Ваше Высочество, Балин глубоко кланяется, для меня было великой честью сопровождать вас. Я лично передам королеве ваши слова.
Спустя несколько минут все солдаты уже на конях и скачут домой, оставляя за собой плотное облако взбитой копытами пыли, плывущее над дорогой.
Валка садится в карету, оглядывая все будто в первый раз.
Желаю, чтобы ты убрала свои вещи, говорит она, неприязненным взмахом указывая на свертки ткани в уголке моей скамьи.
Я недоуменно смотрю туда и вижу свою дорожную накидку и подаренный королем теплый плащ, который был на мне в день отъезда. Валка и не представляет его ценности. Я тихонько злорадно ликую и сладко улыбаюсь, заворачивая королевский дар в свой простенький плащ.
Разумеется.
Валка фыркает и садится рядом со мной, оставляя вторую скамью пустовать.
А где Лаина? удивленно спрашиваю я, когда Мелькиор и Филадон поднимаются в карету и устраиваются напротив нас.
Валка раздраженно перебирает пальцами.
Я отослала ее обратно. Она грубила и ничем особо не помогала. Не было нужды везти ее дальше.
Ну конечно. Я смотрю в окно и больше не заговариваю. Лаина рано или поздно заметила бы неладное. Теперь Валке ничего не грозит.
Принцесса и ее лорды оживленно беседуют все утро, то и дело касаясь дворцовых забот Менайи.
Вы упоминали нездоровье принца Кестрина, замечает Валка, когда разговор ненадолго затихает.
Ему неожиданно стало дурно с месяц назад, рассказывает Филадон, когда наш король гостил у вас.
Накануне он выезжал охотиться, и вдруг вступает в рассказ Мелькиор.
За принцем ходят лучшие целители короля, продолжает Филадон, будто никто ничего не говорил. Непонятно, зачем было так перебивать Мелькиора. Они заверили нас, что он поправится.
Хоть что-то хорошее.
Мелькиор любезно улыбается, но слегка поджатые губы все же выдают, что пренебрежение Филадона не ускользнуло и от него. И как будто чтобы досадить нижестоящему лорду, он продолжает:
Хворь принца Кестрина несколько походила на ту, что забрала нашу королеву. Мы поначалу боялись, что потеряем и его тоже.
То есть королева умерла неожиданно? спрашивает Валка.
Мелькиор кивает:
Слегла одним днем, а уже другим ее не стало, дражайшая леди. Королевы лучше нее у нас не было никогда.
Филадон согласно кивает, но в тяжелом взгляде сквозит раздражение.
Я гадаю, какое место Филадон занимает при дворе: он походя унижает Мелькиора, а лорд вместо ответных выпадов лишь болтает дальше, тщательно сдерживая гнев. Верховный командующий, Мелькиор точно должен стоять выше всех остальных придворных чинов.
Кто же тогда Филадон и почему именно он выбран встречать нас?
Некоторое время спустя, пока солдаты накрывают походный стол в сторонке от тракта, Филадон поворачивается ко мне:
Леди Валка, вы молчали всю дорогу. Может быть, вам нездоровится?
Нет, все в порядке, заверяю я, усмехаясь про себя. Я могла бы и побеседовать, обратись ко мне кто-нибудь. Зато часы молчания ушли на раздумья и планы. Но, раз уж он соизволил заговорить со мной теперь, я не собираюсь упускать такую возможность.
Только, пожалуйста, милорды, прошу вас не звать меня леди Валкой. Мне слишком непривычно. Мою матушку тоже зовут Валка, поэтому дома меня называли леди Торнией.
Разумеется, миледи, соглашается Филадон с легким поклоном.
Мелькиор повторяет его движение с выражением вежливой скуки.
Валка бледнеет от злости и бросает на меня яростный взгляд.
Благодарю вас, милорды. Я улыбаюсь ей. Новой жизни новое имя. Пусть она стала принцессой, зато я могу избавиться от ее личины, а она обречена всю жизнь провести под моей.
До конца стоянки я снова молчу, улыбаюсь, киваю в ответ на редкие обращения и наслаждаюсь простым, но сытным обедом из хлеба, сыра, фруктов и холодного мяса.
Вскоре после еды мы возвращаемся в карету и движемся дальше. Каменистый перевал уступает место редким лесочкам, а вскоре взгляду открывается все больше и больше склонов с пышными травами и поздними полевыми цветами, которые подолгу тянутся между совсем уже редкими елочками и дубами. Через день-другой мы наверняка спустимся к равнинам.
Мы прибываем на ночлег в небольшой придорожный трактир аккурат под вечер, когда солнце уже в полушаге от горизонта. Умывшись в своей комнатке, я пробираюсь к загонам, в которых привязаны все наши лошади, и выискиваю белого жеребца. Конюхи ушли в дом ужинать, оставив лошадей, но могут приглядывать за ними через двери кухни. В глубине загона виднеется белый. Смотрит на меня, подняв голову, живыми внимательными глазами. Сердце болит за него.
Не представляю, как тебя освободить, бормочу я, опираясь о деревянную балку. Ночью оставят дежурить кого-то из солдат, и даже сейчас мимо дверей то и дело снует прислуга с кухни слишком часто, чтобы я решилась выпустить жеребца. Валка из тех, кто сдаст тебя живодеру, как только поймет, что не может объездить. Жаль, что ты не смог убежать на волю в тот раз.
Я предпочел остаться, принцесса, отвечает он глубоким мягким голосом.
У меня глупо открывается рот. Что?
Ты сейчас ты говоришь?
Мое изумление как будто бы забавляет коня.
Да, подтверждает он.
Я вижу, как шевелятся его губы, хотя и не совсем в лад со звуками, стоящими у меня в ушах. Но он говорит, говорит вслух, произносит звуки, невозможные для лошади.
Но как?
Полагаю, это должно быть очевидно.
Я прижимаю руку ко лбу, словно так можно унять круговерть мыслей. Но все по-прежнему кажется невероятным, если только не
Колдовство?
Он склоняет голову, ну совершенно как благовоспитанный придворный.
Тебя прокляли? допытываюсь я, снова хватаясь за балку между нами.
Нет, отвечает он с веселыми нотками в голосе. Отнюдь. Умение говорить в моей природе. Я просто предпочитаю не щеголять им перед вашим видом.
Тогда как ты почему ты здесь?
И почему подобное создание не соизволило подать голос для того, чтобы обрести свободу?
Я попался в трудное время, был сам не свой, отвечает жеребец. А твой брат просто выкупил меня, едва узнал, что я не даю себя оседлать. И продолжает, будто невзначай: Этот твой братец дурень дурнем, между прочим. Я было разочаровался в человечестве, но тут наконец появилась ты.
У меня вырывается смешок, потом еще один, резкий и сдавленный. Так я отчаянно стараюсь проглотить хохот, чтобы не привлекать внимания людей с кухни. Моего брата обзывает дурнем говорящая лошадь, а я, значит, надежда человечества? Похоже, я теряю рассудок. Может быть, так мстит Дама отнимает у меня ясный ум, обрекает всю жизнь скакать за бабочками безобидной, безопасной. И бесполезной.
Нужно было уходить, говорю я мягко. Безумна я или нет, но он все еще здесь, а Валка не оценит коня, на котором нельзя ездить.
Я остался, потому что ты мне нравишься. В тебе есть милосердие и справедливость.
Это совсем не повод. Что бы там во мне ни было, я едва ли смогу тебя защитить. Так что принцесса наверняка
Я снова изумленно смотрю на него. Принцесса, назвал он меня, впервые заговорив. Твой брат, сказал он.
Я знаю, что с тобой случилось. В тот день я оставил ваш отряд и уже ушел в лес ниже по реке, когда твою жизнь отняли и отдали ей. Я был не в силах вмешаться, но стал свидетелем содеянного.
Голос у него глубокий, спокойный, такой настоящий. Это никакое не наваждение, просто нечто, неведомое мне доселе.
Поэтому ты остался с нами, заканчиваю я тихо. Но объясни же, как ты говоришь? Что ты такое на самом деле?
Я Конь, мое племя существует издревле и отличается от ваших вьючных созданий так же, как ты сама. Твой конюх почти не промахнулся, сказав, что меня пригнали с Пышных Равнин, я был рожден не намного южнее тех мест. Во времена, давние даже по людским меркам.
Он встряхивает гривой и косится на двери кухни, но там по-прежнему тихо.
Ты уже придумала, как снять заклятие?
Снять?
Ну конечно! Ты ведь хочешь его снять, не так ли?
Я собираюсь с духом.
Сначала хотела, но но у меня было время подумать, так что больше не хочу.
Так что больше не хочешь, повторяет он, словно слова могут поменять от этого смысл.
Не хочу.
Почему? Если лошади способны всем своим видом выражать ошеломление, думаю, это выглядит именно так.
Не придется быть той, кем я была. Понимаешь? У меня никогда и не получалось, я терпеть не могла двор, а теперь могу просто оставить все позади. Могу сама выбирать себе жизнь.
Белый пристально смотрит на меня, а когда заговаривает вновь, я слышу нотки разочарования:
Ты не чувствуешь долга перед своим народом?
К щекам приливает кровь.
Мой народ остался дома. Кем бы я ни была, я не смогу помочь им из Менайи.
Менайцы и есть твой народ. Они тебя выбрали. Хочешь подсунуть им гадюку вместо себя?
Я застываю, думая о Валке и о дворцовой жизни.
Она не причинит вреда больше, чем дозволит королевская семья. А если они дозволят хоть что-то значит, скорее всего, и сами не лучше ее. Я бы не смогла с ними бороться. Она в любом случае справится лучше меня. Она понимает в политике.
Желающие власти редко в самом деле заслуживают ее. Она принесет стране одни несчастья. Ты же изо всех сил старалась бы не навредить. Он пытается быть терпеливым.
Я качаю головой:
Вал
И замолкаю, потому что удавка впивается в шею, пережимает дыхание и кровь. Я повисаю на ограде, хватаясь рукой за горло и широко открывая рот. Наконец воздух снова врывается внутрь с хриплым свистом.
Принцесса? мягко спрашивает конь.
Я выпрямляюсь, убираю руку и пробую снова, будто ничего не случилось. Голос звучит сипло и сдавленно.
Она не злая от природы. Просто черствая и мелочная. И станет беспокоиться о платьях и украшениях больше всего прочего. А принцессе в таком не будет отказа. Есть в правителях черты похуже неравнодушия к брошкам.
Если бы только знать, что Валка не предаст принца, меня совсем ничего не тревожило бы. Но она предаст, хотя бы потому, что теперь тоже во власти Дамы. Я не могу помешать ни той, ни другой, зато могу предупредить принца. И точно могу сделать это, не возвращая своего прошлого.
И тебе совершенно безразличны собственное имя и статус?
В жизни так много всего кроме имен и статусов. В моем голосе звенит напряжение. Настоящей принцессой я все равно никогда не была.
Хотя бы это удавка позволяет заявить вслух.
Да, соглашается конь, немного подумав. Ты никогда не желала власти. Это лишь делает тебя лучшей принцессой, чем прочие.
Настырный говорящий конь, кто бы мог подумать.
Почему тебе вообще так важно, кто я?
Я думал, это важно тебе. И, думаю, еще станет, когда ты поразмыслишь. А на это у тебя теперь, кажется, предостаточно времени. Он отворачивается и идет к остальным лошадям. Приходи поговорить снова, принцесса.
Я смотрю ему вслед, вижу, что остальные лошади не отличают его от своих говорящего коня с обостренным благородством. И не представляю, что со всем этим делать.
Я возвращаюсь в дом и весь ужин кручу в голове нашу беседу. Почти не уделяю внимания Валке и лордам, но едва ли они это замечают. И даже лежа в постели, я все еще не могу уразуметь, почему белого коня все это остановило, когда до свободы было рукой подать. То есть копытом в его случае.
Постепенно я проваливаюсь в тревожное забытье, и мне снятся равнины. В безлунной ночи они освещены лишь мерцанием звезд. Травы вокруг сначала кажутся низкими, но, пока я иду, вытягиваются и начинают оглаживать плечи. Двигаться становится трудно, я шагаю прямо и целеустремленно, но не представляю куда, потому что едва вижу что-либо над волнами стеблей.
И к оврагу выхожу так неожиданно, что падаю вниз, лечу с откоса под градом мелкого щебня. Ущелье совсем узкое, с десяток шагов, каменные склоны возносятся надо мной отвесными стенами. Я осторожно поднимаюсь на ноги, отряхиваю с ладоней песок. Взгляд мой притягивает бледный лучик света далеко в расщелине. Добравшись до него, я вижу жерло подземного хода.
Он ведет прямо всего несколько шагов, за углом все то же мерное свечение. Повернув, я выхожу к яркому свету. В скале вырублена просторная комната. Она совершенно пуста, кроме огромного каменного возвышения в середине. Над пьедесталом висит лампа, что дает это ровное яркое свечение благодаря скорее световому камню, чем пламени. Я с опаской подхожу ближе, но больше в пещере никого нет, а вход за моей спиной единственный.
На пьедестале покоится неглубокая чаша, до краев наполненная мерцающей водой. Я нерешительно гляжу в нее, памятуя о прошлой встрече со своим отражением. Но ничего странного в этот раз нет, в воде отражаюсь я.
Я сама. Воздух вырывается из груди, будто от удара под дых. На меня смотрит лицо, всю жизнь бывшее моим. Я не могу отвести взгляда, а образ меняется, мои черты расплываются, волосы темнеют до черных. На меня смотрят карие мужские глаза.
Мне становится дурно, будто от качки, когда я узнаю в мужчине того самого колдуна. Он хмурит брови, по лицу пробегают тени, и губы шевелятся, выговаривая мое имя: Алирра.
Я мотаю головой и хватаюсь пальцами за края каменного стола. Колдун подается ближе, в его чертах сквозит растерянность, и я снова вижу свое имя на его губах.
Нет. Я бросаюсь прочь от возвышения, путаюсь в собственных ногах, спешу к выходу. Проскочив сквозь него, падаю в удушливый мрак. В отчаянии тянусь в пустоту, чернильная тьма застилает глаза, заливается в рот. Пальцы, скрюченные в когти, вцепляются в край чего-то, я срываю с себя одеяло, в щели ставней сочится лунный свет, а в мою грудь наконец-то вновь льется сладкий ночной воздух.
Глава 8
На следующий день мы спускаемся с предгорий. Обширные долины тянутся, насколько хватает глаз, золотистые от совсем еще летнего зноя травы колышутся волнами. Я с облегчением отмечаю, что они вовсе не такие высокие, как мне снилось, а едва по колено лошадям.
Тут и там разбросаны деревеньки, окруженные полями пшеницы и кукурузы, более низкими островками с посадками овощей и маленькими фруктовыми садиками. Порой мы проезжаем мимо огромных лугов, кругом обнесенных изгородями, за которыми бродят кони. Здесь, рассказывает принцессе Мелькиор, устроены хозяйства, в которых разводят лучшие менайские породы лошадей.
После ужина в очередном трактире я снова иду на конюшни. Работники еще не вернулись с кухни, но снаружи караулит один из воинов. Когда я дохожу до загонов, белый тянет голову из стойла и толкает меня носом в плечо. Я упираюсь ногами, чтобы не упасть.
Ты поразмыслила над своим будущим? спрашивает конь негромко.
Пока я успела только понять, что не так уж и рвусь искать колдуна, что, если он разглядит настоящую меня под чарами, как в этом сне? Я не хочу, чтобы он вынудил меня снова быть принцессой, но другого способа донести предостережение до принца нет.
Поэтому я отвечаю на вопрос белого собственным:
Почему ты вообще решил, что мы можем что-нибудь сделать?
От его вздоха мимо ушей со свистом проносится воздух.
Я не могу. Только ты можешь развеять заклятие Дамы.
Я?
Или наложить новые чары равной мощи, или уговорить ее снять изначальные.
Меня тянет смеяться. Одно невероятнее другого.
Я вроде бы не колдунья, отвечаю ему сухо.
Тогда придется выяснить, чего она хотела добиться, заклиная тебя.
Ей нужен принц Кестрин который пребывал во власти безымянной хвори, когда встретившие нас лорды видели его последний раз.
Может быть, уже добилась, бормочу я.
Впрочем, если бы она получила желаемое, то не стала бы менять нас с Валкой местами.