И все же я ему благодарен. Потому что он был хорошим другом. И он умел дружить.
И когда он меня выдергивал из Штатов, у него не было плохих мыслей. Были только благие. Я в этом уверен. Просто жизнь еще раз доказала, что всякий, кто прикасается к власти, не всегда понимает, что дракон бессмертен даже тогда, когда он убит.
А когда убили самого Алтынбека
Когда его застрелили какие то ублюдки, в затылок, там, на горе.
Я уж и не помню, кто мне сообщил об этом. Помню лишь сидели в какой-то кафешке. Пили кофе. О чем-то болтали. И тут кто-то сказал.
Не хватило воздуха, подался на улицу. Пошел в ближайший сквер. Сел прямо в снег. Перед глазами поплыли кадры кинохроники. Вот мы на военке, изучаем зенитную установку, вот мы за общагой гоняем в футбол, вот дурачимся на полянке боремся, вот Москва, улица Шверника, эмгэушная столовка, Салтанат, студенческая свадьба в грузинском ресторане, мои часики, недовольный официант, АлмаАта, журнал «Арай» на Фурманова, «Горизонт», редакторский кабинет, тяжеловесные люди, Заманбек, что-то решительно внушающий Алтынбеку, Белый дом на горке, звонок в Америку, Астана, гладкие рожи разных правил, непонятки, недомолвки, мутная история, последний разговор.
Не знаю, сколько я там просидел, на этом грязном снегу, отматывая пленку. Никаких мыслей в голове не было. Никаких чувств. Пустота.
Оглушило. И оборвалось внутри что-то. На полуслове. На полувздохе. Ведь мы так и не договорили. Не простили. И не простились. И какая теперь разница, кто из нас был тогда прав, а кто виноват? Ясно лишь одно: теперь мне с этим жить
А потом столпотворение у Академии наук.
Я не смог подойти к телу. Просто не смог. И не потому, что на похоронах было много народу.
Я не стал толкаться и тихо ушел. И долго еще потом сидел в машине.
И у меня не было сил повернуть ключ в замке зажигания.
Вот так все это было.
А мазар родителям я все-таки построил. Ровно через год.
Не умею я жить за шлагбаумом и держать всех на расстоянии недоступной улыбки. Я так и не уразумел, что мироустройство по казахски не претерпело изменений со времен Абая. Система лишь модифицировалась и приобрела внешне благопристойный вид. Но она по-прежнему готова проглотить любого человека.
Любое начинание. Любой незнакомый порыв.
Кирпич одиннадцатый
С собой по душам
«Откровенность вовсе не доверчивость, а только дурная привычка размышлять вслух».
Василий Ключевский.
Когда пишу, я как бы затеваю разговор с собой. Не в том смысле, что потихоньку схожу с ума. Просто так больше шансов обмануть собственную ложь. Она ведь присутствует в каждом из нас. В той или иной степени. А так не станешь же врать самому себе. Глупо. Хотя многие умудряются прожить так всю свою жизнь.
«Ауруын жасырган оледi>, говорим мы. «Если замолчишь свою болезнь, помрешь». Примерно так.
Говорят: правильно поставленный вопрос это уже половина ответа.
Недавно я для себя понял. Все, о чем я думаю и о чем болею, сводится по существу к одному вопросу: что в нас не так? Затем следуют другие. Почему все так криво? Получится у нас или нет? Что такое вообще казахский образ жизни? Ну, Казахстанский, если хотите.
Разумные люди такие вопросы перед собой не ставят. Они благоразумно помалкивают. И правильно делают. Это мудрые умеют жить в мире с неразумными. У меня на это мозгов не хватает.
Ну и что делать? Как быть, когда тотальная ложь фактически стала образом жизни? Национальным брендом. Проявление свободы мысли и критической оценки ситуации воспринимается в штыки. И я понимаю, что с такими мыслями я всегда буду в меньшинстве. Но правда большинства меня не устраивает. И она, между прочим, никогда не была
Истиной. Бывают ситуации, когда «неверные» убеждения более искренни, чем «верные».
Может, Черчилль прояснит в чем-то ситуацию? Вот что он писал о России:
«Эти русские непредсказуемы. Они уморили своих крестьян голодом
У них небольшая плотность населения, но и при этом они ухитрились загадить свою страну настолько, что теперь вынуждены покупать зерно.
В годы коллективизации от голода и лишений погибло свыше пяти миллионов казахов.
В 1956 году страна впервые сдала миллиард пудов зерна «в закрома Родины», а сейчас мы тот самый сырьевой придаток. Земля вокруг Семипалатинского полигона превращена в помойку, и до сих пор к нам возят на захоронение отработанный ядерный шлак.
Я думал, что умру от старости. Но когда Россия, кормившая ранее всю Европу хлебом, стала закупать зерно, я понял, что умру от смеха.
Сталин захватил огромную аграрную страну и превратил ее в сырьевой придаток и ядерную помойку. Через пару поколений они еще или уже деградируют и не смогут даже самостоятельно добывать полезные ископаемые. Народ будет вымирать, а диктаторы и их слуги будут жить, покупая у нас предметы роскоши и продавая соседним странам концессии.
Для русских лидеров это самый выгодный бизнес. Так что если мы сможем предотвратить их военную агрессию, то в интересах Великобритании да и прочих западноевропейских стран сохранять СССР как можно дольше: это выгодная сырьевая база и хороший рынок сбыта морально устаревшей продукции. Кроме того, за символическую плату в Россию можно будет сбывать ядерные отходы.
Достаточно остановить советскую экспансию, и они уничтожат себя сами, без каких бы то ни было активных действий с нашей стороны.»
Прошу прощения за столь длинную цитату, но у вас нет ощущения, что Черчилль писал про нас? В качестве иллюстрации достаточно вспомнить факты.
В годы коллективизации от голода и лишений погибло свыше пяти миллионов казахов. В 1956 году страна впервые сдала миллиард пудов зерна «в закрома Родины», а сейчас мы тот самый сырьевой придаток. Земля вокруг Семипалатинского полигона превращена в помойку, и до сих пор к нам возят на захоронение отработанный ядерный шлак. Что касается «морально устаревшей продукции», то мы сильно помогли Европе и Восточной Азии, которые не знали, куда девать свои изношенные автомобили, всю свою устаревшую технику, и успешно сбагрили нам. Весь этот технический мусор до сих пор находится у нас в эксплуатации. Мы давно превратились в мировой рынок сбыта с явным китайским креном. Из своего у нас только казы, карта и баурсаки.
Насчет того что «уничтожат себя сами», можно было бы, конечно, поспорить с сэром Черчиллем, но такого градуса озлобленности, как сейчас, такого отчаяния, пофигизма и неприязни ко всему происходящему в стране я раньше не наблюдал.
Между тем Черчилль писал обо всем этом не так давно. И вряд ли кто-то сможет обвинить его в глупости. Или в экстремизме. Британский премьер рассуждает весьма трезво, жестко, местами цинично. Но он политик. И он, как это ни обидно звучит, прав.
Да, жить в Казахстане стало лучше, но кому от этого стало легче?
При совке мы были рабами. И до совка мы были рабами. Потом мы получили независимость и шанс стать царями своей судьбы. Но испытание рабством это одно, а испытание свободой это совершенно другое. И мы к ней оказались не готовы. Мы не смогли понять и принять ее должным образом. Мы поняли свободу как вседозволенность. И мы слишком доверились нашим поводырям. Они оказались проходимцами. Банальными ворюгами с примитивными повадками. Мы забыли, что комсомольский кизяк в юности был обыкновенным дерьмом. А как возмужал, то окаменел окончательно.
И что теперь?
Теперь мы делаем неправильные шаги, потому что топчемся на месте. Мы хотим сразу сдвинуть гору, хотя еще не таскали камней. Мы ищем не там, где потеряли, а там, где нам вкрутили лампочку. Мы смешны и нелепы, потому что застегиваем ремни безопасности ради гаишников. Мы все время торопимся. Это говорит о том, что мы все время отстаем. Со стороны мы похожи на ребенка, который оказался в кругу взрослых и изо всех сил хочет походить на них. Хочет им понравиться. Наверное, это выглядит забавно, но мне почему то не смешно.
Мы давно превратились в мировой рынок сбыта с явным китайским креном. Из своего у нас только казы, карта и бурсаки.
Год 2012й
Кирпич двенадцатый
Мой многоликий аул
«Когда я за границей, я скучаю по Родине, а когда возвращаюсь я в ужасе от государства».
Михаил Задорнов
Одна из пятнадцати. вторая по величине после России. Девятая в мире. Народу меньше половины Токио. Амбиций на два Вашингтона. Из всех существующих «станов», пожалуй, самый репрезентативный.
Биография моей земли драма с элементами трагикомедии.
В последние два века здесь с поразительной быстротой менялись парадные вывески. Неожиданные экспозиции получали развитие во втором акте и неумолимо неслись к развязке сквозь череду головокружительных перипетий. И никто не мог предугадать, каким будет финал. Впрочем, думаю, и сейчас никто не возьмется его предсказать. можно лишь строить осторожные предположения, однако фантазии на этот счет нередко наказуемы.
Пару веков назад мы были колонией. Позже, в середине прошлого столетия, Казахстан стал ядерным полигоном. Военной базой советской армии. А чуть раньше тюрьмой и каторгой разных народов, сосланных сюда с насиженных мест
Со временем моя родина перестала восприниматься как одна большая зона и приобрела вполне благозвучное название «Лаборатория дружбы народов». В этой лаборатории пришлые приспособились вполне комфортно соседствовать с местными, и бывшая ссылка стала для них вторым домом.
Жестокий эксперимент дал в итоге положительный результат. с точки зрения истории ничего удивительного не произошло. обычно случалось наоборот: пленники обустраивали территорию, на которую их изначально привозили в качестве рабов. Ассимилировавшись, они подминали коренных. в качестве удачного опыта часто приводят в пример вечного жида. Есть вариант и без подтекста: во всех уголках планеты имеются свои китайские кварталы.
Одна из пятнадцати. Вторая по величине после России.
Девятая в мире. Народу меньше половины Токио. Амбиций на два Вашингтона.
Из всех существующих «станов», пожалуй, самый репрезентативный. Биография моей земли драма с элементами трагикомедии.
У нас все так удачно сложилось из-за традиционно почтительного отношения к гостю. Тем более к лишенцу. Бутылка в этом деле тоже сыграла свою не последнюю роль. она оказалась главным доводом для установления контактов многих ни в чем не похожих укладов. Исторически «огненная вода» часто служила железным аргументом на стороне тех, кто ставил задачу порабощения.
Кстати, в заключении совета туркестанского генерал-губернатора есть такие строчки: «Русские переселенцы страдают особым пристрастием к вину. с этим недостатком они не могут быть успешными колонизаторами края.»
Это 1911 год.
Потом были национализация, коллективизация, голод, репрессии, война, разруха. вновь менялись афиши. моя земля превратилась в одно большое кладбище. мой народ целенаправленно уничтожали. особенно старались, как это часто бывает, свои.
Прошел еще десяток другой лет. Лысые вожди приходили на смену усатым. кукуруза вытеснила пшеницу. Потом лысого сменил бровастый, и потихоньку все утряслось, и мы в конечном счете тепло обжились.
Затем случился беловежский передел. в результате на все пятнадцать республик обрушилась свобода, за которую больше всех боролись мы. Так, во всяком случае, утверждают наши нынешние летописцы. Что еще раз подтверждает банальную истину: история дама своенравная, но податливая.
Нынче, когда нам нечем хвастать в настоящем, мы зовем на помощь историю. но там тоже, честно говоря, хватает темных пятен. Просто осветители Акорды, выражаясь языком кино, научились так выставлять свет, что в результате в первую очередь бросаются в глаза «победительные» эпизоды. к тому же исторические факты имеют неприятную особенность они «изнашиваются». Поэтому историю приходится все время реставрировать. опять же, как правило, с точки зрения осветителей.
Запахло реальной свободой. Но тут, как назло, проснулись инстинкты. Они смешались с благоприобретенными советскими рефлексами. И случился сбой. И стало ясно: как бы по новому ни называлась теперь родина, природа наша осталась прежней.
Но не буду отклоняться. Буду о том, что произошло в последние двадцать с небольшим лет и о логике исторического провидения.
Заснув в одной стране, мы волшебным образом проснулись в другой. в новой, где, казалось бы, не останется ничего из того, что мешало нам строить жизнь самостоятельно.
Мы стали связывать свое будущее с последующими сказочными превращениями, потому что у родины вновь сменилась «обложка». нам показалось: если ее поменять, то вместе с ней сменится и содержание. Поэтому первым делом мы кинулись менять названия сел, деревень, городов и улиц. И хотя нам не стало от этого комфортнее по ним ездить, оставалась еще надежда, что понятия двадцатого века перестанут работать в веке двадцать первом. И действительно. обновилась лексика, обновились установки. Запахло реальной свободой. но тут, как назло, проснулись инстинкты. они смешались с благоприобретенными советскими рефлексами. И случился сбой. И стало ясно: как бы по новому ни называлась теперь родина, природа наша осталась прежней.
Осиротевшее хозяйство коммунистов не могло долго оставаться без хозяев. После непродолжительной, но кровопролитной драчки «руины империи» с приусадебными участками, заводы и фабрики, отрасли и выпасы короче, весь хлеб с икрой и маслом отошли к новым владельцам. Этот болезненный процесс внешне напоминал национализацию. с другой стороны, его не назовешь в полной мере мародерством. что-то вроде узаконенной клептократии.
Когда страсти за наследие социализма поутихли, распрямила плечи затаенная мечта обывателя. все самозабвенно занялись ее реализацией. Попробовали анчоусов с омарами. наездились по турциям и эмиратам. Заставили дома китайской мебелью. Приоделись «как в журналах».
На мгновение выдержали паузу, чтобы перевести дух. неожиданно вспомнили Бога. Правда, не учли, что Аллах (Иисус, Будда) не делает никого лучше. он просто помогает стать не хуже. как, впрочем, и власть. она не способствует улучшению человека, равно как и не портит гражданина. но в ее силах создать условия, при которых присущее изначально человеку псиное нутро не проявит себя в своей откровенной животной наготе. к сожалению, этого не случилось. Инстинкты победили.
На мгновение выдержали паузу, чтобы перевести дух. Неожиданно вспомнили Бога. Правда, не учли, что Аллах (Иисус, Будда) не делает никого лучше. Он просто помогает стать не хуже.
Кирпич тринадцатый
Спасение рядового Атабаева
«В Алматы в пятницу, 15 июня, сотрудниками кнБ задержан режиссер и оппозиционный политик Болат Атабаев.
Меня при выходе из дома задержали сотрудники КНБ Нургалиев и Кузембаев, сразу начали крутить руки и привезли сюда в наручниках. Сейчас я нахожусь в СИЗО КНБ по улице Карасай батыра. Мой адвокат не в курсе, мне не дали права на звонок адвокату перед задержанием, сказал Болат Атабаев корреспонденту радио «Азаттык» по телефону. Мне показали постановление на арест, не знаю, не говорили, пока повезут в Актау или останусь здесь.
Задержание оппозиционера подтверждают его соседи.
Где-то после 10 часов утра, когда Атабаев вышел из подьез да и шел по тротуару, к нему подошли люди в гражданском и начали, заламывая руки, вести к машине. Начался шум, сбежались жители дома. Мужчины представились сотрудниками КНБ и попросили не шуметь, рассказал один из жильцов дома Олег Кусков»