Помню своё изумление и ужас, когда я побывал в комнате 221 у четырёх первокурсниц из Китая: казалось, что это совсем не жильё девочек-подростков, а ночлежка гангстеров из какого-нибудь криминального боевика. Впрочем, до такого бардака и крайней антисанитарии даже бандиты бы не дошли
Кто-то из преподавателей сказал: «У всех арабов и китайцев без исключения отсутствует понятие чистоты и порядка!». Это не так. На старших курсах они более чистоплотны. Вообще, мой опыт проживания в общежитии с русскими подсказывает, что наличие мозгов в голове никак не связано с национальной принадлежностью. Записи в дисциплинарном журнале это подтвердят. Если и искать какие-то общие тенденции и взаимосвязи, то порядочность у студентов зависит от их возраста, и неважно, штамп какой страны стоит в их паспорте.
Спустя некоторое время порядок в двести двадцать первой поселился навсегда. Тянь Чи была одной из четырёх девчонок, живших в той комнате.
Выяснилось, что мы ровесники. После окончания четырехлетнего бакалавриата филологического факультета Сычуаньского университета, она поступила к нам на первый курс магистратуры, чтобы продолжить изучение русского языка. В первое время она часто заходила в Центр международного сотрудничества, и мы подружились. Обменивались письмами, ходили на прогулки. Иногда она просила позаниматься с ней дополнительно в одной из свободных аудиторий общежития.
Россия для неё была другим миром. Она говорила, что у нас нечего купить в продуктовых магазинах ведь невозможно же вечно есть картофель и макароны! Ей не нравилось качество нашей одежды. Она была шокирована низким уровнем жизни и зарплатой преподавателей. Её угнетали обшарпанные стены и исписанные парты университета, где в то время не было компьютеров, интерактивных досок и мониторов везде, куда ни глянь. Тем более, не было бесплатного WI-FI.
И в то же время ей нравилась (как она сама говорила) по-деревенски спокойная и размеренная жизнь нашего «одноэтажного миллионника». Нравилась природа нашей средней полосы, нравились люди и местные, и другие студенты из-за рубежа.
В том уже далёком 20.. году ей нужна была поддержка. Нужен был друг, которым стал я.
Мы оба были «в себе» кто-то называет таких людей интровертами. Наша внутренняя жизнь была в миллион раз богаче той, что окружала нас. Нас переполняли одни и те же фундаментальные размышления, далекие от тусовок и дискотек, денег и карьеры, секса и наслаждений. Всё окружающее казалось нам лишь декорациями, которые подобрал для нас невидимый режиссёр, да и то лишь потому, что ничего более подходящего не нашлось.
Первое время Тянь Чи было непросто в России. Она оставалась очень скромной, зажатой и малообщительной, даже несмотря на то, что её окружало много студентов из Китая, да и число её русских друзей постепенно росло. Казалось, она стеснялась самой себя. В ней сильно чувствовалось традиционное восточное воспитание, что особенно было заметно на фоне русских студенток. Хотя остальные китайцы, которых я видел тогда в университете, были по сравнению с Тянь Чи куда более раскрепощены и общительны.
Таким она была человеком. Добавьте к этому всю новизну обстановки, резкую перемену климата, чуждую культуру вокруг. И не забудьте, что никто из преподавателей не говорил на китайском и почти никто на английском (большинство из них было «в возрасте» и за модными тенденциями не следило). Надеюсь, теперь ясно, в каком положении находилась Тянь Чи?
Я старался скрасить её первые месяцы на новом месте. Она жаловалась мне в письмах, что ей совсем не даётся русский язык, что жить вчетвером в одной комнате и при этом оставаться красивой тяжело, что она хочет чаще бывать одна, но в общежитии это невозможно. Она долго привыкала к зимнему холоду, но, по её словам, на всю жизнь осталась очарована снегом, который впервые увидела в России.
Я рассказывал ей о своих повседневных университетских делах, увлечении футболом и занятиях музыкой. Наряду с обсуждениями обыденной жизни мы размышляли о культурах наших народов, о религии, истории и современной политике России и Китая, затрагивали вопросы смысла жизни и поиска своего собственного пути в ней. Последнее нас особенно волновало. Казалось, что у нас обоих был талант или проклятие находиться одновременно в процессе жизни и как бы «вне её». Наблюдать за всем отстранённо, но, возможно, чуть более объективно, чем наши сверстники, которых переполняли азарт и увлечённость, жажда жизни и сумасшедшего водоворота событий. Эти люди, в отличие от нас, явно не задумывались над своим предназначением. Не лежали подолгу в кровати каждое утро, глядя в потолок. И уж точно не сидели на берегу реки и не ждали, пока по ней проплывёт труп их врага.
Однажды мне даже подарили книгу с названием «Философ» и пожеланием на обратной стороне обложки: «меньше думать и больше жить». Вспоминается Александр Сергеевич Грибоедов и его «Горе от ума». Про меня! Точнее и не скажешь.
Я стоял у пустого окна в регистратуре уже несколько минут и наблюдал, как уборщица намывала полы в вестибюле, приговаривая: «Ужасный пол! Одни разводы. Невозможно мыть. Надо же было так построить! Что за плитка».
Да! подхватил я, устав это слушать. Надо им самим вручить по швабре, чтобы попробовали, как это! А то сидят там в своих кабинетах, жизни-то не знают!
Опешив, она уставилась на меня, будто впервые заметила. А может, так оно и было, и я её напугал?
Ужас, говорю, а не плитка!
Она продолжала внимательно на меня смотреть. Мне становилось совсем неловко.
Молодой человек! по её интонации я понял, что сейчас меня отчитают. Никого нет! Сегодня выходной! Вы чего пришли? И вообще, тут намыто, не видите, что ли?
Мне девушку забрать нужно. Её выписывают сегодня, прозвучало как оправдание за мои ужасные ботинки, оставляющие следы на этом ужасном полу, и за сам факт моего существования на этом свете. Но у меня действительно было важное, неотложное дело!
Её не могут сегодня выписывать. Врачей нет. Либо уже выписали, либо завтра!
Она не больна. У неё ушибы. Зовут Тянь Чи, я сохранял ангельское спокойствие.
Чё?
Иностранка. Её привезли позавчера вечером
Алёна что ли? С побоями-то? Да, ловко её. А кто хоть? Муж, поди? Все вы мужики одинаковые, что русские, что японцы махнула она на меня свободной рукой.
Она из Китая
Но уборщица уже не слышала или делала вид, что не слышит. Медленно, раскачиваясь, она прошаркала мимо меня через холл и, бурча себе под нос что-то невнятное: «Чтоб тебя! Попадёшь под стекло! Под стекло!», вошла в один из кабинетов левого крыла здания. Не прошло и минуты, как появилась медсестра и из-за стойки регистрации позвонила в травматологическое отделение, чтобы Тянь Чи спускалась.
Я присел. Медсестра исчезла, а женщина продолжала мыть пол. Было заметно, что работу свою она не любит, как и всех посетителей, за которыми она убирает. Себя она тоже, казалось, любить уже перестала, как и свою жизнь, однажды ставшую безрадостной
Привет. Почему не позвонил? Тянь Чи по-прежнему говорила с акцентом, хотя и с менее очевидным, чем в годы обучения. Она, как и все китайцы, растягивала слова, делая их мелодичнее и иногда добавляя дополнительные ударения. Всё такая же хрупкая и миниатюрная Мне всегда хотелось её накормить. А сейчас ещё и приободрить, утешить. Обнять.
Мы не виделись более пяти лет и лишь изредка переписывались. Но вечером прошедшей пятницы мне позвонила её подруга и сообщила, что везёт Тянь Чи в травмпункт её избил на работе собственный начальник. А вот отвезти Тянь Чи обратно домой подруга уже не сможет. С просьбой сделать это она и обратилась ко мне.
В тот день врачи запретили Тянь Чи покидать больницу, поэтому мы договорились на утро воскресенья.
Телефон на морозе разрядился, я был очень рад её видеть. Однако моя улыбка вызвала реакцию, к которой я был не готов: Тянь Чи заплакала.
Я взял вещи из её рук и обнял. Она крепко зарылась в мою куртку. Я не заметил на ней никаких следов происшествия, но всю её до сих пор трясло. Что-то говорить не было смысла, поэтому я лишь сильно прижимал девочку к себе и ждал, пока та успокоится.
Прошло несколько минут, прежде чем Тянь Чи нашла силы оторваться от меня. За это время я несколько раз заметил, как швабра переставала облизывать пол и замирала на месте.
Ты считаешь, что дома будет безопасно? спросил я, когда мы отъезжали от больницы.
На работе не знают мой адрес, она говорила медленно, подбирая слова, и теребила застёжку сумки, лежавшей у неё на коленях.
Ты будешь писать заявление в полицию?
Не знаю. Может быть, нет, Тянь Чи смотрела на сумку, но было понятно, что она смотрит в себя. Девушка больше не плакала, но была задумчива и печальна.
Он тебе уже звонил? мы остановились на перекрестке. Горел красный. Я посмотрел на неё.
Да. Звонил. Много раз. Я не ответила, она подняла глаза на меня.
Я повернулся к дороге. Мне не хотелось, чтобы она снова расплакалась. Я не стал расспрашивать о том, что произошло и по какой причине. Какой бы она ни была, этого мужчину невозможно оправдать.
У неё зазвонил телефон. Тянь Чи долго с кем-то говорила на китайском. Было понятно, что это кто-то из близких, знавший о случившемся. Во время разговора она снова заплакала, закрыв лицо ладонью.
Кто это был? спросил я после того, как она положила трубку.
Помнишь Ван Жуи?
Конечно.
Она знает. Жуи помогла мне взять все вещи в офисе и ехать в hospital. She offers to stay with her, because she is afraid that this man may find out where I live and come to my house, она, еле сдерживая слёзы, снова взялась за замок сумки. What do you think about it?1
Думаю, что это правильное решение, я с трудом успевал за её китайским английским, но основную мысль уловил. Только если ты и дальше будешь испытывать меня иностранными языками, то советов от меня больше не жди.
Она улыбнулась.
Ван Жуи приехала в тот же год, что и Тянь Чи. Они вместе учились в магистратуре, а потом вместе поступили в аспирантуру. Пока мы ехали, Тянь Чи рассказала, что Жуи тоже, как и ей, несколько лет назад отказали в общежитии из-за отсутствия свободных комнат, и теперь та арендует квартиру и работает в какой-то строительной фирме переводчиком и секретарём.
Мы заехали к Тянь Чи домой, чтобы она собрала с собой всё необходимое. Её съемная квартира находилась в верхней части города, ближе к его историческому центру. Я помог уложить вещи в машину. Было заметно, что активность пошла Тянь Чи на пользу, она хоть немного отвлеклась.
Как твои дела? спросила девушка, когда мы снова сели в автомобиль.
Не люблю этот вопрос: если отвечать честно, то коротко не ответишь, а когда нет времени на разговор, остаётся бросить лишь «Im okay». Всё в порядке, все родные и близкие живы и здоровы, у меня есть средства на существование и жильё. Поэтому, не вдаваясь в тонкости, могу сказать, что всё хорошо.
Мы пробирались по заснеженному городу. Снег продолжал падать, возвращая земле её утраченную чистоту. Белый-белый город. Как Севастополь. Только зимний.
Я ехал и думал: хорошо, что начальником был китаец, а не русский. В противном случае она бы точно уехала и увезла с собой тяжёлые воспоминания о России. Конечно, наша страна не идеальна, точно так же, как и любое другое государство мира. Кто-то развивается чуть быстрее, кто-то чуть медленнее. У кого-то социализм, а у кого-то липовая демократия. И какими бы ни были люди разными: буддистами, панками, демократами или арийцами, природа у всех одна и та же. Мы во власти одних и тех же страстей, и людская подлость равно, как и честность, заселяют наш земной шар равномерно. Подонком может оказаться каждый, что и доказал начальник Тянь Чи.
Уедешь домой в Китай?
Нет. Мне нужно защититься. Диссертация, она смотрела в окно.
В зимнем слякотном мегаполисе мало красивого. Но сегодня воскресенье, на улицах спокойнее, чем обычно, а медленно падающие крупные хлопья снега, скрывшие грязь машин и людей, делали этот день особенным и сказочным.
Может быть, я думаю, что уеду в Москву или Санкт-Петербург. И там учиться, она посмотрела на меня. Как ты думаешь?
В другой ситуации я бы сказал, что не вижу смысла в переезде. Ты сама знаешь, что в столицах образование дороже. Но сейчас думается слушай, как ты считаешь, он будет тебя искать? я не выдержал.
Будет. Это большая китайская компания в России. Он будет бояться этой истории и полиции, казалось, что она была готова к этому вопросу и сама размышляла над этим. Я всё равно раньше думала о переезде. Там легче защищаться. Там есть диссертационный совет по моей теме.
Значит, время пришло, я остановил машину и заглушил мотор.
Привет, Жуи! мы с Тянь Чи заносили вещи в дом.
Привет, Алекс, ответила Жуи, закрывая входную дверь.
Я не Алекс, я Саша. Ты меня с кем-то путаешь, поставив чемодан на пол, улыбнулся я.
Хоросо, Саса. Если тебе так больсе нравиться.
Мы обнялись. Девушки перекинулись парой фраз на китайском.
По-русски, пожалуйста, я решил напомнить им об университетских правилах общения.
Я скасала Тянь Тси, где мосьно расьдеться и найти туалет. Рас ус ты вреднитсяесь, посволь усьнать, как твоё исутьсение буддисма? Я давала тебе книги много лет насад.
Всё-то она помнит
Честно пока никак. Но я обещаю, что когда дочитаю Сэлинджера, то обязательно возьмусь за основы буддизма.
Снаесь, сто ты только сто скасал? Сто, когда я протьсту все анектод на свете, я натьсну тситать Библию, Жуи взяла верхнюю одежду Тянь Чи и повесила её на крючок.
Сэлинджер не писал анекдоты, парировал я, пододвигая Тянь Чи чемодан, которая пыталась что-то найти в своих вещах.
Только про идиотов, не унималась Жуи. Она наклонилась к подруге, сказала ей что-то на родном языке.
Колфилд не идиот. Это только одна из версий, начал было я, но Тянь Чи поднялась и ушла вглубь квартиры. Мы проводили её взглядами.
Как она? спросила Жуи.
Плохо, я не умел врать. Вся в себе. Молчит и думает о чём-то. Переживает случившееся. Наверное, ей нужно время, чтобы прийти в себя.
Да. Я весла её в больницу. Она вся тряслась. В комнате был бесьпорядок. Когда я приехала, в офисе она была одна. Этого тьселовека не было.
Что произошло?
Вратсь сказал, сто следов sexual assault2 не нашёл. Много усибов и синяков на теле. Органы тселы. Когда я приехала к Тянь Тси, она была в истерика. Боялась, сто он вернётся. Сказала, сто он присёл, натьсял критьсять и ругать её из-за работа. Ударил один раз, потом есё и есё. Я
Разговор оборвался, когда Тянь Чи к нам вернулась.
Я пойду унесу весьси, сказал хозяйка и кивнула Тянь Чи.
Xièxiè3, ответила та.
Мы остались вдвоём.
Мы можем увидеться завтра и поговорить, как раньше? она смотрела мне прямо в глаза.
Я сегодня улетаю.
Куда?
В горы. В Долину Свободы или на Северную Корону. Пока не решил. У меня отпуск. Билеты на самолёт уже давно куплены. Нужно ещё успеть заехать на работу и собраться. Извини, я смотрел в пол. Почему-то было стыдно.
Спасибо тебе, что помог.
Не за что. Я ничего такого не сделал.
Мы обнялись.
Я застану тебя через неделю, когда прилечу?
Она не ответила. Точнее, ответила. Беззвучно. Одними губами: «I dont know» или «Я не знаю», или ещё как-то на каком-нибудь другом незнакомом мне языке. На глазах у неё снова выступили слёзы.
Позади неё в коридоре появилась Жуи. Я вышел и чувствовал себя ужасно.
Никогда не работайте с мудаками
Мы перестали регулярно видеться с Тянь Чи спустя два года после нашего знакомства.