По дороге они попали в пробку. Инес опустила окно, чтобы покурить, и предложила Ноэль сигарету.
Ноэль покачала головой.
Я бросила, забыла?
Да, но ты ведь не беременна. Да ладно тебе. Я же видела, как ты хлестала вино за обедом. Сколько ты уже пытаешься забеременеть?
Не помню. Ноэль уставилась на дорогу.
В этом нет ничего постыдного, Нелл. Поэтому ты перестала заходить? Чтобы не обсуждать эту тему?
Не в этом дело. Просто я теперь далеко.
Какое-то время они сидели молча под гудки машин и шум моторов.
Так легко ты не отделаешься. Неправильно это так исчезать. Инес повернулась к ней всем телом, уперев лоб в ладонь и закусив губу.
Ты вообще заходила в Электрик хаус с тех пор? Они только что поставили Орландо. В ролях только женщины, в том числе квир, костюмы прекрасные несколько спектаклей полностью распродали.
Я переросла это место, Инес. Ты же знаешь.
И прямиком вросла в Золотую Лощину?
Ноэль нажала на тормоза жестче, чем надо.
Я знаю, вы считаете, что это падение повторять все, что делали наши матери, когда я вольна делать что угодно.
Говори за себя, вставила Инес. Моя мама всю жизнь работала.
Ноэль не видела смысла защищать Лэйси-Мэй. Та тоже работала, но не гордилась этим. Она жила так, как будто все в жизни ей навязали. Этого Ноэль не собиралась повторять.
Я хочу ребенка. Что в этом плохого? Разве суть феминизма не в том, чтобы решать, чего ты хочешь?
Не совсем.
Ты бы тоже могла меня иногда навещать. Или Атланта пуп земли?
Мне сама идея пригорода отвратительна. А беременность Инес передернуло. Мне всегда казалось, что кормить грудью это как стать дойной коровой. И что такого особенного в этом материнстве? У меня есть все, что мне нужно.
Я хочу испытать материнство, хочу им заниматься. Не могу объяснить.
Заниматься материнством? Так теперь говорят?
Если не говорят, то должны бы.
А Нельсон? Он тоже помешался на занимательном отцовстве?
Оставь его в покое.
Это почему?
Если мне придется выбирать между мужем и тобой, я знаю, кого выберу.
Наступило неловкое молчание. У Ноэль мучительно застучало в висках. Она стала нервно постукивать по рулю кулаком. Инес схватила ее руку и поцеловала костяшки.
Прости, сказала она. Но я тоже в ярости.
Потому что я переехала?
Потому что ты забыла меня и себя.
Ноэль не знала, как ей ответить. Инес говорила так, как будто эту себя нельзя изменить, как будто бы я константа. Но я Ноэль ничего не утратит из-за ее выбора. Стать матерью значит преумножиться.
Саттоны жили на холме. Примыкавший к их дому гараж был размером с дом, в котором Ноэль выросла. Огромная магнолия вся в цветах на лужайке, гирлянды на крыльце, ставни распахнуты. Разносить закуски Саттоны наняли несколько человек. Ноэль с облегчением вздохнула, увидев, что это белые студенты в дешевых жилетах. Когда они поднимались к дому, Инес взяла ее под руку, и Ноэль решила, что она почти прощена.
В прихожей Ноэль быстро оглядела себя и Инес в отражении в большом зеркале. Рядом с Инес она казалась не такой живой, не такой молодой. У Инес было крепкое тело, а у нее мягкое. Такая бледная, высокая, с растрепанными волосами. Зеленое платье, которое она считала довольно милым, теперь казалось безвкусным. Инес была в облегающем платье винного цвета, подчеркивающим талию, и как всегда в поблескивающих украшениях.
Ты такая красивая, сказала Инес, будто читая ее мысли.
Кто бы говорил.
Они повернули в гостиную, рука об руку, и все стали здороваться. Как Ноэль и ожидала, пожимая ей руку, все спрашивали про Нельсона, но Инес ее спасла. Она очаровала всех своей богемной жизнью, и все пялились на нее, раскрыв рот. Танцовщица! Из города! Одинокая! Такая красивая! И, хотя они никогда не произнесли бы этого вслух, черная! Ее жизнь была для них загадкой, и Инес не пыталась эту загадочность преуменьшать. При первой возможности они потихоньку сбежали, прихватив с ближайшего подноса бурбон и лимонад.
Они такие старперы, прошептала Инес. Моя бабушка и то не так удивляется моей жизни.
Добро пожаловать на золотую милю, детка, сказала Ноэль, и они засмеялись.
Они пробрались на кухню, где на столах были разложены брускетты, оливки, пахучие сыры, мисочки с тапенадой и маслом, подносы с разными кишами, греческий пирог на серебряном блюде.
Всегда так с белыми в этой стране, сказала Инес. Вечно хотят быть откуда-нибудь еще.
Только не в Северной Каролине, сказала Ноэль. Ей представился стол с сырным соусом, мармеладом из перца чили, крекерами и фаршированными яйцами.
Положив себе еды, они пошли искать, где бы сесть, где уединиться, чтобы поесть и выпить по второму стакану, но Саттоны их обнаружили, а с ними и Радлеры.
Джон Саттон, нарочито молчаливый, с волосами до плеч, слишком длинными для врача, больше слушал, чем говорил. По нему трудно было сказать, кто он, во что верит. Нельсону он не нравился как не нравился любой белый, который не раскрывал карты сразу. Его рыжую жену Аву приветливую, с безупречными манерами тоже было не раскусить. Обе их дочки играли в лакросс. Радлеры были из Северной Каролины, и Ноэль чувствовала с ними связь, хотя они жили не в самом Райли, а на ферме в доме с витражными окнами, курами и сворой овчарок. Брент продавал какие-то компьютерные программы; Хелен сидела дома с близнецами. Богатое наследство единственное объяснение, сказал как-то Нельсон. А потом поднял брови и добавил: Откуда, по-твоему, у белых такие дома в Северной Каролине? Зато Радлеры волонтерствовали в Клубе мальчиков и девочек[1]. Ноэль видела в этом какой-то прогресс.
Джон и Ава. Брент и Хелен.
Инес повторила их имена, показывая на каждую пару сложенными домиком пальцами.
Именно так, сказала Ава. Тут все только парами. Если кто-нибудь разводится, сразу переезжают. Она засмеялась.
Не обязательно, разумеется, прозвенела Хелен.
Инес удивленно закинула руки за голову.
Разумеется, повторила она.
Инес стали вежливо расспрашивать про ее последнюю постановку, и пока она объясняла, как эта пьеса работала с темой патриотизма, все терпеливо, но немного ошарашенно кивали. Выручка с билетов шла на организацию, занимавшуюся правами избирателей.
Вот проблема, которая может всех объединить, сказал Джон Саттон и без тени иронии поднял бокал. Никто не чокнулся, но все выпили.
Когда вошла еще одна пара, Ава взглянула на дверь.
Надеюсь, эта новая женщина с семьей придет сегодня? Как ее зовут, Патрисия?
Я не стала бы ее винить, если она не появится, сказала Хелен. Слышали, что случилось у бассейна?
Ноэль потянулась за стаканом. Третьим, ну и что. Она знала, что никакой жизни в ней нет.
А что случилось?
Джон Саттон начал объяснять:
На днях сюда переехала новая семья. Милая пара. У них сын, почти ровесник наших девочек. В общем, на этой неделе мы не успели отправить рассылку и объявить об их приезде. Сегодня утром Патрисия пошла с сыном в бассейн. Она читала журнал, а он нырял и брызгался.
Ничего такого, добавила Хелен.
Абсолютно ничего, сказал Брент.
Инес тронула Ноэль за руку, как будто знала, что сейчас будет.
Короче говоря, ее обругал сосед. Спросил, живет ли она в этом районе, и сказал, что никогда ее тут не видел. Потребовал удостоверение личности, а когда она отказалась показывать ему документы, вызвал полицию.
О боже, сказала Ава, хотя она, конечно, уже слышала эту историю.
Все кончилось хорошо. Она показала офицеру документы и свою карточку для прохода в бассейн, и он ушел. Но, кажется, ее сын был очень расстроен. А сосед
Кто это был? спросила Ноэль.
Знаешь седеющего мужчину, который вечно выгуливает такс? И не убирает за ними, если никто не смотрит?
Какая мерзость, сказала Хелен.
О боже, повторила Ава.
И что ему за это будет?
Все повернулись к Инес. Она опустила стакан.
Я так понимаю, самое главное осталось за рамками, хотя и так понятно. Патрисия и ее сын черные. Я права?
Кажется, они из Вест-Индии, сказала Хелен.
С Ямайки, сказал Брент.
Так значит, он точно расист. Почему еще он мог решить, что у них нет права пользоваться бассейном?
Да, но рассылка письма на этой неделе задержалась начал Джон Саттон.
Он обязан извиниться, сказала Инес.
Джон Саттон кивнул.
Он поступил плохо. Извиниться хорошая идея.
Это не хорошая идея, а обязательное требование. Как минимум.
Представляете, получить такое приветствие от соседей, сказала Хелен, качая головой, а Ава прошептала что-то вроде упаси господь и взяла с подноса официанта бокал игристого.
Интересно, каково будет ему ходить в школу с вашими девочками, едко сказала Инес Джону и Аве. Школы тут, наверное, преимущественно белые? Надеюсь, он хотя бы сможет чувствовать себя в безопасности в своем районе.
Вообще-то он никогда и не был в опасности, сказал Брент. Тут полиция не такая, как в городе. Они приезжают и расследуют, а не валят сразу.
Инес сдвинула брови с недоумением и поморщилась.
Но в любом случае лучше перестраховаться, продолжал Брент напряженно, а потом повернулся к Джону Саттону. Может быть, вставим что-нибудь в рассылку? предложил он.
После вечеринки они сидели на задней веранде у Ноэль, чтобы протрезветь. Они пили кокосовую воду и хлопали себя по плечам даже фонарики с цитронеллой не спасали от комаров.
Надеюсь, ты тут приживешься, сказала Инес.
Пожалуй, приглашу ее в гости, эту Патрисию. С семьей. Пусть знают, что могут на нас рассчитывать.
Ты ни слова не сказала за весь разговор про бассейн. Это на тебя не похоже, Нелл.
Знаю. Но это мои соседи. Сейчас у меня больше ничего нет.
Инес сжала ее руку.
Не потеряйся тут, милая.
Знаешь, я ведь уже была беременна.
И потеряла ребенка? Господи, Нелл, почему ты молчала?
Сначала это была наша прекрасная тайна, знали только я и Нельсон. А когда я была готова всем сказать, все кончилось. Нельсон так спокойно к этому отнесся. Говорит, ничего не остается, только принять случившееся и пробовать дальше.
Такой он странный. И дело не в том, что он толстокожий. Это ненормально.
Он не такой непробиваемый, как кажется, сказала Ноэль, защищая мужа, оберегая его секреты.
Впервые Ноэль увидела, как Нельсон плачет, когда они уже заканчивали колледж. Умерла одна девушка, с которой Ноэль была знакома. Много месяцев они сидели рядом на семинаре, делились конспектами, ныли из-за ужасного почерка профессора. Она была больна, но Ноэль этого не знала. Профессор объявил о случившемся к концу занятия. Вернувшись в комнату, Ноэль плакала и плакала, повторяя, что жизнь непредсказуема, что все они умрут, хотя никто не знает когда. Нельсон пытался ее утешить. Он обнимал ее, перебирал по кругу все афоризмы про прекрасное мгновение, какие знал. Когда успокоить ее не получилось, он сам стал заводиться, а потом принялся колотить себя по голове. Повалившись на пол, он просил ее прекратить. В ее переживаниях нет смысла, они ничего не исправят, не вернут к жизни ее подругу. Только выбьют из колеи. Кончилось тем, что Ноэль пришлось его утешать, целовать и укачивать, пока он не затих. Они занялись любовью. И больше никогда не говорили о ее подруге.
Ты его так поддерживаешь, ему все должно быть нипочем сказала Инес. Я больше за тебя волнуюсь.
Я тоже во многом виновата. Я была совсем никакая. Думаю, поэтому он и взял работу в Париже немного продышаться.
Он дурак, если перестанет тебя любить.
Ноэль пожала плечами.
Мы давно вместе.
И что? спросила Инес с вызовом. Мы тоже, и с нашей любовью все в порядке. Она улыбнулась Ноэль и, откинувшись на спинку, качнула кресло-качалку.
Ноэль не хотела обижать подругу и говорить, что в браке все иначе: сколько топлива нужно, чтобы он работал, как изматывает такая близость, как трудно смотреть на человека с той же смесью сочувствия и презрения, с какой видишь себя. И не нужно ни капли жестокости, чтобы обнаружить, что человек, которому ты доверила всю свою жизнь, может тебя подвести.
Он не может быть для тебя всем, сказала Инес.
Знаю, знаю, никогда не полагайся на мужчин. В колледже все те годы, когда Ноэль продолжала встречаться с Нельсоном, это была их мантра. Она не верила в эти слова, но знала, что Инес хотела их слышать.
Нет-нет, сказала Инес, и ее лицо осветил огонь фонарика. Это тут ни при чем.
Инес спала рядом. Ее дыхание наполняло спальню человеческим присутствием, по которому Ноэль так скучала. И все равно заснуть не получалось. Она набрала ванну и взяла с собой телефон, на случай, если позвонит Нельсон. В Париже уже начинался день.
Она насыпала роз с календулой, якобы помогавших при бесплодии, и опустилась в горячую воду. Сушеные цветы плавали на поверхности. Ноэль не верила, что они помогут, но все эти ведьминские снадобья хотя бы ее занимали. Можно было пить чай с примулой для смягчения матки, принимать рыбий жир и ходить гулять, превратить зачатие в работу. Как бы повысить шансы. Нельсон говорил, что у них еще получится, но она не была в этом уверена. Как она забеременеет, если его никогда нет рядом.
Нельсон велел ей не думать о выкидыше как о ребенке, а скорее представлять его как маленькое если, которое она носила в себе, пока оно не превратилось в нет. Но ее ребенок был размером с манго, когда она его потеряла. Он укоренился в ней с кровью, как новый орган, созданный ее телом. Она знала, что дети размером с зернышко, с орешек, зачинаются и умирают каждую секунду, но это ничего не меняло. Это было ее если, и она ждала заключенной в нем жизни.
Зазвонил телефон, и Ноэль кинулась к нему. Наконец-то. Нельсон. Ей нужно было услышать его голос, его теплую хрипотцу.
Но голос в трубке был резкий и женский. Ее младшая сестра Диана. Они обычно созванивались по утрам, когда та куда-нибудь ехала. На протяжении лет они ни о чем по-настоящему не говорили, как будто им надо было только узнать, все ли в порядке. Ноэль любила сестру, но потеряла ее из виду, пока убегала от Лэйси-Мэй.
Ласточка, почему ты не спишь так поздно? Все в порядке?
Мама сегодня утром упала. Прямо с крыльца.
Ноэль резко замутило. Она вспомнила, что мама звонила, а она не подошла. Если мать сильно повредилась, она никогда ей этого не забудет блудная дочь, теперь даже хуже Маргариты.
Все в порядке?
Она в сознании. Но довольно сильно ударилась головой.
Так, хорошо. Значит она в порядке.
Она не просто упала, она потеряла сознание, Ноэль. Она больна. Ей сказали, что у нее рак.
Это слово вышибло из Ноэль дух.
Не все умирают от рака, сказала она.
Она спрашивает про тебя. Все время говорит, что ты точно не приедешь, даже если она будет умирать, так ты ее ненавидишь.
Мама, конечно, умеет сказануть, чтобы всех убедить.
По-моему, тебе надо приехать домой. Чем ты так занята?
Ты уже звонила Маргарите?
Да. Никакой реакции, как и у тебя. Хорошие у меня сестрички.
Что я, по-твоему, сделаю, Диана? Я же не онколог.
Блин, тогда хоть ради меня приезжай. По-твоему это нормально, что я одна за всех отдуваюсь?
Ноэль почувствовала, что ее сестра, малышка Диана, которая никогда ни о чем не просила и из всех Вентура была самой доброй, надежной и мирной, закипает на том конце провода.
Ладно, приеду, только жить с мамой я не буду.
У меня ты не можешь остаться ты же знаешь, у меня соседка. У нас тесно.
Мне все равно. Посплю на диване. Вы с Альмой можете спать в своих комнатах.
Ладно.
Завтра выезжаю.
Хорошо. Поторопись.
Да расслабься, Диана. Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь.
Я не буду пытаться наладить ваши с мамой отношения, когда ты приедешь. Или твои отношения с Маргаритой, если она изволит приехать. У меня своя жизнь. Свои проблемы. Не знаю, почему я вечно оказываюсь главным миротворцем.