Самая распространенная и наиболее интуитивно притягательная логика рассуждений о влиянии воспитания на физическую активность проистекает из представлений, обобщенных в теории естественного человека. Согласно этой точке зрения, которую пропагандировал знаменитый философ XVIII в. Жан-Жак Руссо, именно люди, живущие, по его определению, «в дикости» (в естественном природном состоянии), отражают нашу истинную натуру, не тронутую побегами цивилизации. Эту теорию кто только и как только не искажал. Даже возник миф о благородном дикаре: святая вера в то, что незападный человек, чье сознание не отравлено социальными и нравственными пороками цивилизованного общества, изначально, по врожденной своей природе, добр и порядочен. Этот миф, хотя и широко опровергнутый, не исчез и даже получил второе рождение, когда из него вылепили то, что я выше назвал мифом об атлетичном дикаре. В основу его заложена идея, что люди, подобные племени тараумара, чьи физические кондиции не испорчены современным декадентским образом жизни, от рождения обладают суператлетическими способностями и могут демонстрировать выдающиеся физические достижения, но при этом свободны от такого порока, как леность. Он утверждает, что люди, которые, как я видел своими глазами, безо всяких тренировок пробегают по 113 км, проделывают это естественно, и тем самым подразумевается, что другие люди как я, например, или вы, не способные на такие физические свершения и не желающие их, с эволюционной точки зрения ненормальны, поскольку цивилизация превратила нас в хилых, анемичных и слабовольных существ.
Как вы уже догадались, я не согласен с мифом о дикаре с природными атлетическими способностями. Начнем с того, что он стереотипизирует и обезличивает таких людей, как племя тараумара, не говоря о других незападных народах. После первой беседы с Эрнесто я говорил с сотнями людей этого же племени по всей Сьерра-Тараумаре и могу заверить вас, что ни один из них, проснувшись поутру, не говорит себе: «Гы, какой чудный денек. А не пробежаться ли мне километров восемьдесят ради удовольствия?» Да они без нужды и 8 км бежать не станут. Я спрашивал у тараумара, когда они считают нужным бегать, и чаще всего слышал в ответ: «Когда я охочусь на коз». И знаете, я стал уважать тараумара как исключительно трудолюбивых, физически крепких земледельцев, которые ничего не делают наполовину и чья культура глубоко ценит бег. Причины, по которым тараумара в редких случаях готовы пробежать восемьдесят и более километров, не так уж сильно отличаются от причин, побуждающих «железных людей» заниматься триатлоном: они считают, что дело стоит того. Но если триатлеты подвергают себя тяжким испытаниям, чтобы проверить пределы своих возможностей (нет ничего невозможного!), то тараумара бегают свои рараджипари, потому что для них это ритуал, исполненный глубокой религиозности, могущественная форма молитвы[18]. Многие тараумара, с которыми я беседовал, говорили, что погоня за шаром позволяет почувствовать себя ближе к Создателю. Для них преследование непредсказуемого шарика имеет смысл сакральной метафоры путешествия по жизненному пути и вводит в близкое к трансу состояние. А кроме того, рараджипари важное общинное событие, которое дает участникам деньги и престиж. Наконец, я думаю, что когда-то гонки рараджипари выполняли практическую функцию. Наблюдая, с какой сосредоточенностью Арнульфо и его команда на бегу раз за разом пытаются отыскать и поддать ногой покрытый пылью деревянный шарик, я разглядел в их действиях грандиозный способ обучаться на бегу отыскивать след, а это жизненно важный навык, если учесть, как тараумара пешим ходом охотятся на оленей.
Миф об атлетичном дикаре ошибочно утверждает, что простой, не испорченный благами цивилизации человек способен пробегать супермарафон, взбираться на высоченные горные кручи и совершать другие «суперменские» подвиги, причем безо всякой тренировки. И правда, тараумара и представители других незападных культур в лучшем случае изредка тренируются на наш манер, выполняя определенный комплекс упражнений для улучшения формы и подготовки к конкретному соревнованию. (Когда я путешествую по таким местам, как Сьерра, чаще всего единственный выхожу по утрам на явно бесполезную пробежку на потеху местной публике.) Зато каждый день своей жизни охотники-собиратели и примитивные земледельцы часами занимаются тяжелым физическим трудом. А поскольку у них нет ни машин, ни механизмов, ни трудосберегающих приспособлений, их повседневное существование требует проходить много километров по пересеченной местности, а также выполнять вручную другие виды физического труда: пахать, копать, переносить тяжести. Однажды мой коллега доктор Аарон Бэггиш надел более чем двадцати мужчинам тараумара шагомеры (крошечные устройства вроде фитнес-браслета, измеряющие количество сделанных за день шагов) и выяснил, что в среднем они проходят за день по 16 км. Иными словами, тренировкой, благодаря которой они способны без передышки пробежать несколько марафонских дистанций, им служит тяжелый физический труд, неотъемлемая часть их повседневной жизни.
Кроме того, миф об атлетичном дикаре ошибочно полагает, что тараумара и другим коренным народам, в отличие от людей Запада, не составляет усилий пробежать супермарафон или как-то иначе проявить свои выдающиеся спортивные способности. Это уже вода на мельницу расистских стереотипов наподобие возмутительного измышления, что якобы африканцы, выросшие в джунглях или в рабстве, переживают боль не так, как европейцы[19]. Более того, миф об атлетичном дикаре внушает ложное представление, будто даже вы или я, вырасти мы в первозданно-благодатной среде, не испорченной сахаром, стульями и прочими атрибутами цивилизации и побуждающей к постоянному естественному движению, тоже могли бы обладать лошадиным здоровьем и силой суператлетов, для которых пробежать марафон детские игрушки. Этот миф не только образчик правдоподобия (воспринимается как правда, поскольку нам хочется так думать). Он также умаляет и опошляет физические и психологические препятствия, с которыми сталкивается каждый спортсмен включая тараумара. Мне довелось побывать на нескольких рараджипари и аривете, и я видел, что бегуны и бегуньи тараумара затрачивают ничуть не меньше душевных сил, чем триатлеты серии Ironman в Коне, чтобы превозмогать тошноту, судороги, боль в разбитых в кровь ногах и прочие страдания. И точно так же они испытывают психологические страдания и тоже черпают силы у болельщиков, которые вдохновляют и подбадривают их на соревнованиях.
Пришло время раз и навсегда развенчать стародавние, злонамеренные, исподволь разлагающие умы мифы о физическом превосходстве и добродетельности тех, кто рос, не зная трудосберегающих приспособлений и прочих современных удобств. Но разоблачение этих мифов не приближает нас к ответу на фундаментальный вопрос: физическая активность какого рода и в каких дозах нормальна для обычного человека?
Неужели «нормальные» люди сидни и лежебоки?
Представьте, что вам поручено провести научное исследование с целью выяснить, в какой степени, когда и как «нормальные» люди занимаются физическими упражнениями. А поскольку мы склонны считать себя и свое окружение нормальными, скорее всего, вы начнете собирать сведения о физкультурных привычках у таких же людей, как вы и я. Во многих областях исследований подобный подход вполне стандартен. Например, большинство психологов живут и работают в США и Европе, поэтому целевые группы социологических исследований на 96 % состоят из американцев и европейцев[20]. Такой узкий фокус вполне оправдан, когда нас интересуют только современные представители западного мира, но население промышленно развитых стран не всегда и не во всем репрезентативно по отношению к остальным 88 % населения мира. Более того, сегодняшний мир в корне отличается от того, каким он был в прошлом, и возникает правомерный вопрос: кто из нас «нормален/обычен» по историческим или эволюционным стандартам? Представьте, что вы пытаетесь объяснить своим прапрапрадедушкам, что такое сотовый телефон и соцсеть. Если мы действительно хотим узнать, как обстоят дела с физическими упражнениями у рядовых людей, нужно включить в выборку типичных представителей разных культур, а не сосредоточиваться на американцах и европейцах, которых, сравнительно говоря, можно охарактеризовать как WEIRD: странных и необычных. В данном случае это также акроним (Western, Educated, Industrialized, Rich, and Democratic Западный, Образованный, Промышленно развитый, Состоятельный, Демократичный)[21].
Если мы продолжим придерживаться этой логики, то признаем, что всего несколько сотен поколений назад все люди были исключительно охотниками-собирателями, а не далее как примерно восемьдесят тысяч лет назад предки всех людей проживали в Африке. И если мы по-настоящему интересуемся привычками к тренировкам у «нормальных» с точки зрения эволюции человеческих существ, нам стоит изучать охотников-собирателей, особенно племена, населяющие засушливые тропические регионы Африки.
Тот случай, когда легче сказать, чем сделать, поскольку сегодня исторически подлинный образ жизни охотников-собирателей почти полностью утерян. Его сохраняют считаные племена охотников-собирателей в самых глухих и отдаленных уголках мира. Мало того, не найдется ни одного племени, полностью изолированного от влияния цивилизации, как нет такого, источником пропитания которому служат исключительно дикие растения и животные, добываемые собирательством и охотой. Все такие племена уже вовсю торгуют с соседними земледельческими поселениями, все курят табак, а их образ жизни меняется так стремительно, что через несколько десятилетий они перестанут быть охотниками-собирателями[22]. Вот почему антропологи и другие ученые наперегонки стараются как можно глубже изучить немногочисленные последние первобытные племена, пока их образ жизни не исчез безвозвратно.
Среди оставшихся наиболее плотно изучаются хадза коренной этнос сухих жарких редколесных саванн на севере Танзании, на африканском континенте, где в ходе эволюции и сформировался человек. В сущности, изучение хадза стало коньком антропологов и давно поставлено на поток. За последние десятилетия народ исследован вдоль и поперек, антропологи знают о нем все и даже больше. Написана уйма книг и статей, из которых можно узнать, как хадза питаются, охотятся, спят, переваривают пищу, собирают мед, заводят дружбу, ходят, сидят на корточках, бегают, каковы их идеалы привлекательности и прочее в том же духе[23]. Можно даже прочесть, как они ходят по-большому[24]. Сами хадза привыкли к визитам ученых мужей и охотно пускают на постой очередного визитера, жаждущего понаблюдать за их бытом, видя в этом удобный способ пополнить свои доходы. Жаль, что заезжие антропологи в желании ярче показать, как добросовестно они изучают жизненный уклад истинных охотников-собирателей, часто добросовестно не замечают, насколько меняется изучаемый ими жизненный уклад хадза под влиянием контактов. В статьях этих ученых мужей редко встретишь упоминание, что многие дети хадза обучаются в государственных школах, а почти всю свою территорию проживания они делят с соседними племенами земледельцев и скотоводов, с которыми у них налажена торговля и чьи коровы свободно бродят по всему региону. На момент написания этих строк хадза еще не обзавелись мобильными телефонами, но они явно не изолированы от остального мира, как когда-то.
При всех этих оговорках хадза по-прежнему остаются богатым объектом изучения. И мне посчастливилось дважды побывать у них. Правда, добраться туда не так-то просто. Хадза проживают на северо-западе Танзании на суровых неприютных холмах, кольцом окружающих сезонно пересыхающее соленое озеро. Места эти жаркие, засушливые, прожаренные палящим солнцем, почвы для возделывания практически непригодны[25]. Дороги в регионе во всем мире хуже не найдешь. Примерно из тысячи двухсот хадза лишь треть, порядка четырехсот, преимущественно заняты охотой и собирательством, и, чтобы добраться до этих немногих, еще поддерживающих традиционный уклад, потребуются неубиваемый вездеходный джип, опытный проводник и изрядный опыт передвижения по коварным весям бездорожья. А если накануне случился грозовой ливень, кладите на поездку длиной около 32 км практически полный день.
Многое удивило меня, когда в 2013 г. солнечным знойным утром я впервые ступил на стоянку хадза. Но более всего меня поразило, что почти все, кто оказался в поле моего зрения, откровенно ничего не делали. Стоянка хадза горстка тесно сгрудившихся временных хижин из травы, почти сливающихся с окружающими зарослями. И я даже не сообразил, что оказался на стоянке, пока не заметил, что нахожусь среди полутора десятков рассевшихся кружком на земле хадза мужчин, женщин и детей (рис. 2). Женщины и дети вольготно расположились по одну сторону, мужчины по другую. Один парень затачивал наконечники стрел, рядом ковыляли несколько малышей, но ни один хадза не был занят тяжелой работой. Конечно, они не полеживали на диване, пялясь в телевизор, поедая чипсы и попивая газировку, но определенно предавались тому самому занятию, от которого нас предостерегают многие специалисты по здоровому образу жизни: сидели.
Рис. 2. Вот такую картину я застал, когда впервые оказался на стоянке хадза. Почти все сидят[26]
Мои дальнейшие наблюдения за хадза, а также научные публикации с анализом уровня их физической активности только подтверждают правоту моего первого впечатления: когда хадза у себя на стоянке, они почти всегда сидят на земле, выполняя необременительные повседневные дела, переговариваясь и приглядывая за детьми, или просто слоняются туда-сюда. Безусловно, они почти каждый день выходят со стоянки в буш охотиться или собирать пропитание. Женщины обычно покидают ее утром и уходят за несколько километров туда, где можно накопать съедобных кореньев. Копание для них занятие расслабленно-непринужденное и социальное; у них заведено группкой устраиваться на земле в тени кустарников и заостренными палочками откапывать съедобные клубни и коренья. За работой женщины хадза и сами подкрепляются только что выкопанными клубнями, а больше болтают, нянчат младенцев и приглядывают за детишками постарше, уже научившимися ходить. По дороге туда и обратно они частенько останавливаются набрать ягод, орехов или другого съестного. В те несколько раз, что я сопровождал на охоте мужчин хадза, мы проходили 1116 км. Выслеживая животное, они двигались то в одном темпе, то в другом, но ни разу не развивали темпа, который я не смог бы выдержать; к тому же на охоте они часто останавливаются передохнуть и осмотреться. Всякий раз, как им на пути попадается гнездо диких пчел, хадза останавливаются, разводят огонь и выкуривают насекомых из гнезда, а потом лакомятся свежим диким медом.
В одном из многочисленных исследований ученые попросили сорок шесть взрослых хадза в течение нескольких дней носить на себе портативные датчики частоты пульса пульсометры[27]. Если верить показаниям этих приборчиков, за день средний взрослый хадза в общей сложности тратит три часа сорок минут на легкие необременительные занятия и два часа четырнадцать минут на занятия, требующие умеренного или большого напряжения сил. В силу этих немногих часов ежедневной запарки и горячки хадза примерно в двенадцать раз активнее, чем средний американец или европеец, однако их физические нагрузки даже с большой натяжкой не назовешь изнурительным трудом. В среднем женщины хадза за день проходят 8 км и примерно семь часов выкапывают коренья, а мужчины преодолевают около 1116 км[28]. Когда хадза не проявляют большой физической активности, они обычно в покое: отдыхают или занимаются легкой работой.
Более того, привычки хадза типичны и для других сообществ охотников-собирателей, чьи уровни физической активности уже изучены. Так, антрополог Ричард Ли в 1979 г. удивил мир, когда документально зафиксировал, что люди из проживающих в пустыне Калахари племен охотников-собирателей сан на поиски пропитания тратят в день всего по два-три часа[29]. Ли мог и недооценить, как много труда затрачивают сан, но исследования более недавнего времени сообщают о таких же скромных, как и у хадза, уровнях физической активности у других племен, добывающих себе пропитание охотой и собирательством[30]. Особенно полно и тщательно изучено племя чимане, живущее рыбалкой, охотой и выращиванием ряда культур во влажных амазонских лесах. В общей сложности взрослые чимане в день физически активны от четырех до семи часов, причем мужчины отдают такому энергичному занятию, как охота, всего семьдесят две минуты в день. Женщины же почти не участвуют в делах с высокими физическими нагрузками, будучи заняты по большей части работами, требующими легких или умеренных физических усилий, например уходом за детьми и приготовлением пищи[31].