Отец уселся и постучал обкусанным ногтем по своей чашке.
Сбор прошлого года.
Ты про чай или печенье? пошутил Станислав.
Очень смешно. Версии?
Станислав пожал плечами.
Анализы на наркотики и алкоголь отрицательные. М-м
Он открыл рот, но так и не нашёлся с продолжением и залил в себя «прошлогодний сбор». Трава травой. Галактионова взяла одно «юбилейное», скептически осмотрела и попробовала укусить. Отец последовал её примеру.
Несколько минут все молча хрустели печеньем, прихлёбывали, стучали чашками о т-образный стол.
Не то чтобы версия начала Галактионова с набитым ртом, теория
Станислав вновь посмотрел на неё уничтожающим взглядом. Галактионова села ровно, дожевала «юбилейное» и, как отличница, положила обе руки на стол.
Они шли два километра по шоссе. По разделительной полосе. С огромными баулами вещей. Это слишком целеустремленное действие. Если спросить психолога
Ты не психолог, перебил Станислав, а физик-недоучка.
Галактионова прищурилась в его сторону, но продолжила гнуть своё:
Если спросить Гюстава Лебона: порой безумие передается, как эпидемия гриппа. Если в толпе один в панике побежит, вскоре побегут и остальные. Две сестры-близнецы близнецы это же вообще что-то с чем-то. Ударит одной кирпич в голову, и другая это почувствует. Квантовая запутанность на макроуровне.
Кирпич повторил отец и отклонился на спинку своего потёртого кресла. Кресло жалобно заскрипело, отец насуропился. Видно было, что при всем хорошем отношении к Галактионовой он уже порядком устал и от сегодняшнего дня (к 10:40 утра), и от её криминологического постмодернизма. Психолог ту недополоманную осмотрел?
Да, подтвердил шок, ответил Станислав.
Галактионова снова завела своё:
Ну порой бывает сложно отличить ненормальность от шока. Скажем, человек абсолютно нормален во всём, кроме чёрного хлеба. А чёрный хлеб он не может разрезать. Или вот умирающая лошадь
И отец, и Станислав скептически воззрились на Галактионову.
Что? она повела плечами. Тест Войта-Кампфа.
Отец вопросительно наклонил голову и отхлебнул травяного сбора. Станислав поднял руку, собираясь пригрозить Галактионовой пальцем, но её уже было не остановить:
Испытуемому говорят, что он наткнулся на лошадь с переломанным позвоночником. Лошади не жить, она умрет это факт. Но умирать будет долго, в мучениях. Как поступит испытуемый? Большинство помогут или сами, или отвезут к врачу. Ветеринар, наверное, добьёт. Остальное патология.
Так, я понял, отец хлопнул ладонью по столу, никаких лошадиных тестов. Аня, тебя это касается в особенности. В печёнках уже сидят беседы с этим вашим «ВРИО».
Она непонимающе развела руками.
Ты не руками маши, а вспомни, где ты служишь и кем. Несмотря на все твои твоего отец замялся, и в кабинете сделалось неуютно и тесно, будто из угла подялась поднялась незримая тень и заняла все свободное пространство. Впрочем, эта тень всегда следовала за Галактионовой.
С рукой-то что? Отец показал на забинтованную руку Галактионовой.
Дизель.
Дизель, повторил он устало и посмотрел на Станислава.
Давайте, дизелята, без художественной самодеятельности.
Я не Например? удивилась Галактионова.
Отец повернул моноблок от себя и прокрутил выпуск «Чрезвычайных происшествий» до 6-й минуты. Через ночное шоссе, засекая время, бегала Галактионова туда-сюда, как будто сдавала норматив по физподготовке. Была она в красном пальто и с причёской-хвостиком, как у проклятых близняшек.
Станиславу захотелось закрыть лицо руками.
Я только начала Галактионова объяснять, но Станислав взглядом заставил её замолчать и соврал:
Это по моему поручению.
Отец хрюкнул.
И какая цель у этого поручения, мой дорогой сын?
Проверить версию, мой дорогой папа, съязвил Станислав в ответ.
Какую? У вас ни одной.
Станислав открыл рот, поднял руку.
Она ну, не подтвердилась?..
Чтобы воспроизвести эксперимент, надо воспроизвести его условия, заметила Галактионова. Чтобы понять, почему человек поступил именно так, нужно одеться, как он; ходить, как он она то есть.
Помолчи, а? тихо сказал Станислав.
Итого, отец шлёпнул ладонью по столу, как судья молотом, в присутствии двух сотрудников ДПС, одного МВД и одного СК едва не погибли под колёсами машин две девушки, а грузовик с химически опасными веществами чудом не вылетел на встречку. Версий происшествия нет, а красна девица из МВД устраивает на месте преступления театр Станиславского. Всё верно? Журналисты нигде не ошиблись?
Станислав помычал, и отец добавил, глядя на Галактионову:
Не испорти себе жизнь, как сама знаешь кто.
Тень за спиной Галактионовой, казалось, стала выше и тяжелее.
Да не испортит буркнул Станислав, но и сам почувствовал, что прозвучало это неуверенно, будто щебет птенца.
#3. ИННОКЕНТИЙ
В темноте под епитрахилью были только духота и звуки. Пахло лежалой тканью, шёпотом молились заключённые, шуршала одежда. Голос старца, певучий и тонкий, надреснутый, разносился над Иннокентием:
Господь и Бог наш Иисус Христос благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти, чадо Иннокентий, вся согрешения твоя.
Иннокентий передвинул затёкшими коленями и прошептал: «Прости, Господи». Перекрестился. На него повеяло чем-то тёплым и радостным: бархатной осенью, бликами солнца на воде, чистым воздухом.
И аз, недостойный иерей, продолжал старец, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь.
Епитрахиль скользнула с макушки Иннокентия. На секунду или две его ослепило солнце, а потом он увидел над собой руку она тянулась сверху, из золотого сияния.
Иннокентий прижался лбом и губами к этой руке, чувствуя её бугры и морщины. Затем она собралась в щепоть, перекрестила его и помогла подняться с колен.
Иннокентий размял затёкшие ноги, проморгался.
Солнце ушло куда-то в сторону, и он вновь оказался в привычном храме колонии. Горела свеча на престоле, молились мужики, успевшие подать заявления «на храм» все в чёрной арестантской форме, как и Иннокентий, все в окружении прапоров с автоматами и овчаркой.
Раньше подобные службы случались редко. На Пасху или Рождество иногда наезжал «крестный ход» с позолоченным попом, который раздавал благословения и кропил через зарешёченные форточки, но в остальное время все просьбы заключённых о богослужении встречали отказ.
Раньше, да. Теперь был храм, который Иннокентий сам помогал строить, который сам чистил, мыл, украшал перед службами. Иннокентий знал, что в пять вечера солнце озаряло Архангела Михаила, и его лик будто светился сам по себе. В семь утра, вместе с рассветом, сюда просачивались «красные» и обыскивали алтарь, престол, требник каждый угол, будто там было, что прятать. Даже сейчас в дверях нетерпеливо подглядывал на часы помощник дневального, типичный «козел», толстый и рыхлый, которому требовалось следить за богослужением. За «козлом» солнце заливало светом траву, зелёный забор с колючей проволокой и зелёную вышку с автоматчиком. Чуть дальше блестела голубая лента реки, а за ней уступами к свободе и лесу поднималась бетонка.
Воздух и небо. Их всегда не хватало, как не хватало и пресловутой свободы, даже не в смысле той, забытой уже, нормальной жизни, а в смысле свободы прогулки, свободы времени, свободы от безграмотных, душных сержантов и прапоров, вечно небритых, прокуренных, лузгающих семечки. Свободы от кепки с белой полосой и робы с такими же паскудно-белыми полосками, от ботинок с картонными стельками, от подлых, лживых и завистливых дневальных, продавшихся администрации за пачку сигарет. Свободы
Сирота! крикнул помощник дневального, заметив взгляд Иннокентия. На выход собираемся? Или ещё годик на нарах полежим?
Иннокентий с силой провёл ладонью по своей лысине и посмотрел на старца. Без солнечного нимба монах превратился в старичка из советских сказок, забавного и какого-то родного. Глаза у него были ясные и живые, пронзительно-голубые. Глаза человека очень молодого душой.
Не нравится мне это, прошептал Иннокентий. Старец почесал крючковатый нос и поинтересовался:
Мне припомнить фразеологизм из тех, что всуе не упоминаются?
Да уже наслушался твоих фразеологизмов. Ну скажи: кто меня там ждёт? Одиссея уже через десять лет никто не ждал. А он царем был.
Они не ждут, а ты им радуйся. Каждому взгляду их и слову. Радуйся и помни, что их обидой тебя Господь испытывает.
Галактионов, хватит сопли разводить! крикнул помощник дневального.
Иннокентию захотелось стукнуть его пару раз об алтарь, и он перекрестился со словами: «Господи, дай мне смирения». Несмотря на эти потуги, в душе не прибавилось ни смирения, ни уверенности, что условно-досрочное принесёт хоть каплю радости.
А если никогда они не простят? обратился он снова к старцу. А я как дурак?..
Галактионов, на выход! заорал уже где-то над ухом помощник дневального.
Иннокентий прикрыл глаза и в блаженной темноте под веками услышал напевный голос старца:
Значит, это испытание твоё. Жить с ними рядом, любить их, но самому не быть ими любимым.
Иннокентий поднял взгляд на старца. Тот печально улыбнулся, словно знал, какие именно испытания уготовлены Иннокентию, и кивнул головой, мол, все, пора.
Уже не прощаясь, не обращая внимания на начотряда, Иннокентий пошёл прочь из храма, из колонии, через КПП. На свободу. В первый раз за пятнадцать лет.
#4. СТАНИСЛАВ
Коридор больницы пах лекарствами и хлоркой. До середины стен его выкрасили небесно-голубым, от середины оставили белым. Под ногами скрипела растрескавшаяся голубая плитка, но в окнах блестели новые стеклопакеты и бугрилась строительная пена.
Станислав на ощупь искал рукав халата, высматривал номер палаты и вполуха слушал Галактионову:
живет с матерью в Херсонесе, а Саша с отцом, в Виноградном. Мать сказала, что Женя ни слова не говорила о поездке к сестре. Отец подтвердил. Сестры, по словам родителей, вообще не особо общались.
То есть Женя приехала к сестре, подхватила её 202-ая. Станислав показал на голубую дверь впереди.
И они с вещами куда-то побежали по шоссе.
Станислав посмотрел на Галактионову. Она пожала плечами, стянула волосы в хвост и направилась внутрь.
Палата была на двоих, такая же бело-голубая, как и коридор, с рассохшимися тумбочками и сетчатыми койками, от взгляда на которые у Станислава заныла поясница.
Женщина справа ругалась с медсестрой, лёжа, сонно, повторяя снова и снова: «Капельница капельница капельница» Капельница и в самом деле стояла рядом с пациенткой, но, видно, как-то не так.
Вторая жительница палаты светловолосая девушка в белой футболке, шортах и с ссадинами на лице замерла у окна и настороженно разглядывала улицу.
Александра?
Ночью Станислав толком не рассмотрел её, но теперь она показалась ему миловидной. Волосы распущены волной, нос клювиком, ушки мартышкой. А ещё было в ее движениях что-то осторожное, даже опасливое, будто у зверька, за которым следил хищник.
Когда дверь скрипнула, девушка резко обернулась, к удивлению Станислава, напряжённая, если не злая. Мгновение и она уже улыбалась. Перемена случилась так быстро, что Станислав насторожился.
Мм, какой красавчик, выдала она. Станислав переглянулся с Галактионовой, но та лишь округлила карие глаза и ничего не сказала.
От окна отойдите, отчеканил Станислав. Александра Ивановна!
Девушка встала на подоконник, едва не свалив бутылку воды, расправила руки в стороны.
«Акробат хренов», подумал Станислав, а она перепрыгнула на кровать, поклонилась, упала навзничь. Медсестра и женщина с капельницей замолчали.
А ты в этой паре, Александра улыбнулась Галактионовой, наверное, чудовище?
По палате густой ватой ползла тишина. Галактионова нахмурилась, Александра развела руками.
Да шутка! Ну смешно же «Красавец и чудовище».
Тишина наливалась свинцом.
Не красавица, а красавец, попыталась объяснить шутку Александра. И и чудовище.
Да уж покрасивее некоторых, вставил Станислав неожиданно для самого себя. Он имел в виду Галактионову, но та, видимо, не поняла или не поверила и посмотрела на него с подозрением.
Александра Ивановна, вы понимаете, кто мы? снова взялся за дело Станислав.
Можно просто «Алекс».
Александра Ивановна, какой сегодня день?
Она задумалась, села по-турецки и стала заплетать волосы в косички. Медсестра ушла, женщина с капельницей прикрылась рукой от света.
Понедельник? Нет, вторник. Александра повернулась к Галактионовой. У тебя нет зеркальца? Мой телефон забрали ваши питекантропы.
Галактионова полезла карман пальто, пошебуршала там и достала чёрное зеркальце-расческу.
Год? спросил Станислав.
Александра взяла зеркальце, открыла. Посмотрелась. Надула губы бантиком.
Ну прекратите, сударь. Я в своем уме.
Год!
Сумма цифр года 21, Александра поправила выпавший локон. Корень квадратный 44 с чем-то. Как ты думаешь, я симпатичная?
Александра Ивановна
Алекс.
Станислав почувствовал, что теряет терпение и постарался говорить максимально четко и твёрдо:
Александра Ивановна. Два ведомства разбираются с вашей вчерашней свистопляской. Вы это будете как-то объяснять?
Александра опустила зеркальце.
Ты не ответил на вопрос.
В солнечном сплетении что-то вспыхнуло. Станислав шагнул вперёд, и в этот момент ему на плечо легла забинтованная рука Галактионовой. От бинтов неприятно пахло какой-то мазью, но этот простой жест успокаивал, заземлял.
Алекс, ты симпатичная девушка, сказала Галактионова.
Александра улыбнулась.
Ты тоже. Насчёт чудовища я пошутила.
Нам надо понять, что вчера случилось. Это какое-то недоразумение или?..
Александра чуть повернула зеркальце, и у Станислава мелькнуло в голове, что она не собой любуется наблюдает за улицей.
За кем? Кого она ищет?
Не помню. А ты не знаешь, где мои серьги? И одежда?
Станислав открыл рот, но Галактионова крепче сжала руку на его предплечье и спросила:
Ты знаешь, что с твоей сестрой?
Александра защёлкнула зеркальце и протянула обратно.
Догадываюсь ли я, что с ней все плохо? Догадываюсь. Говорили ли мне что-то о ней? Нет.
Ее оперируют. Са Алекс, мы должны понять, почему всё это произошло.
Александра застонала, бухнулась на постель и натянула одеяло на голову.
Да что ты с ней?.. Станислав рванул одеяло и швырнул на пол.
Александра, кажется, впервые за разговор растерялась и заметно покраснела.
Больной?
Здоровый! Дальше выкобениваться будем?
Женщина с капельницей поднялась, всполошилась, запричитала.
Слав, децибелы, попыталась успокоить Гагактионова. Алекс, что вчера случилась?
Александра приблизила свое лицо к лицу Станислава и прошептала с вызовом:
Не. Пом. Ню.
Он отшатнулся, будто на пружине; в сердцах махнул рукой.
Александра, сердитая, красная, демонстративно поправила причёску, глянула в окно.
Так, пока закончим, примирительным тоном сказала Галактионова. Мы вернёмся позже. Идёт?
Она взяла Станислава за плечо и потянула к двери.
А а можно мне как-то на улицу? донеслось сзади.
Когда Станислав оглянулся на Александру, она сидела с невиннейшим видом. Ангелочек, блин. Солнышко.
В этот раз Станислав сдержался достал из портфеля два листа и шлёпнул на колени девушке.
Ставь автограф и вали.
Не думаю, что это начала Галактионова, но Станислав так посмотрел, что рот у неё закрылся.