Алевтина слегка притормозила с унижениями, только когда однажды в детском саду на вопрос какой-то женщины: «Как тебя зовут, мальчик?» Марк уверенно ответил, что зовут его Зародыш и Гнида.
Ой, он у меня такой шутник! махая руками, смеялась мама на округлившиеся глаза любопытной тёти. Признаться, я его ещё не учила, но завтра он обязательно сможет о себе всё рассказать, он у меня способный. Вернее, система воспитания Алевтины была безотказной, правда, благодаря ей мальчик приобрёл стойкую боязнь женщин и боли. Эти две фобии ему пришлось пронести через всю свою жизнь.
Дни рождения Марка были достойным отдельного упоминания фарсом. Галина Фёдоровна старательно их устраивала под презрительным взглядом дочери, бабушка считала своим долгом показать малышу, что они все его любят и рады тому, что он появился на свет именно в этот радостный день. Как по волшебству преображалась Алевтина в милую женщину, гостеприимную хозяйку и любящую мать, стоило только первому гостю из немногочисленных родственников и знакомых переступить порог, только Марк знал, что будет после того, как все разойдутся, а мама изрядно выпьет вон из той бутылки. Главным было вовремя спрятаться в таком месте, где она его не сможет достать, и сидеть очень тихо.
Когда же приходилось бывать в гостях, мама всегда его красиво наряжала и предавалась общему веселью, в то время как Марк не мог проглотить ни одного куска пусть даже самого вкуснейшего угощения, сидел с полной тарелкой и глупо отвечал на вопросы, что не голоден. А среди детей чувствовал себя белой вороной, они были слишком шумными для него, молчуна и тихони.
Марк всё больше книжки любит. Читает взахлёб, только подкидывай одну за другой, в библиотеку научился ходить. Он у меня самостоятельный, хвасталась мама.
Учёный будет, тянули её друзья и родственники, видно, что серьёзный парень.
Далеко пойдёт, многозначительно качали они головами.
Да уж, книги Марка только и спасали.
При всех этих обстоятельствах он часто слышал слово «любовь», и оно отождествлялось у него с чем-то мерзким и лживым. Но гнева, ненависти, обиды или зависти в ту пору ещё не было в его глазах, только страх, иногда. В душе Марка жил добрый и милый ребёнок, живо познающий и пытающийся понять этот странный мир. Но вскоре он стал подростком, и взгляд его изменился.
Обладая широким кругозором и способностью слышать и видеть то, на что другие дети не обращали внимания, Марк однажды сделал для себя открытие, что его отношения с матерью противоестественны. Он был поражён в самое сердце, впервые почувствовав боль в груди оттого, что есть иная любовь, добрая, красивая, и другие женщины именно такую питают к своим детям.
Ему было двенадцать, когда одним летом в пионерском лагере, куда мама обычно отправляла его на весь сезон, он сдружился с одногодкой Петей. Марку трудно было общаться с другими школьниками из-за разности восприятия и увлечений, но этот мальчик был очень на него похож. Петя любил читать и играть в шахматы, они были для него настоящей страстью, и он занимался ими профессионально, участвуя в турнирах. С них-то дружба и началась. Марка заинтересовала эта спокойная интеллектуальная игра, и он стал посещать шахматный кружок в лагере.
Оказалось, что с Петей можно было разговаривать, и обычно молчаливый мальчик этому был настолько рад, что умолкали они, только когда спали или сидели за партией в шахматы. Каникулы закончились, а дружба нет. Мальчики учились в разных школах, но продолжили встречаться по вечерам и выходным. Мама Марка никогда не интересовалась его жизнью, и если его не было дома, её это вовсе не беспокоило, потому он часто зависал допоздна дома у Пети, а там глядел во все глаза и слушал во все уши и удивлялся тому, как живёт обычная советская семья.
Мама и папа приятеля приходили с работы всегда в одно и то же время, радостно обнимали сына и спрашивали, как прошёл его день и чем это они, мальчишки, сейчас заняты. Потом был вкусный ужин, к столу приглашали и Марка, но он поначалу отказывался из-за своей проблемы не мог есть в гостях, но мама Пети и слышать ничего не хотела, при этом она не ругалась, а умело находила нужные слова, и мальчик всегда соглашался.
Оставалось подозрение, что и эта женщина умеет превращаться в злую ведьму, как только Марк покидает квартиру, но он задавал осторожные вопросы Пете и понял, что никакого превращения нет, его мама всегда такая добрая, участливая, любящая. И вот тогда мальчик впервые испытал новое чувство зависть. О, это оказалось настоящей мукой. Куда-то вмиг исчезло ощущение искренней дружбы, Марк чувствовал, что уже не может быть с приятелем на равных, часто раздражался на него и старался реже бывать в его квартире. А однажды, когда они встретились у кинотеатра, чтобы посмотреть новый фильм, Петя пришёл в красивом новом свитере.
Смотри, это мама мне связала. Правда классный?! восторженно сообщил мальчик.
Марк не разделил его радости, это был уже перебор. Со словами: «Да иди ты к чёрту!» он сильно толкнул приятеля так, что тот плюхнулся в лужу, и пошёл прочь. Больше они никогда не встречались.
Снова Марк замкнулся в себе, он понял, что правильно делал, сторонясь сближаться с ровесниками, его внутренний голос знал, что это принесёт ему только боль, теперь он это отчётливо понимал и уже сознательно избегал близких контактов, но при этом он надел маску высокомерия. Все эти счастливые обладатели добрых и любящих мам вдруг стали для него сродни лилипутам, он же мнил себя Гулливером.
Что же до его отношения к своей матери? Оно изменилось. Обычным делом было для Марка терпеть побои и оскорбления за любую мелочь. В очередной раз, когда Алевтина вскинула руку для удара, её ожидала неожиданность, подросток вырос достаточно сильным, чтобы дать ей отпор. Женщина удивилась, когда её рука так и зависла над головой мальчика, остановленная его захватом. Для женщины это был шок.
А, подросло Отродье! протянула она, зло вырвав руку. Мразь!
И это всё?! Это всё, что мать могла сказать ему, своему сыну?! За что?! Почему?! Он убежал в комнату, обливаясь совсем не по-мужски горькими слезами, а у неё ничего не шевельнулось в груди. Зато у Марка клокотало. Вот они, пришли в полной мере, обида и злость. Его взгляд в сторону матери изменился, а поведение стало более смелым и раскованным. Он больше не сидел тихо в своей комнате, когда она принимала очередного любовника, а после отпускал злые усмешки в её адрес. Алевтина была в бешенстве.
Последний год сын с матерью прожили во взаимной вражде. Марк подключился к этой злой игре, используя те средства, которые имел в арсенале. Это было противно его натуре, но он был не в силах сдержать свою подростковую ярость, она постоянно требовала выхода, и Алевтина получила то, чего так долго добивалась.
Сегодня был тот самый день, который Марк никогда не любил, его день рождения, четырнадцать лет прошло с тех пор, как он появился на свет. Обычно бабушка была организатором праздничного ужина, в этот раз она была в отъезде по неотложному делу, но пропустить праздник внука никак не могла и должна была приехать после обеда. Мама обещала ей, что сама всё устроит, в чём мальчик сильно сомневался, тем более что позавчера она жёстко поссорилась со своим очередным любовником и уже два дня пила, плакала и не выходила из комнаты, взяв на работе отгулы. Рано утром Марк тихо ускользнул в школу.
«Может, для кого-то это и праздник, но не для меня, думал он, шагая по обсыпанной весенней роскошью аллее, и предавался мечтам о том, как он уедет в другой город, подальше отсюда, окончив школу, и больше никогда не вернётся. Там я начну свою жизнь с чистого листа, вычеркну из памяти мать и всё, что с ней связано, забуду навсегда её лицо и имя, буду говорить, что семья моя умерла», и он сочинял одну за другой трагические истории её гибели, чтобы, не теряясь, рассказывать их в будущем.
День прошёл как обычно, в школе Марк не страдал от непонимания одноклассников, тут ему повезло, и в классе его никто не трогал, не задирал, все давно смирились с тем, что он не от мира сего и держится особняком. Педагоги мальчика любили, он хорошо учился, даже больше на «отлично», в этом была его отдушина и смысл существования. Девочек он сторонился, уж его-то точно не обманешь их красотой, его мама была очень красива, а они на него заглядывались. Мальчик был недурён собой, чуть выше среднего роста, голубоглазый, широкоскулый, с греческим профилем. Одноклассницы перешёптывались, гадая, почему он к ним так равнодушен.
Последний на сегодня звонок Марк воспринял как приговор, надо было идти домой, а там пьяная мама наверняка ругается с приехавшей бабушкой. Он бы и не пошёл, пошатался бы ещё где-нибудь по улицам, сходил бы в кино, но баба Галя будет ждать его прихода, а обижать её он не хотел.
Марк бесшумно открыл дверь, ещё на лестнице была слышна перебранка, и, прислонившись к косяку, прислушался к разговору на повышенных тонах.
Не смей жаловаться мне на сына! отчитывала маму бабушка. Ты же сама этого добивалась. Как ты его воспитывала?! Думаешь, если я не видела, то не знаю, что ты травила его всё детство? Маленький был терпел, а теперь он подрос. Чего ты хотела?!
Ты не понимаешь, это наследственность. Как его отец был маньяком, насильником и убийцей, так и он таким станет. Вот увидишь!
С такой-то матерью?! Конечно!
Это ты виновата, ты во всём виновата! Алевтина плакала и кричала на мать. Зачем ты заставила меня родить это отродье?! Зачем я только слушала тебя?! Ты во всём виновата! И ему, и мне было бы лучше, чтобы его не было. Не могу я его любить и никогда не могла, он противен мне.
Он ребёнок, хороший мальчик, он не отвечает за отца. Ты накрутила из ничего и сама виновата, что так к нему относишься.
Из ничего?! Тебя там не было, в бешенстве зашипела на неё дочь. Это не тебе, мама, приставили нож к горлу, не тебя насиловали! Как тебе понять, что я чувствую?! Так вот знай, что каждый раз, глядя Марку в лицо, я слышу в своей голове хриплый голос насильника и вспоминаю всё, что он со мной сделал. Сын не отвечает за отца?! Ещё как отвечает! Иди спроси у Марка, отвечает ли он за отца, который о нём даже не знает и которому он также не нужен. Я ненавижу его и мщу ему, как сыну маньяка, из-за него я потеряла жениха и возможность иметь нормальную семью.
Ты сама виновата! Зачем не послушалась и пошла на танцы?! упорно стояла на своей версии Галина Фёдоровна.
Не смей! кричала на неё дочь. Ты меня никогда не любила, раз не можешь понять, какой ужас и унижение я пережила, когда маньяк насиловал меня с ножом у горла, с которого капала кровь, и мне нечем было дышать, мне было больно, страшно, стыдно, меня рвало от омерзения. А потом я должна была потерять всё, на что рассчитывала, вынашивать мерзкий зародыш, и вот он четырнадцать лет напоминает мне каждый день, каждый час о том, кто он и откуда взялся. Да, я не люблю его! А почему я должна его любить?! В его жилах течёт кровь маньяка, уничтожившего во мне всё доброе. Откуда мне взять эту любовь?! И ты всё это время попрекаешь меня танцами! Разве можно равнять девичью беспечность и зверство? Я выжила только потому, что не рыпалась, как он хотел. А сколько девушек находили с перерезанным горлом?! Я так думаю, тебе было бы приятнее, чтоб я сдохла, может, тогда бы ты поняла, что эта мразь со мной сотворила.
Марк больше не в силах был это слушать. Бледный как снег, он тихо вышел за дверь и, держась рукой за стену, побрёл вверх по лестнице, ему хотелось спрятаться, уединиться, и он, сам не понимая, куда идёт, вышел на крышу через чердак. Мальчика колотило нервной дрожью, он сел, прислонившись к трубе, обхватив колени руками.
У подростка очень тонкая психика, всегда на грани, обострённые ощущения, преувеличенные впечатления. Как легко сбить его с толку, как он раним. Достаточно одного слова. А тут вся правда, жестокая и беспощадная, вылилась на нежную неокрепшую душу ребёнка.
Мама, шептал он в исступлении, мама, прости меня, я же не знал. Ты права, не стоило меня рожать, ты должна была меня убить. Я на твоей стороне, знай, мама. Я думал, что ты просто злая женщина, а ты так пострадала, я не должен был появляться на свет и портить тебе жизнь. Ты стала такой из-за меня, из-за того человека, которого и отцом назвать нельзя.
Марк почувствовал отвращение к самому себе, такое же, какое испытывала к нему мать, и гнев на бабушку за то, что она не понимала свою дочь.
Мерзкий зародыш, бормотал, обливаясь слезами, мальчик, отродье маньяка, гнида, ты такой и есть. Тебя не должно было быть на этой земле. Марку было больно оттого, что один его вид причинял матери столько страданий, и он верил ей, что и сам он такой же, как его отец-насильник. Он чувствовал, что больше никогда не сможет смотреть ей в глаза. Я избавлю тебя от страданий, решительно сказал он и бросился к краю крыши, но, взглянув вниз, затормозил. Слишком низко, я могу разбиться не насмерть, а лишь остаться инвалидом, а это будет ещё хуже. Марк окинул взглядом соседние дома, присмотрел самый высокий и побежал вниз по лестнице с целью попасть на нужную крышу.
Вбежав, запыхавшись от волнения, в подъезд, он помчался по лестнице на шестой этаж, но чердак оказался запертым и проникнуть на крышу было невозможно. Стукнув кулаком в стену с досады, Марк бросился во второй подъезд, но история повторилась, лишь в четвёртом ему удалось добраться до цели, но к тому времени он оказался таким вымотанным от всей этой беготни, что повалился без сил на крыше. Не надо было останавливаться, а прыгать с разбега вниз, но это он понял позже. Запал прошёл, его сменили оцепенение, усталость и болезненное безразличие.
Воспалённое сознание Марка не выдержало нагрузки, и он уснул, а когда открыл глаза, перед ним предстало звёздное небо во всей своей красе.
«Не может быть, чтобы и моё существование не имело смысла, подумал он. Каждый человек для чего-то создан. А что, если именно для зла, как тот маньяк? А я? Для чего я? Нет, я не знаю, он сел. От этого можно сойти с ума».
Домой мальчик пришёл за полночь, в комнате мамы не горел свет, а его портфель так и остался стоять в коридоре. Они не могли его не заметить и не догадаться, что он был здесь и что-то мог услышать. Снова перевернулось сознание с ног на голову, Марк не удержался от обиженного взгляда на закрытую мамину дверь, будто закрытое сердце, но он решил больше не выпускать в её сторону зло.
«Скорее бы уехать отсюда, думал он, лёжа в кровати. Тогда я буду свободен, начну с чистого листа». Но ждать надо было ещё целых три года.
Совсем скоро у Алевтины появился новый мужчина, Марк больше не мешал ей в её любовных делах, а когда мог, уходил из дома. Старался с ней меньше пересекаться в квартире. Все дела он обсуждал всегда только с бабушкой, она покупала ему одежду и решала его детские проблемы, для которых требовалось участие взрослого. Заметила ли мама, что он изменился по отношению к ней, мальчик не знал, бить его она уже не решалась, место злобных прозвищ и едких фраз заняло хмурое молчание и безразличие. Так и прошёл ещё один год, теперь уже в атмосфере мёртвой тишины.
И вдруг снова, как издевательство! Бабушка решила, что у мальчика юбилей. Как же, целых пятнадцать вымученных лет! Следует устроить праздник. И снова гости, угощения, подарки и лавина лицемерия, которая накрыла Марка с головой, и он захлебнулся. Он смотрел широко раскрытыми глазами на улыбающееся перед гостями лицо матери, а из её уст вылетали ласковые слова и, словно яд, проникали в его кровь. Она закипела. В разгар веселья он закрылся в ванной комнате с твёрдым намерением перерезать себе вены.