Она уже натянула тетиву до уха и, несмотря на огромное, должно быть, усилие, застыла как каменная. Каден снова выглянул за гребень. С такого расстояния он едва различал повязку на глазах Адива.
А не слишком далеко?
Не слишком.
Стреляй, Анник, велел Валин и обернулся к брату. Она попадет. Как меня не спрашивай.
Сейчас, помедлив, проговорила Анник. Он проходит за камнями.
Каден перевел взгляд с нее на Валина, потом на каменистую лощинку, в которой скрылся Адив. Они часами лежали на брюхе, выжидая и наблюдая, а теперь все вдруг завертелось. Он полагал, что за ожиданием последуют беседы, размышления, перебор фактов и обмен мнениями. И вдруг, без всяких разговоров, человек умрет изменник и убийца, но все же человек.
Кеттрал это, как видно, не волновало. Гвенна с Валином смотрели за скалы: подрывница с нетерпением, Валин с молчаливой сосредоточенностью. Лейт задирал Талала:
Ставлю серебряную луну, она прикончит его с первого выстрела.
Против Анник ставить не буду, ответил лич.
Пилот выругался.
А сколько поставишь на нее? Десять к одному, что промажет?
Разве что пятьдесят, ответил Талал, откинувшись гладким затылком на камень и вглядываясь в небо.
Двадцать.
Нет, сказал Каден.
Ладно, двадцать пять.
Никаких ставок, договорил Каден, тронув Валина за плечо. Не убивайте его.
Валин, оторвав взгляд от долины, обернулся к брату:
Что?
О, Шаэлева любовь! возмутилась Гвенна. Кто здесь командир крыла?
Валин ее не слушал. Он сверлил Кадена черными, поглощающими свет глазами.
За всем этим стоит Адив, ваше сияние, заговорил он. Он и Ут. Они убили монахов, они пытались убить вас, не говоря уж о том, что явно замешаны в убийстве нашего отца. Ута больше нет, значит там внизу главный Адив. Убив его, мы отсечем зверю башку.
Снова держу его, сообщила Анник.
Не стреляй, настаивал Каден, мотая головой в усилии разобраться в своих мыслях.
Много лет назад он, ловя отбившуюся козу, оступился на берегу Белой реки и свалился с обрыва в воду. С великим трудом удерживая голову над бурной водой, отталкиваясь от вырастающих над ним валунов, он все время помнил, что через четверть мили река срывается водопадом со скалы. Некогда было помедлить, задуматься, и необходимость действовать привела его в такой ужас, что, уцепившись наконец за бревно и выкарабкавшись на сушу, он еще долго трясся на берегу. Хин учили его терпеть, но совсем не учили спешить. И сейчас, под взглядами всего крыла, при виде зачерненного углем наконечника стрелы, нацеленной в Адива, он снова почувствовал, что его уносит неудержимым течением.
Еще несколько секунд и он в лагере, предупредила Анник. Там его труднее будет достать.
Почему? требовательно спросил Валин, вглядываясь в лицо брата. Зачем он тебе живой?
Каден перелил мятущиеся мысли в русло, а из русла в речь. Второго случая сказать то, что следует, не представится. Выпущенную стрелу назад не вернешь.
Мы его знаем, медленно начал он. Он нам нужен. В Аннуре проследим, с кем он говорит, кому доверяет. Он поможет нам раскрыть заговор.
Ну да, огрызнулась Гвенна, а попутно убьет еще десяток-другой человек.
Уходит, сказала Анник. Решайте.
Да ради Шаэля! буркнул Лейт. Кончай его, и все тут. В деталях после разберемся.
Нет, торопливо возразил Каден, всем сердцем желая, чтобы брат увидел дальше своего носа, понял его мысль.
Стиснув зубы и сощурив глаза, Валин долго удерживал взгляд Кадена. И наконец кивнул:
Отставить, Анник. Выполняем приказ.
2
План слишком громко сказано, рассуждала Пирр, откинувшись на большой валун и не открывая глаз, но хотелось бы думать, что у нас есть хотя бы смутные наметки.
Они без особого труда вернулись от монастыря и встретились с остальными в небольшой лощине, где был разбит лагерь. Кеттрал проверяли оружие, а двое монахов сидели, поджав ноги, на шершавом камне. Тристе же водила пальцами по длинному рубцу на щеке; глаза ее метались от одного человека к другому, словно она не знала, куда смотреть и кому довериться.
С минуту Валин разглядывал красавицу, заново дивясь ходу событий, который привел в такое место эту хрупкую прелестную девушку, накрепко связав ее с солдатами и монахами. Наложница, сказал Каден. Адив подсунул ее Кадену в подарок, чтобы отвлекла молодого императора, пока эдолийцы готовят его убийство. В заговоре Тристе, конечно, не участвовала, а вот отвлечь очень даже могла. Валин, кажется, мог бы смотреть на нее вечность, между тем наблюдать следовало не за ней. Он нехотя перевел взгляд на Пирр Лакатур.
Всматриваясь в эту женщину, он пытался угадать ее интерес. Присягнувшие Черепу всегда представлялись ему зловещим отражением кеттрал: клинки, черные одеяния и беспощадная эффективность. Жрица бога смерти должна быть, по меньшей мере, грозной. Между тем Пирр больше всего походила на жену изнеженного атрепа. Изящная, можно сказать, броская: на пальцах сверкают кольца, волосы перевязаны яркой лентой, скрывающей седину на висках. Узкие штаны и накидка, хоть и изорванные в переделках прошедшей недели, выкроены из тонкого сукна и лестно подчеркивают фигуру. Не похожа на убийцу. На первый взгляд не похожа, но, если присмотреться, признаки налицо: легкость в обращении с ножами как ловко она перекидывает их из прямого хвата в обратный; привычка устраиваться спиной, вот как сейчас, к камню или скале; явное безразличие к кровопролитию.
И еще запах. Валин не всегда находил слова для того, что стал чувствовать после Халовой Дыры. Яйцо сларна его изменило яйца изменили их всех. В том, как видно, и состоял смысл последнего испытания кеттрал, когда отравленных кадетов посылали в непроглядную темь огромных пещер Ирска на поиски яиц чудовищных ящеров. Яйца служили противоядием и не только, далеко не только. Каждый в крыле Валина, как и остальные кеттрал, теперь видел в потемках и слышал почти неуловимые звуки, и все они стали сильнее и крепче прежнего, будто жилистая сила сларнов влилась в их плоть вместе с содержимым яиц. Но одному лишь Валину досталось черное яйцо, охраняемое ящером-королем. Один Валин, содрогаясь под действием яда, испил его смолистую горечь.
Он до сих пор силился разобраться, что сотворило с ним это яйцо. Он за сто шагов слышал стук мелкого камешка по обрыву, он различал когти кружившего в вышине коршуна и больше того. Бывало, его сердцем овладевала звериная ярость, дикое желание не просто сразиться и убить, не просто выполнить задание, но рвать, рубить, причинять боль. Он в сотый раз вспомнил, как кружил вокруг него сларн, как жадно точил когти о камень. Если сларны проникли в его глаза и уши, не досталась ли им и частица души?
Он отбросил этот вопрос, вернувшись мыслями к наемной убийце. Запах не совсем точное слово. Бесспорно, чутье у него тоже обострилось: он и за два шага чуял ее пот, аромат волос, но это не дававшееся пониманию чувство было другим. Или тем самым, но больше того. Порой ему казалось, что он сходит с ума, что новые ощущения ему мерещатся, и тем не менее он теперь чуял эмоции: гнев, и голод, и бесчисленные оттенки страха. Вот душный мускусный запах ужаса и острый запашок звенящих нервов. В их потрепанном отряде все в той или иной степени испытывали страх. Все, кроме Рампури Тана и Присягнувшей Черепу.
Каден рассказал, что Пирр явилась в Ашк-лан с заданием защищать его жизнь и в самом деле несколько раз спасла его. При всей ее склонности дразнить Тана и кеттрал, она была сильным союзником. И все же насколько заслуживает доверия женщина, которая предана лишь Повелителю Могил? Насколько можно доверять женщине, которая, если судить по запаху и по всей повадке, совершенно безразлична к смерти?
У меня есть план, ответил Каден, поворачиваясь от Пирр к Тану и Валину.
Валин едва не застонал.
* * *
Прошлой ночью, привязав птицу, трижды обойдя периметр и перепроверив, к великой досаде Гвенны, установленные ею на подходах «звездочки» и «кроты», Валин взобрался на большой обломок скалы чуть поодаль от остальных. Отчасти ради открывавшегося с камня обзора, а отчасти потому, что хотел побыть один, обдумать события последних дней и свою роль в этой жесткой схватке. Там, когда ночь пролила бледные чернила на восточные пики, его отыскал Каден.
Не вставай, приказал он, взбираясь к Валину. Вздумаешь кланяться, сброшу с горы.
Он говорил тихим надтреснутым голосом.
Валин обернулся и, помедлив, кивнул, потом снова уставился на лежащий поперек коленей обнаженный меч. Схватка с Сами Юрлом оставила крошечную щербинку посреди клинка дымчатой стали. Он битый час пытался загладить ее, бережно водя по лезвию точильным камнем.
Садись. Он указал на валун рядом с собой. Ваше си
И этого не надо! простонал Каден и устроился, скрестив ноги, на самом краю. Оставим до времени, когда нас кто-то слышит.
Ты император, напомнил Валин.
Каден промолчал. Раз-другой погладив клинок точилом, Валин поднял глаза и обнаружил, что брат устремил свой огненный взгляд на равнину внизу. В глубине ее уже собирались тени, но заходящее солнце освещало дальний край кровавым лучом.
Да, после показавшейся очень долгой паузы заговорил Каден. Помоги нам всем, Интарра, я император.
Валин замялся, не зная, что сказать. Два дня назад в схватке Каден был холоден, как зимний лед, спокоен и уверен в себе, как кеттрал. Но сейчас эта уверенность куда-то подевалась. Валин видал такое на Островах: мужчины и женщины, ветераны с двадцатилетним опытом, успешно выполнив задание, разваливались, стоило им ступить на землю Карша. Безопасность, осознание, что остался жив, побывав на грани смерти, заставляли солдат хороших солдат, державшихся днями и неделями в самых жестоких обстоятельствах, безумно отплясывать, ударяться в слезы или напиваться до беспамятства на Крючке.
Кеттрал говорили: «Не стыдно плакать у себя в койке». Продолжение фразы никто не произносил вслух, оно повисало в воздухе: плачь в койке сколько влезет, лишь бы через день-другой поднялся и снова стал самым опасным, быстрым и беспощадным ублюдком на четырех континентах. Оставалось понять, обладает ли Каден таким умением восстанавливаться, такой решимостью.
Ты как? спросил Валин.
Глупый вопрос, но надо же как-то завести разговор, а Каден, судя по всему, мог так и просидеть ночь напролет, поджав ноги и ни слова не сказав.
После того, что было внизу, уточнил он.
За годы обучения Валин повидал многие десятки трупов, научился смотреть на изувеченные тела и запекшуюся кровь, как другой, не воспитанник кеттрал, смотрит на говяжий бок или ощипанного петуха. Он даже испытывал своеобразное удовлетворение, читая в следах бойни ответы на вопросы. Как писал Гендран в своей «Тактике»: «Чем мертвее человек, тем он честнее. Ложь порок живых». В этих словах было много правды, но Кадена не приучали ворошить трупы тем более трупы друзей и братьев-монахов. Ему наверняка тяжело было видеть их, хоть бы и издали, обгорелыми и разрубленными на куски.
Каден протяжно вздохнул, передернулся и замер.
О старших монахах я не думаю, наконец заговорил он. Все они достигли ваниате, научились гасить в себе страх.
Валин покачал головой:
От страха не избавиться. Так не бывает.
Монахи удивили бы тебя, сказал Каден, обратив к брату ясный, собранный взгляд. Но вот дети, особенно послушники
С закатом поднялся ветер. Он хлестал их, трепал волосы и одежду, теребил балахон Кадена, угрожая стянуть того с камня. Каден как будто ничего не замечал. Валин поискал утешительные слова и не нашел. Ученики хин погибли, и, если они не слишком отличались от других людей, умирали они в муках и ужасе ошеломленными, растерянными, совершенно одинокими.
Я все думаю, тихо сказал Каден, может, надо было сдаться?
От такого поворота Валин не сразу опомнился, но потом коротко мотнул головой.
Нетесаный трон принадлежит тебе, твердо сказал он, как принадлежал отцу. Ты не вправе сдаваться из-за нескольких трупов.
Сотен, неожиданно резко поправил Каден. Эдолийцы убили сотни человек, а не несколько. А трон?.. Если мне так уж охота восседать на обломке скалы, их и здесь хватает. Он махнул рукой в темноту. Да я уже сижу. И вид отсюда лучше, и никого не надо убивать.
Валин осмотрел клинок, провел пальцем по лезвию, нащупал щербину.
Ты уверен? спросил он.
Ни в чем я не уверен, Валин! беспомощно рассмеялся Каден. Давай перечислю, что я точно знаю: след пятнистого медведя, цвет ягоды синики, сколько весит ведро воды
Ясно, перебил Валин. Я тебя понял. Никто ни в чем не уверен.
Каден не сводил с него глаз; радужки пылали так, что больно было смотреть.
Я вот что знаю точно: эдолийцы пришли за мной. Монахи погибли из-за меня.
Это правда, ответил Валин, но не вся правда.
Ты говоришь как монах.
Да, убийцы целятся в тебя, но на тебе они не остановятся. А теперь послушай, что знаю я. Люди звери. Куда ни глянь: в Антере, в Кровавых Городах, в племенах из джунглей Поясницы. Да ради бога, посмотри хоть на гребаных ургулов! Люди убивают, чтобы захватить власть, убивают, чтобы сохранить ее, и убивают, чтобы ее не потерять, то есть почти непрерывно. Даже если мы с тобой останемся в стороне, даже если мы оба умрем, те, кто приходил за нами, никуда не денутся. Они отыщут другую угрозу, другой пугающий голос, другого человека не с тем именем или цветом кожи. Они придут за богатым ради его монет, за крестьянином ради его риса, за баскийцами, потому что у тех слишком темная кожа, или за бреатанцами, потому что те слишком бледны, все равно. Люди, убившие монахов, будут убивать снова. Я проходил обучение бок о бок с такими мерзавцами. Они не остановятся только потому, что ты сдался. Они пойдут дальше. Это тебе понятно?
Валин умолк, слова иссякли так же внезапно, как явились. В его висках билась кровь, пальцы до боли сжались в кулаки. Каден смотрел на него таким взглядом следят за диким зверем, настороженно гадая, что у него на уме.
Мы его найдем, наконец произнес он.
Кого найдем?
Того кеттральского лича, Балендина. Того, кто убил твою подругу. Мы его разыщем и убьем.
Валин опешил.
Не обо мне речь! возмутился он. Разве я об этом?
Знаю.
Каден больше не колебался. Взгляд горящих глаз вновь стал отстраненным, словно Валин отдалился на много миль.
Знаю, что не о тебе.
Братья еще посидели, прислушиваясь к рокочущим на дальнем хребте камнепадам. Они гремели, как взрывы кеттральских боеприпасов, только громче; огромные, как дом, глыбы срывались с подтаявших зимних льдов и разбивались о скалистые склоны.
Итак осторожно заговорил Валин. Больше не будешь нести чушь, что хочешь восседать на камне среди гор?
Каден покачал головой.
Вот и хорошо. Так что у тебя за план?
В общих чертах Валин о нем уже слышал и надеялся, что милостью Хала Каден за сутки отступился от этой мысли. Надежда разбилась вдребезги, едва он взглянул на брата.
Я уже говорил, ответил Каден. Мы разделимся. Мы с Таном отправляемся к ишшин
К ишшин Валин покачал головой. Монашеский орден, еще таинственнее и необычнее твоих хин. Кучка фанатиков, о которых ты ничего не знаешь.
Они изучают кшештрим, возразил Каден. Они выслеживают кшештрим. Ради этого был основан их орден. Старинные легенды о вековой войне, когда люди сражались за жизнь против бессмертных бесчувственных воинов, для большинства это просто миф, но не для ишшин. Для них война не окончена. Они продолжают сражаться. Чтобы выжить, чтобы победить, я должен знать все, что известно им.