребенок, ищущий спасения и утешения, а старик держал его голову на коленях, и качал, и утешал. Ворон плакал и плакал.
Отец, это так ужасно! хныкал гигант, а потом, всхлипывая, говорил о том, как ему жаль и как он виноват.
Оба знали, что речь не о сегодняшнем дне и ужине. А потом, когда гигант почти уже заснул, он хрипло шептал и бормотал: «Господи, прости меня, прости меня, Боже»
А Человек снова и снова прощал его.
Несколько часов спустя слуги так и не смогли уговорить Человека встать и потревожить спящего гиганта. Слуги подумали, что дело в бесконечном милосердии и сострадании Человека, бесконечной любви, побудившей всю ночь молиться о душе огромного хнычущего верзилы.
Но дело было не в милосердии и любви, а в страхе.
Человек не сомневался в том, что Джеку Ворону простятся его грехи.
Но кто простит его, Человека, за то, что он снова посылает беднягу к чудовищам?
Глава 4
Джек Ворон проснулся от невнятного кошмара на рейсе из Рима и взглянул на ангельское личико нового члена команды, отца Адама, спящего на соседнем сиденье.
«Милый парнишка, подумал Джек. Наверное, я погублю и его».
Затем Джек отправился спать, потому что какие угодно кошмары лучше, чем эта мысль.
Мне нужен вампир, в сотый раз объявил Карл Джоплин.
Кот сочно рыгнул. Аннабель положила мягкую белую ладонь на большое жирное плечо Карла и сообщила:
Дорогой, я знаю.
Остатки Команды Ворона уже четвертый час сидели в баре аэропорта Монтеррея. Они пришли за час, чтобы разогреться перед встречей, и проторчали еще три, потому что опоздал самолет. Они представляли собой не совсем приятное зрелище.
Кот подумал, что это за исключением Аннабель. Она всегда приятное зрелище, даже когда не в форме. Кот очень осторожно оперся локтем о край стола, сжал кулак, положил на него щеку и воззрился на Аннабель.
Он же знал ее всю свою жизнь хотя нет, погодите-ка а вот и неправда. Шесть лет. Нет, семь. Почти семь с тех пор, как ее муж, Бэзил ОБэннон, основал «Вампиры Инкорпорэйтед». Она с тех пор не изменилась: все такая же пышная, симпатичная, почти блондинка, то ли за сорок, то ли за шестьдесят ну и не разберешь, понятие возраста к ней не прилагается и может перепить Господа Бога.
Кот вдруг решил, что пора отлучиться по малой нужде. Он поднялся с барного стула с особой осторожностью, чтобы не запутаться ногами, как в прошлый раз, и поковылял исполнять задуманное.
Карл Джоплин отвлекся от почесывания восхитительного брюха и снова объявил:
Мне нужен вампир.
Дорогой, я знаю, заметила Аннабель.
Нужно же испытать! не унимался он.
Дорогой, я знаю. Когда приземлится самолет, мы спросим Джека.
Джек? Дерьмо! буркнул Карл, отпил и повторил с отвращением: Ну дерьмо же.
Карл еще злился на Джека Ворона, и злоба не обещала быстро уняться.
Карл был оружейником и мастером по снаряжению для Команды Ворона. Он сделал арбалеты для Джека, деревянные ножи для Кота и все прочее, что другие брали в бой. Ну а сам он разве хоть раз побывал в драке? Черт возьми, нет. Джек всегда говорил, что Карл, мол, слишком ценен. Мол, кто-то должен всегда оставаться свободным и не ввязываться, чтобы война продолжалась. В общем, Карл соглашался. Оно имело смысл. Но, черт возьми, почему всякий раз не ввязываться приходилось именно ему, Карлу?
А ведь приходилось. Конечно, он слегка полноват и на седьмом десятке, но это не повод пустить хотя бы раз! Детка, хотя бы на одну драку!
Лучший шанс на это детектор. Карлу недавно пришла в голову идея соорудить детектор вампиров, использующий пресловутую способность их тел с необыкновенной эффективностью поглощать солнечный свет и вытекающие из того электромагнитные свойства. Приборчик вышел гениальный. Но чтобы испытать, нужен вампир. Карл чертовски хорошо понимал, что нельзя и надеяться на приступ глупости у Команды и попытку поймать вампира живьем, и уж тем более привезти к своему технику-оружейнику. Значит, надо присутствовать самому и жать на кнопки, потому что остальные дятлы, им не объяснишь. Господи Боже, не мытьем, так катаньем он обязательно добьется своего!
А пока он скреб огромное пузо, порыкивал и отказывался замечать улыбку Аннабель. И это напомнило ему, что он, собственно, уже упился в дрезину, а у нее ни в одном глазу. Такой растяпа, а у нее, скажите на милость, как получается? Ну как, а?
Кот, напряженно петляющий между столами на обратном пути из туалета, думал о том же самом. За всю свою жизнь он ни разу не видел Аннабель пьяной. А ведь пила она наравне со всеми, разве нет? Ну, разве нет?
Кот задумался. А и в самом деле, ведь она пила. И была единственной, кто всерьез взялся за это дерьмо, то бишь шнапс. Погодите-ка, шнапс! Она всегда пила именно его! Может, если он, Кот, будет пить шнапсэ-э, хм, да, кхе, и мать честная Ведь он, Кот, пьет именно шнапс! И потому так зверски окосел!
Он шлепнулся на стул, ошарашенный этой загадкой Вселенной.
Мне нужен вампир, сообщил Карл, приветствуя возвращение Кота на сиденье.
Щас, наконец огрызнулся Кот, и оба зашипели друг на друга.
Аннабель улыбнулась им, но не слишком широко, чтобы не потерять равновесие, не опрокинуться со стула, размахивая юбкой, и не расколоть голову о стойку бара словно перезрелый грейпфрут.
Затем она подумала, что тогда вылетят фиолетовые бабочки, и захихикала.
Она никогда в жизни не была настолько основательно и бесповоротно пьяной. Да и никто вообще не был. Сейчас наивысшим блаженством было бы присесть и пописать. Но вопрос: женщины вообще писают? Наверное же. Хотя нет, на них появляется роса. Кони потеют, мужчины выделяют пот, а женщины выделяют росу. Так ведь?.. Нет, оно как-то по-другому.
Но испускать мочу это так жутко. Неприлично для леди.
Но если она не рискнет подняться и отправиться в туалет на глазах у мужчин, то совершит кое-что гораздо неприличней. А быть истинной леди, задавать стандарт поведения для Команды крайне важно. Вне сомнений.
Вообще-то, это было верно даже в большей степени, чем Аннабель ОБэннон могла сама представить. Она не просто держала в узде свору буйных мужиков. Аннабель была символом мира, который все они отчаянно пытались защитить или умереть, пытаясь. Именно из-за нее они шли драться, зная, что в конце концов обязательно проиграют. Те, кто был до них, проиграли. Эти тоже проиграют. Но зато выживет Аннабель.
Ее мужчины этого не знали. Во всяком случае, эта мысль не рождалась в связном виде у них в головах но сидела там. Они шли драться, потому что Аннабель. Вот так и все.