И это не тот человек, который способен хранить секреты, в особенности услышанные от меня.
Я упала со скейта.
Ты в порядке? Ее взгляд скользит в сторону аптечки, которая из-за меня с тремя братьями пополняется регулярнее, чем наши контейнеры для еды.
Я отмахиваюсь, не глядя ей в глаза.
Все в порядке!
Это могло бы сойти за правду, если бы я не споткнулась о гору мальчишеских ботинок на липучках, небрежно сваленных в одну кучу возле двери, пока пыталась сбежать в свою комнату.
Ты уверена?
Ага!
Наступает напряженный момент, словно она собирается позвать меня. Я топчусь у двери комнаты, готовясь к словам: «Догадываюсь, что ты узнала то, чего я не хотела, чтобы ты знала!» Будто она прочитала это на моем лице, как только я вошла в дом, и сложила все кусочки воедино с помощью экстрасенсорных способностей мамы.
Но вместо этого она говорит:
Я там оставила несколько буклетов на твоей кровати, если вдруг ты сможешь
Спасибо! Я обрываю ее на полуслове и быстро закрываю за собой дверь.
Я направляюсь к ноутбуку, словно если открою ту страницу на новом экране, то, что я увидела, каким-то чудом исчезнет. Но чтобы добраться до него, мне нужно убрать водруженную сверху стопку глянцевых ярких буклетов с прилепленной сверху запиской с надписью: «Выглядит прикольно!».
Все они про лагерь Рейнольдс, где выходит новая летняя программа, о которой школьный консультант рассказал моим родителям. Он пытался уломать меня поехать туда, задорно рассказывая, сидя по ту сторону чаши для конфет размером с человеческую голову, стоящей в его офисе, о том, что программа идеально подходит для «таких детей, как я», иными словами для детей, чьи перспективы поступить в колледж меркнут с каждой потерянной десятичной долей среднего балла. Предполагается, что это поможет мне быстрее подготовиться к экзаменам и поступлению в колледж, а также всему остальному, что меня ждет в следующем году.
Еще два часа назад целью моей жизни было любым способом избежать этого. Но какой бы линейной и упорядоченной ни была моя жизнь, сейчас она разлетелась на куски.
Я скидываю буклеты на матрас, барабаня пальцами по клавиатуре, пока жду, когда ноутбук проснется. Кем бы ни была эта Саванна, она никак не может быть моей сестрой. Они перепутали мой плевок с чьим-то другим или прислали мне неправильные результаты. Так, согласно их данным, высока вероятность, что я обладаю выдающимися вокальными данными, но у меня совсем нет слуха, и мой брат Брэндон вероятно, самый чудесный ребенок на свете орал как резаный, когда я пыталась петь ему в младенчестве. Наверняка, это результаты ДНК других немного ирландских девушек со сросшимися бровями, которые сейчас в таком же недоумении, как и я, и через несколько часов мы все вместе посмеемся над этой ситуацией, сидя за обеденным столом.
Но я все равно захожу во вкладку «Отношения», чтобы подать жалобу на сайте. Саванна Талли гласит имя в самом начале списка.
И тут мое сердце сжимается, как губка. Джорджия Дэй вторая строчка в списке. Предполагаем, что Джорджия Дэй ваша кузина.
И следующая: Лиза Макгиннис. Предполагаем, что Лиза Макгиннис ваша кузина или троюродная сестра.
Все последующие имена какие-то троюродные, и даже пятиюродные братья и сестры, которые мне незнакомы. Но с Джорджией мы родились в один месяц, и, хотя она живет в Сан-Франциско, время от времени мы немного общаемся, отмечая друг друга на мемах в Tumblr и обмениваясь сообщениями, когда количество трупов в сериале «Ривердейл» начинает доходить до абсурда.
Лиза добавила меня в друзья на фейсбуке через несколько часов после похорон Поппи в прошлом году. Это может означать только одно
Боже мой.
До меня не сразу доходит, что я прокричала это, пока не раздается стук в дверь и в проеме не возникает голова моего отца.
Что случилось?
Я захлопываю ноутбук.
Мне показалось, что я видела паука.
Я произношу это достаточно громко, чтобы сообщение долетело до комнаты моих братьев, где молниеносно начинается переполох.
Паук? Где? вопит Брэндон, который, их боится.
Паук? Где? спрашивает Мейсон, у которого наступила активная фаза увлечения Человеком-пауком.
Прежде чем кто-то успевает добавить хоть слово, с кухни доносится грохот сковородок, а это может быть только Ашер, который снова решил поучаствовать в варке макарон. Папа хмурится, а мама кричит: «Я разберусь!» присущим ей раздраженным голосом, и так начинает крутиться знакомая пластинка с треком «Хаос в семье Дэй».
Ну что, готова показать черновик?
Когда он входит в комнату, я улавливаю усталость в его голосе, прекрасно характеризующую «родителя трех мальчиков и одного трудного подростка». С тех пор как умер Поппи, кажется, что они с мамой вечно крутятся как белки в колесе. Папа уезжает в офис на рассвете, а мама возвращается домой в миллиард часов ночи, и они вдвоем отчаянно пытаются следить, чтобы мы были дома или где-то поблизости, потому как раньше это делал дедушка, а теперь его нет.
Вот почему мне очень плохо от того, что я нахожусь на грани между тройкой и двойкой с плюсом по английскому языку, и очень-очень плохо от того, что папа даже не злится из-за этого, как сделал бы нормальный родитель, а вместо этого упорно перечитает черновик моего эссе на тему «Почему Бенволио из Ромео и Джульетты полный придурок, который постоянно придирается к своим друзьям».
Ладно, тема эссе звучит немного академичнее, но суть остается той же. Английский не самая моя сильная сторона. Не потому, что мне не нравится читать или я плохая ученица до этого года я прекрасно чувствовала себя на учебном поприще, но моя ненависть к английскому языку, в частности, заключается в том, что я ненавижу спорить, а споры составляют примерно 90 процентов всех занятий по этому предмету. Конечно, это организованные, занудные споры, но все же споры о том или ином утверждении, или о мотивации героя, или о том, что хотел или не хотел сказать автор.
Я отношусь к людям типа Б[9]. Меня не интересуют споры и вообще любые виды конфликтов. Мне дали не ту порцию мороженого? Я съем его. Пробрались в мою комнату и отрезали рукава от моего красного свитера, чтобы пришить их к своему костюму Человека-паука? Ну что ж, дерьмо случается.
Лгать мне в лицо на протяжении шестнадцати лет о сестре, которая живет в нескольких милях отсюда?
Валяйте.
Да, отвечаю я, как жалкая трусиха, которой, по правде, и являюсь. Я беру черновик с принтера и протягиваю ему.
Папа хмурится.
Что с тобой не так?
Ничего.
Мой телефон жужжит, и на экране появляется фотография Конни, делающей вид, что облизывает витрину в «Yellow Leaf Cupcake Co». Никто в здравом уме уже давно не звонит по телефону, но Конни так занята своим хроническим суперуспеванием, что утверждает, будто у нее нет времени набирать текст.
Знаю, это утомительно, но с каждым разом становится все лучше и лучше, не так ли? говорит папа, отрывая взгляд от эссе.
Ни в малейшей степени. Я поднимаю трубку, и отец спешит уйти из комнаты, забрав с собой пятый черновик моего убогого эссе.
Йоу. Передай трубку Лео. Я приготовила ободряющую речь.
Я не у Лео.
Это еще почему?
В ее голосе слышится обвинение, и я думаю, что, может быть, она заговорит о том самом о неловкости, повисшей между нами со времен возникновения БНИ. Но Конни сбрасывает градус напряжения еще до того, как я успеваю задуматься, так ли это или мне показалось:
В таком случае, тридцать один и восемь десятых процента, соплячка.
Но в данный момент я так далека от реального мира, что искренне не понимаю, о чем она говорит.
Ты должна мне содовый хлеб. И не вздумай мухлевать Лео не будет готовить все за тебя, говорит она.
Э
В любом случае, я просто позвоню Лео, он ведь свободен?
Да.
Конни делает паузу.
Почему у тебя такой странный голос?
Я открываю рот, но связь между моими легкими и внешним миром, кажется, оборвалась, и я словно дышу в пластиковый пакет.
Саванна Талли.
Эм.
Похоже, мне никак не отделаться от односложных слов. Будто мой язык слишком большой для моего рта, а меня подменили после злополучной поездки на скейтборде от дома Лео, и новая я в замешательстве: как же она должна себя вести, что должна сказать.
О черт. Все-таки в тебе больше ирландского, чем во мне? Ты, видимо, тайный близнец Сирши Ронан[10]
Нет. То есть да, я больше ирладндка, чем ты, но
У тебя какие-то проблемы со здоровьем? О боже, лучше не спрашивать, да? Но если тебе станет от этого легче, у меня обнаружился ген целиакии[11]
Да не в этом дело.
Слова срываются с моего языка, и это удивляет нас обеих, вызывая неловкое молчание. Я никогда не говорила резко ни с Конни, ни с кем-либо еще. Я, конечно, могу быть раздражительной и нетерпеливой, но только когда остаюсь одна.
Хотя сейчас я уже не уверена, кто на самом деле такая.
Эбс?
Я не могу. Если скажу ей, все это станет реальным. И мне придется что-то с этим делать. Ладно, может, я не обязана ничего делать, но ведь все дело в моем характере тут и включается тот фактор одержимости. Если позволю себе слишком глубоко погрузиться в эту проблему, я уже не смогу отступиться от нее, даже если захочу этого больше всего на свете.
Я не позволю себе зациклиться на этом. Просто не могу.
Это не То есть да, я больше ирландка, чем ты. Несмотря на то, что я стою на пороге чего-то, что может перерасти в первый в моей жизни экзистенциальный кризис, я не могу заговорить об этом. Но я
Может, я пожалею об этом, но кажется, во мне нарастает давление, которое в любой момент может рвануть, если я его не выпущу.
Я вскакиваю со стула и закрываю дверь в комнату так медленно, как только могу, чтобы заглушить щелчок. Это уже второй раз, когда я закрываю дверь за последние десять минут. Я почти никогда не делаю этого братья заходят и выходят так часто, что можно считать мою комнату их вторым жилищем так что придется действовать быстро.
Здесь сказано, что у меня есть сестра.
На том конце повисает гробовое молчание, а потом Конни произносит:
Что?
Ну вроде как, чистокровная сестра. Какая-то девушка по имени Саванна Талли, которая живет в получасе езды от нас, в Медине.
Ого, типа богачка из Медины?
Она не улавливает сути.
Мы с ней однокровные, так как у нас одни родители. Мои родители за пару лет до меня произвели на свет человека, о котором я ничего не знаю. И вот еще что здесь написано, что ей восемнадцать.
Снова наступает молчание, а затем:
Боже мой.
Что?
Эбби она похожа на тебя!
Она что? Как ты что ты
У нее около полумиллиона подписчиков в инстаграме.
Хорошо, откуда ты вообще знаешь, что это
Потому что вы похожи как две капли воды. Я отправляю тебе ссылку.
Я собираюсь сказать: «Не надо», но уже слишком поздно. Я зациклилась. Чертовски зациклилась и мне нужно знать.
Я отрываю телефон от уха и нажимаю на ссылку, попадая на инстаграм-аккаунт с ником @howtostaysavvy. В биографии написано: «Питаю слабость к ЗОЖ, фанатка правильного питания, мечтаю стать русалкой. Все о том, как быть Савви[12]».
Конни не преувеличивала у нее неприлично огромное количество подписчиков. Я прокручиваю вниз и вижу первые несколько фотографий. Сияющая девушка прыгает по каменистому пляжу, ее тело обтянуто ниточками от бикини, а на заднем плане поблескивает вода Пьюджет-Саунд. Еще одна ее фотография: за белым столиком возле ресторана, ее каштановые волосы развеваются на ветру, язык игриво высунут, и вилка занесена над разноцветным салатом. Селфи с лабрадором-ретривером, снятое с достаточно близкого расстояния, чтобы разглядеть россыпь веснушек на ее вздернутом носике, белизну зубов сквозь полуулыбку и совершенство ее кожи без единой поры.
Я закрываю приложение дрожащими руками.
Она вовсе на меня не похожа.
Чушь собачья, говорит Конни и добавляет: так что ты собираешься делать? Напишешь ей?
Она уже написала мне.
Вот это да! восклицает Конни. Что написала?
Я снова открываю ее сообщение и читаю Конни, расхаживая по комнате, словно так смогу уйти от слов на экране, хотя при этом телефон продолжает находиться в моих руках.
Ты собираешься ей ответить?
Нет. Да.
Я не знаю.
В результате я делаю то, что обычно делаю, когда сталкиваюсь с трудным выбором: включаю Кэрри Андервуд и позволяю Конни сделать все за меня.
А что бы сделала ты?
Тринадцатилетняя Конни выступила бы передо мной с планом на двенадцать шагов, занесенным в таблицу Excel с такими кислотно-яркими цветовыми обозначениями, что лепрекон Lucky Charms содрогнулся бы при виде этого. Семнадцатилетняя Конни, к сожалению, слишком мудра для подобного.
Давай составим список плюсов и Конни, предлагает она.
Из меня вырывается стон из-за каламбура, которому Конни никогда не даст кануть в лету, и из-за перспективы составления упомянутого списка. Список плюсов и Конни отличается от обычного списка плюсов и минусов не только потому, что он заставляет всех вокруг закатывать глаза, но и потому, что вместо привычной формулировки: «Что произойдет, если я это сделаю?» Конни настаивает, чтобы делать список, основываясь на обратном: «Что произойдет, если я этого не сделаю?» Она утверждает, что в такой интерпретации минусы это не отрицательные стороны, а отрезвляющая правда. Конни, если хотите. Вполне подходящее название, учитывая, что Конни никто иной, как воплощение суровой честности.
Первый плюс настолько очевидный, что даже нет смысла записывать его: я бы не хотела злить родителей. Предполагаю, они пришли бы в бешенство. Верно? Какова бы ни была суть ситуации, все это не просто чрезвычайно странно, но и должно иметь смысл, почему предкам пришлось пойти на крайние меры и скрыть это от меня.
А еще я не в том положении, чтобы расстраивать родителей, которым и так приходится постоянно возить меня к репетиторам, частенько менять разбитые экраны телефонов и через день отвечать на звонки соседей, обеспокоенных тем, что я опять залезла куда-то, куда не следует.
И все же есть нечто, отодвигающее чувство вины на задний план: мысль о союзнике.
О том, с кем смогу поговорить о вещах, которыми не могу поделиться с родителями или даже с Конни, чем-то вроде БНИ. Или о том, как меня сводят с ума бесконечный контроль моих оценок, что в общем-то только усугубляет ситуацию. Или что я понятия не имею, как мне вписываться в этот мир после окончания средней школы, если для меня в нем вообще есть подходящее место.
О том, кто мог бы стать для меня таким человеком, каким был Поппи, кто понимал бы меня настолько, что я бы не испытывала ни тени смущения, рассказывая неловкие истории или делясь своими фотографиями. Я родилась в семье нервных людей, у которых все должно идти по плану, но он был для меня родственной душой любил классные приключения, обладал таким же импульсивным характером, а еще попадал в неловкие истории, которые ничуть не уступали моим. Я могла рассказать ему всю правду о себе хорошую, плохую, мерзкую, что-то вроде: «Уверена, что выбросила свой ретейнер, и он теперь где-то среди шестидесяти мешков мусора за школьным спортзалом», и при этом никогда не испытывала ощущения, что могу его разочаровать.
Вот он тот самый Конни. Возможность найти человека, который поймет меня, как никто другой. Если я не сделаю этого, у меня никогда не будет другого шанса.
Эй, Эбби? У меня есть несколько замечаний! зовет папа.
Я зажмуриваюсь.
Мне нужно идти. Но никому не говори об этом, хорошо?
Конечно, не скажу.
Прежде чем успеваю повесить трубку, Конни спрашивает: