Восемь, задумчиво взвесил Ларионов и досадно поморщился, да не называй меня так «товарищ начальник», не на построении же!
Виноват, Анатолий Дмитриевич, буду учитывать!
«Виноват», снова передразнил его начальник колонии, и многозначительно протянул, в о с е м ь а напомни-ка, как долго ты уже здесь отбываешь наказание?
Месяц? Два? Три? Леха не помнил.
Почти три месяца, Толь, ответил за него кто-то из сопровождающих офицеров колонии.
Почти три месяца, снова повторил чужие слова начальник тюрьмы и переглянулся с ответившим офицером, оба понимали неизбежное погибнет при попытке сбежать, или повесится.
Ну вот что, Татьков, есть варианты получше! Ты про исправительные колонии, состоящие при химкомбинатах и тому подобное слыхал? У меня есть к тебе деловое предложение. Такое дело тут, значится Скажем так, у тебя есть возможность перебраться отсюда в другое место. Работа тяжелая, врать не стану, но и условия отбывания, там соответствующие деревня для заключенных или общежитие закрытого типа я не знаю, но в любом случае, на тюрьму уже меньше похоже. Есть такой закрытый город в России про Фрунзенск-19 слыхал? Там на ночь в камерах не запирают, а днем работа на открытом воздухе. Есть, правда, определенный риск, ну а куда ж без него, за все хорошее в этой жизни приходится расплачиваться! В общем, если такие условия по тебе, утром жду у себя в кабинете приходи, в бумагах распишешься.
Следующие две недели прошли как в тумане в такую удачу Алексей Татьков поверить не мог. Но ожидания его не обманули, этап действительно состоялся, только о конечном пункте назначения ему заранее никто не сообщал. Окно вагона покрывали трещины и толстые стальные прутья, о станциях, мимо которых проезжал поезд, можно было только догадываться. Хрипловатый динамик вагонного радио крутил по кругу сорок две песни и монотонный стук колес вносил больше разнообразия, чем эта унылая, пресноватая музыка. Отзвучали «городские цветы» и Татьков перевел взгляд на соседа напротив широкоплечий бородач в очередной раз притопывал свою любимую «что те надо» топ, «что надо» топ но в глазах соседа эмоций не было. За окном медленно пробегали макушки сосен, а над ними проплывала луна.
В семь утра поезд остановился, но отголосков бормотания пассажиров, сопутствующих таким остановкам, в вагоне с решетками никто не услышал. Конвой дал команду, «идти в сторону выхода», и заключенные нехотя потянулись в тамбур. Кроме двенадцати небритых мужиков, укутанных в одинаковые казенные телогрейки, этим утром на станцию больше никаких пассажиров не вышло. Татьков обернулся и с удивлением отметил, что их вагон в какой-то момент оказался прицеплен к грузовому поезду.
Новый конвой действовал без промедлений, досматривать заключенных они не стали, личные вещи никто не проверил, и после короткой переклички фамилий, Татьков с попутчиками уже трясся в кузове военного грузовика.
Четверо сопровождающих солдат с автоматами, по виду «срочники», как решил про себя Алексей, с расспросами к ним не лезли, но внимательно и с интересом рассматривали вновь прибывших. В их взглядах враждебности не просматривалось, лишь нескрываемое любопытство, а за солдатами начиналась свобода.
Серый брезент, туго обтягивающий металлический остов кузова, заканчивался пустотой, открыто зияющей прямо за спинами молодых парней с автоматами, и двенадцать заключенных смотрели туда с опаской и тайным вожделением. Впрочем, солдаты на эти взгляды никак не реагировали.
Грузовик, громко просигналив, остановился за воротами какого-то завода или комплекса, поди ж их, разбери. Солдаты ловко выпрыгнули из кузова, одинаково топнув каблуками сапог по асфальтированной дороге. Заключенные переглянулись, но своих мест не покинули, перед этапом инструкции выданы четко и ясно, «без команды не двигаться, а иначе побег!».
Ну, чего расселись, отдельного приглашения ожидаете? высокий, поджарый мужик в погонах капитана заглянул в кузов с заключенными, давайте, по одному и на выход.
Капитан старался говорить грозно, но веселые глаза выдавали говорившего с головой, а за его спиной весело перешептывался конвой. Из наплечной сумки он извлек лист бумаги и положив его поверх папки, стал быстро называть фамилии вновь прибывших.
Внутри огороженного забора оказался не завод, как Татьков выяснил позже, это была территория общежития для отбывающих наказание. Их повели к ближайшему зданию, Леха обернулся забор выглядел более чем надежно: в высоту метра четыре бетонного монолита, поверх бетонки толстый моток колючей проволоки, но конвой за ними не двинулся и створ ворот, через которые только что проехал военный грузовик, закрывать не спешили, иллюзия, но иллюзия свободы!
Внутри общежития витали ароматы казенных коек, на входе за полупустым обшарпанным столом скучал усатый сержант.
Принимай, Терентьев! обратился к нему капитан, протягивая лист бумаги с фамилиями заключенных.
Общежитие состояло из четырех этажей, Татькова разместили на третьем. Длинная, но узковатая комната была рассчитана на шестерых человек, Алексея разместили вместе с бородатым любителем рэпа. Четверо первых постояльцев уже заняли лучшие места, и новички приняли койки возле двери, знакомств в тот вечер никто не завязывал.
Стоящие боком к стене шкафы частично мешали ходить вдоль комнаты, но кое-как разделяли пространство, оставляя надежду на уединение личности, входная дверь осталась не заперта. Татьков не выдержал и протиснулся к окну. Отодвинув рукой пыльную занавеску, он долго всматривался в открывающийся мир. Мир, который не имел решеток.
Окно частично закрывал забор, но все равно, если смотреть поверх колючей проволоки, где-то вдалеке виднелись огни. Эти манящие, далекие огни означали близкое расположение города, где-то там за освещенными пятнами света жили люди. А последнее означало, что и Леха Татьков теперь снова мог жить. По-человечески, ну, или почти по-человечески. Этой ночью, впервые за несколько месяцев, Леший спал без кошмаров и сновидений.
Вадим
По большому счету жаловаться Вадиму было не на что кто еще из его друзей и знакомых мог похвастаться новеньким, дорогим велосипедом, грациозно и с легкостью преодолевающим городские бордюры и бездорожье окрестных пустырей? Или современным компьютером с мощным процессором и видеокартой последнего поколения, на котором запускались все новые игры с немыслимой графикой. На что вообще могут жаловаться подростки? На отсутствие тех самых друзей и знакомых, перед которыми можно похвастаться своими подарками, но это уже другая история.
Друзей у Вадима не было вовсе, да и какие друзья, если вся жизнь в переездах? Москва, Ростов, Нижний Новгород, Воронеж и все это за каких-нибудь неполных двенадцать лет. Отец Вадима имел очень редкую и мало востребованную специальность обеспечение бесперебойной, безопасной и эффективной работы блоков атомных станций, а по тому и выбор городов, где его специальность могла быть востребованной, был мягко говоря, несколько ограничен, не говоря уже о конкуренции.
Последним городом, из числа покинутых семьей Вадима, была Москва. Но, вопреки ожиданиям и здравому смыслу, в столице Вадику не понравилось категорически. Все свое детство мальчик слышал, как его родители всеми правдами и неправдами пытались перебраться в Москву, что, судя по их разговорам, было делом весьма затруднительным, чему способствовала опять-таки профессия отца. И вот когда желание осуществилось, столичная жизнь Вадиму очень быстро наскучила.
Большинство доступных музеев, а ходить по музеям мальчик очень любил, кончились в первый месяц и дальше началась обычная рутина. Пешком до школы все-таки далековато, а в общественном транспорте вечная толчея и народ. Собственно, последнее и послужило причиной для своеобразной неприязни к городу. Будучи по своей природе скромным и необщительным, Вадик всеми силами пытался избегать большого скопления людей, в Москве подобное являлось задачей попросту невыполнимой.
Школа дом, из дома в школу, на улицу мальчик без надобности не выходил, так продолжалось два с половиной года, после чего, к великому удовольствию Вадима, его отцу предложили переехать в Фрунзенск. По началу мальчик думал, что переезд это веселая шутка родителей, так как, будучи любознательным подростком, он быстро выяснил, что города с таким странным названием в России просто не существует. Как выяснилось позже, тут он ошибся.
Сменить место своего проживания мальчик хотел всеми силами, но родителям об этом было знать совсем необязательно, тем более, если он планировал под очередной переезд получить с них какой-нибудь подарок, а он планировал да еще как!
Мам, мы опять переезжаем? тоскливым голосом начал он, а я уже с ребятами подружился, неужели мне снова придется на новом месте новых друзей искать?
Тут он не ошибался, родителей действительно тревожило чувство вины за частую смену обстановки у своего единственного ребенка, но что они могли дать взамен? обещание того, что он заведет себе новых друзей, а со старыми можно будет общаться дома по компьютеру? И тут оказалось, что компьютер Вадика для видеоконференций уже устарел. Отец был с этим категорически не согласен, но в конечном счете, сдался и он. В итоге, на новое место жительства Вадим переехал уже с новым компьютером, чтобы он не скучал один дома, и с горным велосипедом на смену «салюта», чтобы он не скучал на улице без компьютера.
В общем, так получилось, что у Вадика было все, только похвастаться своим богатством мальчику было не перед кем. В Москве у него и правда остались несколько приятелей из числа школьных знакомых, с которыми он нередко играл в компьютерные игры, но настоящими друзьями за двенадцать лет своей жизни этот ребенок так и не разжился.
Фрунзенск-19 разительно отличался от Москвы, и Вадим нередко вспоминал с тоской вид из окна в недавно покинутой московской квартире, открывающийся на Лермонтовский проспект, по которому и днем, и ночью двигался непрерывный поток автомобилей. Жалеть особенно было не о чем четырнадцатый этаж вызывал боязнь и головокружение, да и две комнаты, против одной это тоже хороший бонус, но вид из окна их новой квартиры навивал на мальчика тоску и уныние.
Типовой дворик с простыми качелями и высокие тополя, безо всякого смысла посаженные по периметру двора. И ничего не радует глаз, за две недели своего пребывания в городе Вадим не заметил ни одной надписи на заборах и ни единого следа граффити аскетический город со следами социалистического прошлого, выстроенный для стандартного населения пролетариата.
Он бы не удивился, увидев в городе отряд пионеров, весело марширующих и собирающих макулатуру. Впрочем, этого не случилось, зато с местными хулиганами Вадик познакомился легко и по-быстрому синяк под глазом и оттопыренное ухо сделали двор чужим и неинтересным. Хуже всего было то, что двое из четырех хулиганов, научивших мальчика «не обижать сорняки», учились вместе с ним в одном классе. Впрочем, через два дня начинался май и впереди было целое лето хватит на то, чтобы обжиться и свыкнуться с новым местом.
Кирилл
Из всех дней недели самым ненавистным для Кирилла был вторник. Проработав два года в крупном научно-исследовательском институте, молодой человек начинал постигать все тонкости и нюансы своей работы. Специфика работы института, а именно большая часть научно-исследовательской деятельности, целиком и полностью ложилась на плечи сотрудников института, а это, в свою очередь, не терпело простоя, как постоянно подчеркивал начальник отдела физико-химической биологии и биотехнологии, доктор химических наук Федор Владимирович Бучневич.
Под этим самоотверженным девизом кто-нибудь из младших научных сотрудников нередко выходил дежурить в субботу или воскресенье. Работа в нетрудовые дни была, что называется, не бей лежачего, но реактивы и объекты исследований требовали внимания, а главное присутствия, и несколько «везунчиков» из числа аспирантов выходили дежурить с переносом выходного дня на начало недели. В связи с такими дежурствами, понедельники в институте встречали прибывающих сотрудников пустынными коридорами и закрытыми кабинетами, а вся основная деятельность оживала во вторник.
Но грядущее утро сонного понедельника принесло Кириллу усталость и головную боль ожидаемые последствия после празднования дня рождения, с таким началом будничной недели ничего хорошего в перспективе не предвиделось. Проблемы начались уже с утра в холодильнике закончились яйца и сливочное масло, а значит ни тостов, ни омлета соорудить было не из чего. Как выяснилось позже, закончился и кофе, пенек с глазами! обругал себя Кирилл, запивая крекеры теплой минералкой.
Институт находился на другом конце города, хотя понятие слова «город» и «сам Фрунзенск» были не рядом, «Городище», как называл его Борик, и по мнению Кирилла этот термин больше всего походил на правду. Тем не менее пешком до работы было далековато, а общественный транспорт, во всяком случае та его составляющая, на которой можно было доехать до места работы, навевала тоску и уныние уже при одном внешнем виде.
НИИ имени Фрунзе располагался на краю города и из других учреждений, стоящих неподалеку, были: центральная областная больница имени Склифосовского и исправительная колония общего режима, приписанная к Фрунзенскому химическому комбинату, именуемому в народе просто «Химки». Сам же химкомбинат находился в другой части города, возле АЭС, «Химки там, а химики тут», пошутил как-то на эту тему неутомимый Борик, завидев колонну заключенных в одинаковых телогрейках.
Проще всего было бы запрыгнуть в автобус, благо, что попутчиков в эту часть города утром набиралось немного, но вспомнив о тесных сиденьях гремящего автобуса с салоном, пропитанным запахом выхлопных газов, Кирилл решил воспользоваться электросамокатом. Прогноз погоды предвещал мелкий дождик, но в утренние часы небо выглядело безоблачным и безобидным, «ничего, авось не промокну». Пропищав звуковым сигналом, самокат включился и плавно тронулся с места, дисплей показывал сорок процентов от полного заряда аккумулятора, еще и зарядить забыл! обругал себя Кирилл в очередной раз за это утро.
По улице Интернационала молодой человек проскочил быстро и выехал на более-менее оживленный Рабочий проспект. Дорожное покрытие на проспекте было терпимым, но кое-где попадались солидные ямы, проехать которые на маленьких колесах электрического самоката представлялось делом весьма затруднительным, и Кириллу приходилось время от времени выезжать на дорогу.
На углу пересечения с Маяковской улицей его обсигналил красный ЛиАЗ, едущий в том же направлении «Склифа», остальные буквы из названия больницы на табличке с указанием маршрута не уместились. Кирилл прижался к обочине, встретившись глазами с полной девушкой, обмахивающей лицо сотовым телефоном в тщетной попытке избавиться от духоты немытого салона, и порадовался своему решению ехать на самокате. Автобус гремел и трясся, из выхлопной трубы шел омерзительный черный смрад, сверну на Карла Маркса и срежу дворами, решил Кирилл, вдоль дороги ему ехать больше не хотелось.