Это крупный мужчина с толстой шеей, широкоплечий и очень-очень высокий. Тело выпирает из-под его поношенной белой рубашки и потрепанного комбинезона, столовые приборы в сравнении с большими руками кажутся крохотными, но его манеры за столом разительно контрастируют с грубоватой внешностью.
Для такого крупного мужчины у него на удивление мягкий голос и выговор четкий и чистый, как будто нездешний.
Я в порядке, отвечаю я, сразу отцепившись от стола. Но спасибо.
Он снова краснеет и боком отодвигается от меня. Он появляется в ресторане по выходным, но я никогда не видела его в компании других бывших солдат, работающих на строительстве шоссе. Они неизменно приветствуют его кивком или приподнимают шляпу, но проходят мимо, точно он воздвиг вокруг себя барьер. Он один из них, но в то же время не с ними.
В городе от фронтовиков, приезжающих на выходные, стараются держаться подальше, сетуя на их повальное пьянство и дебоширство. В дружных общинах островков Мэткемб и Уиндли-Ки, где населения меньше, а дни и ночи спокойнее, их вообще не жалуют. Жизнь сейчас тяжелая, а когда все идет из рук вон плохо, у людей из-за страха и неопределенности возникает скверная привычка смыкать ряды и подозрительно относиться к чужакам, даже себе во вред. Учитывая, что городу нужны железная дорога и шоссе, чтобы привлечь туристов, местные могли бы быть капельку приветливее с людьми, которые для них работают Впрочем, я уже перестала ломать себе голову над тем, почему некоторые поступают так или иначе.
Люди загадочные существа, и стоит подумать, что ты их разгадала, как они подбрасывают тебе сюрприз.
Сколько еще? спрашивает Джон, выпрямляясь на стуле и упираясь взглядом в мой живот, выпирающий из-под линялого фартука. У него темно-карие глаза, чуть темнее каштановых волос, обрамленные длинными ресницами, которым позавидовали бы многие женщины.
Вопрос задан настолько прямолинейно, что я краснею.
Нравится тебе это или нет, но беременность выставляет всем напоказ самые интимные стороны жизни.
Несколько недель, отвечаю я.
Малыш снова пинается.
Джон слегка прищуривается, словно что-то мысленно прикидывает.
Вам не следует так много быть на ногах.
Переживать из-за того, что «не следует», мне недосуг. Руби ко мне хорошо относится, но это ее бизнес, и бывали времена, когда Том слишком сильно прикладывался к бутылке и не мог выйти в море или пропивал всю получку, и тогда эта работа спасала нас от голода.
Вы готовы сделать заказ? спрашиваю я, пропуская его замечание мимо ушей.
Яичницу с беконом, отвечает он после паузы. И черный кофе, пожалуйста.
Он всегда заказывает одно и то же.
Будет готово через несколько минут, говорю я.
Я наклоняюсь, чтобы смахнуть со стола крошку, оставленную предыдущим посетителем, рукав задирается, обнаруживая на коже темно-багровые кровоподтеки.
А точнее пять синюшных отметин от пальцев.
Щеки обдает жаром, я опускаю рукав.
Что случилось? тихим голосом спрашивает он.
Ничего, вру я.
Он точно не из местных, потому что в Ки-Уэст, похоже, всем известно, что Том Бернер грубо обращается с женой, когда напивается, и когда бывает трезв как стеклышко, тоже.
Вам еще что-нибудь нужно? Я стараюсь, чтобы голос звучал ровно, и «надеваю» на лицо вежливую улыбку.
Мне не нужны его советы или сочувствие толку-то в благонамеренных словах, от которых больше вреда, чем пользы. Муж в семье голова, по крайней мере, так меня учили. Я жена Тома, его собственность, и он вправе делать со мной что хочет.
И ребенок будет его нравится мне это или нет.
В ответ на мой вопрос Джон качает головой, дескать, ему больше ничего не нужно, и снова превращается в уже привычного молчаливого чужака.
Опять брякает дверной колокольчик, и с появлением новых посетителей в помещении становится гораздо тише обычного.
Женщина, по здешним меркам, выглядит очень элегантно: ее платье наверняка из Парижа или другого шикарного города. Она прекрасна недостижимой красотой, как будто сошла со страниц «Синематографа» или иного голливудского журнала у нее иссиня-черные волосы, ярко-красные губы и безупречная кожа. Темноволосый мужчина рядом с ней заходит так, будто он хозяин этого места, она же словно скользит по воде, плывет по течению жизни.
Прибыли на поезде, как пить дать. Никогда в жизни не видела такого платья, как у нее.
Они садятся за свободный столик на моей половине, и я направляюсь в их сторону, но перед этим меня опять накрывает дневная греза, и я представляю себе Тома на лодке в море ветер свищет, волны становятся выше, надвигается шторм, сверкает молния, грохочет гром, и небеса содрогаются в праведном гневе.
Я на мгновение закрываю глаза и произношу молитву, которая звучит у меня в голове бо́льшую часть моего девятилетнего брака.
Я молю море прибрать моего супруга, чтобы он больше не вернулся ко мне.
Глава 2
Мирта
С молоком?
Я поднимаю глаза на светловолосую официантку, пытаясь сформулировать ответ на ее вопрос.
Что ты за жена, если не знаешь, какой кофе пьет муж?
Стоило нам с Энтони войти в кафе «У Руби», как на нас устремились все взгляды. Для такого простого места мое платье выглядит слишком шикарным, драгоценности чересчур кричащими, а кожа темнее, чем у прочих посетителей.
Никогда в жизни не чувствовала себя настолько не в своей тарелке.
Не уверена, с запинкой отвечаю я на чужом мне языке.
Живот крутит от завтрака, съеденного много часов назад на пароме из Гаваны в Ки-Уэст, во рту металлический вкус. Всю дорогу я боялась проиграть битву с морской болезнью и облевать яйцами и фруктами роскошные черные кожаные туфли Энтони. Я почти не спала и изводила себя переживаниями о том, когда новоиспеченный муж решит предъявить свои супружеские права. Но, как оказалось, причин для опасений у меня не было как именно Энтони провел ночь, мне неизвестно, но в любом случае не в моей постели.
Услышав мой ответ, официантка приподнимает бровь, молочник зависает в воздухе. При виде кольца на моем безымянном пальце ее глаза округляются несколько недель назад, когда Энтони подарил мне этот бриллиант, моя реакция была примерно такой же.
С молоком, пожалуйста, наугад решаю я, потому что Энтони отошел сделать звонок.
Официантка наклоняется, чтобы налить молоко в чашку, прядь ее почти белых волос выбивается из пучка на макушке. Она беременна, живот напористо выпирает из ее маленького тела, а значит, ребенок уже на подходе, и кофейник кажется слишком тяжелым для ее тонких запястий. Кожа на руках красноватая, обветренная и местами облезает.
На вид она примерно моего возраста пожалуй, ей немногим за двадцать или чуть больше. Для такой молодой женщины у нее слишком печальные глаза и сгорбленные плечи.
И тем не менее она довольно миловидная.
Она напоминает мне акварель, которая когда-то висела в доме моих родителей в Гаване приглушенные выцветшие краски придавали ей особое очарование, создавали призрачное ощущение красоты. Но в ее движениях чувствуется нервозность, конечности болезненно подрагивают, и это никак не согласуется с безмятежным выражением лица.
Я запоздало соображаю повернуть кольцо внутрь с глаз долой, испытывая укол совести из-за показушности камня и одежды, которую купил он. Повернись судьба иначе, возможно, на месте этой женщины была бы я в поношенной, треснувшей по швам одежде, с усталым, отчаявшимся взглядом?
Мы только поженились, поясняю я свою оплошность с молоком, хотя это мало что объясняет. Даже у новобрачных бывает предыстория, общие склонности и взаимопонимание.
Официантка открывает рот, точно намереваясь что-то сказать, и тотчас закрывает его, переключая внимание на Энтони, который широким шагом переступает порог, статное воплощение уверенности в себе и физической силы.
Он красивый мужчина, мой новоиспеченный муж, притягательный, как бриллиант у меня на пальце, женщины таких обожают, а мужчины собираются вокруг них в прокуренных клубах, где между бокалами рома совершаются сомнительные сделки и даются рискованные советы по акциям, сколь ни редко это случается в наши дни. Появление Энтони в ресторане сопровождается многочисленными любопытными взглядами его элегантный костюм здесь так же неуместен, как и мое платье.
Он красивый мужчина и что самое важное, по крайней мере для моих родителей, богатый и со связями, хотя слухи об источниках накопленного им состояния сильно разнятся от неприличных до откровенно криминальных. За деньги он купил себе жену, чья семья оказалась в тяжелом положении. Я так и не узнала суть их договора с отцом золото, недвижимость или иная стоимостная оценка единственной дочери, но мое мнение вряд ли имело значение.
Ты заказала ланч? спрашивает Энтони.
Язык это еще один разделяющий нас барьер. Мне удобнее всего общаться по-испански, он предпочитает итальянский, и поэтому нам приходится изъясняться на английском единственном языке, который мы оба знаем.
Как же мы будем жить при таком количестве разногласий?
Еще нет. Я побоялась ошибиться с выбором. Вот твой кофе.
Я указываю на чашку, ожидая его реакции. Я так мало знаю о нем о его предпочтениях, характере, темпераменте.
Официантка удаляется, стараясь не уронить поднос.
Я звонил приятелю, говорит Энтони. Мы проедем по шоссе и сядем на паром, который доставит нас прямиком в Айламораду. Там уже все готово к нашему приезду.
Я снова верчу кольцо на пальце оно непривычно тяжелое, острые закрепки, удерживающие бриллиант, периодически вонзаются в кожу. Какому мужчине придет в голову в наше время покупать жене подобные украшения?
Энтони морщит темные брови, впиваясь взглядом в мою руку.
Великовато?
Прости, ты о чем?
О кольце.
Я прекращаю его крутить.
Оно тебе великовато, поясняет он. Когда будем в Нью-Йорке, можем зайти к моему ювелиру и подогнать по размеру.
Нью-Йорк конечный пункт нашего путешествия по железной дороге восточного побережья Флориды, но до этого мы на неделю остановимся в доме мужнина приятеля в деревушке Айламорада. Я никогда не бывала в Нью-Йорке, никого там не знаю, но ему суждено стать моим домом, местом, где я рожу детей и проведу остаток своих дней. Сколько бы раз я ни говорила себе, что это моя судьба, я не могу свыкнуться с мыслью о том, как внезапно и бесповоротно изменилась моя жизнь. Я не могу представить себе, что с нами будет дальше и как я научусь быть женой этого мужчины.
Будут ли мои родные навещать нас? Родители? Брат? Поедем ли мы с мужем когда-нибудь на Кубу? Впервые он приехал на остров по делам после революции 1933 года, но ни словом не обмолвился о своих долгосрочных планах и намерении туда вернуться.
Окажусь ли я снова дома?
Кольцо замечательное. Прекрасное. Кажется, я толком не поблагодарила тебя за него, добавляю я, вспоминая слова мамы о том, что если мы найдем точки соприкосновения и я ему понравлюсь, то все будет легче.
Сильные мужчины люди дела, Мирта. Им не надо докучать домашними проблемами, пустяками и перепадами настроения. Твоя задача сделать мужа счастливым, облегчить его бремя, чтобы он смог тобой гордитья.
Так она говорила, застегивая на мне белое кружевное платье оно держалось на булавках, которые слегка покалывали, а потом сунула мне в руки букетик цвета слоновой кости. Это были поспешные напутствия перед поспешной свадьбой. О первой брачной ночи не было сказано ни слова.
Когда я его увидел, то сразу понял, что оно для тебя, говорит Энтони, и я давлю в себе желание скривить лицо.
Сама я едва ли выбрала бы подобное украшение. Оно слишком большое, слишком безвкусное во всех смыслах «слишком». В наши дни, при нынешней политической обстановке на Кубе, мы научились выживать, не привлекая к себе внимания. Вряд ли я могу винить его в подобной оплошности, но все же она отправляется в кучу мелких досад, которыми постепенно обрастает мой брак.
Мне нравится этот ресторанчик, вдруг говорю я, лишь бы увести разговор от темы кольца.
В самом деле? Он обводит взглядом переполненный зал. А я переживал, что он тебе покажется слишком простеньким. Ты же привыкла в Гаване к шикарным заведениям. Но я подумал, так будет легче, раз он находится близко к парому. Ты же почти не ела в дороге.
Да, обычно я не бываю в подобных местах, соглашаюсь я, хотя новизна это именно то, что привлекает меня в этом месте.
Когда отец поддерживал президента Мачадо, наше положение было надежным, мы принадлежали к сливкам гаванского общества.
Два года назад все изменилось.
Куба устала от диктатуры Мачадо, экономические трудности, подогреваемые кризисом в Соединенных Штатах, и политическое движение, во главе которого стояли студенты университета, способствовали обострению напряженности и беспорядкам внутри страны. Проблемы нарастали, американцы осуществили дипломатическое вмешательство, и в конце концов Мачадо был смещен и в ходе восстания сержантов вынужденно бежал из страны. После военного переворота на его сторонников началась охота, вся Куба была усеяна их телами они висели на фонарях, валялись на обочинах дорог, их сжигали на городских площадях.
Милостью Божьей или по прихоти судьбы отец не пострадал, но совершил ошибку, поддержав не того кандидата в президенты, и теперь на Кубе дергает за ниточки произведенный в полковники Фульхенсио Батиста, перед которым мы должны заискивать.
Моему старшему брату Эмилио вменили в обязанность курировать наш сахарный бизнес, наладить контакты с новым режимом и подлизаться к Батисте. Из-за тесных взаимоотношений с Мачадо отец оказался в немилости, но уцелел в отличие от многих своих друзей, которые расстались с жизнью, так что теперь во главе семьи стоит Эмилио.
Когда-то мы вращались в обществе, говорю я, тщательно подбирая слова. Но в последнее время мы в основном сидим дома. Мы дружили с семьями, которые, подобно моему отцу, лишились должностей после революции 1933 года, когда к власти пришел Батиста.
Последние два года мы с Энтони жили на одном острове, находясь при этом практически в разных странах. Он прибыл на Кубу по делам игрового и отельного бизнеса благодаря новым связям, которые установил Батиста с американцами, однако все равно оставался чужаком, не ведающим об ужасе, в котором существовали мы.
Мне было интересно знать, как ты проводишь время, говорит он. Я встречал тебя в Гаване, но ты всегда куда-то шла или откуда-то возвращалась. Я никогда не видел цель твой прогулки.
Уверяю тебя, мои прогулки были гораздо менее занимательные, чем твои, краснею я.
Возможно, он улыбается. Мне и в голову не приходило, что дамы могут посещать ночные клубы и казино.
Никогда не угадаешь, куда возникнет желание пойти, когда так много дверей перед тобой закрыты.
В его взгляде мелькает что-то похожее на понимание.
Хотя в этом мире мужчинам живется гораздо легче, чем женщинам, в одном у нас просматривается связь, пусть и непрочная, между деньгами заработанными и полученными по праву рождения существует разница, и мой супруг, чье состояние, по всей вероятности, сколочено неправедным путем, несомненно, кое-что знает о закрытых дверях.
Тем не менее его пути с моим отцом каким-то образом пересеклись, и это послужило причиной засесть за карты и дало Энтони основания попросить моей руки. У меня так много вопросов, которые не дают мне покоя, но голос матери снова звучит в ушах, поэтому я умеряю жгучее любопытство и завожу светскую беседу.