Маршал вспомнил о Барре, вспомнил тот момент, когда он обходил строй солдат командира Глоза и встретился с взглядом Барра. Взгляд как взгляд. Была в нем преданная отстраненность так оценил про себя Кербент взгляд воина. Но в застывших зрачках плеснулось нечто Что?
Глоз рассказал после разведывательной кампании о нечеловеческой скорости Барра. Благодаря скорости удалось отряду уйти без потерь и не попасть в плен, но кто знает, возможно, лиргийцы и не собирались преследовать их, а только отпугнуть. Вряд ли эта способность Барра поможет ему в битве. Там такое месиво.
Кербент вернулся из воспоминаний и сосредоточился на битве. Вертранцы продолжали теснить врага, но перелома в сражении еще не наступило. Подножье холма было засыпано трупами. Мелькали окровавленные мечи, доспехи окрасились алыми мазками. Но куда пропали лучники? На вершине их не оказалось. Не верилось, что они отступили окончательно, и всего-то и надо выждать, и победа сама приплывет в руки.
Как лучники оказались здесь? Кербент был уверен, это они, больше некому. Лучники, обнажив мечи, ударили в тыл его солдатам, а на два фронта вертранцы не смогут сражаться. Надо отступать.
Солдаты начали тонуть в море мечей. Две стальные волны сжимали вертранцев. Все теснее и теснее, но все-таки удалось прорваться, разжав железную хватку лиргийцев. Началось отступление. Воины побежали в сторону леса.
Кербент не оставил резерва. Он сделал ставку на сильный натиск и стремительность. Всю мощь вложить в один короткий удар, но лиргийцы втянули вертранцев в изматывающее сражение, они охладили пыл наступления, им нужно было только продержаться дольше, чтобы лучники завершили маневр.
Барр плохо помнил то сражение за высоту. С ним вновь случился знакомый приступ: снова лопнула нить, обжигая мозг, вновь противное цоканье языком. Сознание изменилось, и смутные силуэты врага стали похожи на призраки или на не упокоенные души, которым пора вернуться в мир мертвых. Они медленно плавали перед ним. Стрелы превратились в черных насекомых, сонно летающих.
Один раз, когда Барр все-таки не успел отбить стрелу, она ужалила, как жалит комар: почувствовал лишь слабый укол в левое предплечье. Он, не думая подбросил меч, который медленно начал поворачиваться в воздухе. Барр не глядя схватился за оперенье стрелы и сломал его. Боли не было. Меч продолжил медленный танец в воздухе. Барр мгновение смотрел на это завораживающее зрелище, затем взялся за его рукоять и продолжил бой.
Показалось, что стрела влила в кровь яд, и он перестал что-либо ощущать. Барр погрузился в серое нечто, которое подобно клубам дыма кипело перед ним, из него заторможено, словно продираясь сквозь плотный кисель, высовывались руки с мечами, появлялись стрелы, иногда проплывали доспехи. Это многорукое и многотелое существо, как неповоротливый исполин беспокоил, но не виделся угрозой. И вдруг все померкло. Накрыла тьма, после которой то ли снился сон ему, то ли он действительно продолжал сражаться в бреду. Наконец, и это прекратилось.
Он очнулся от качки. Его несли с поля сражения. Усталые глаза рассмотрели лиргийцев. Значит, попал в плен. Но почему его не добили? Мысль вяло работала: получить выкуп за командира, полковника это понятно, но он, простой солдат. Зачем? Для чего? Барр попытался толкнуть мысль дальше, но она рассыпалась, как песчаный ком от неловкого движения. Опять накрыла тишина и тьма. И так длилось очень долго, текло безвременье, как черная смола.
Первое воспоминание в плену касалось лекаря. Он пришел в темницу и приказал Барру сесть на табурет ближе к факелу.
В темнице пахло сыростью и крысами.
Стражник недоуменно и пренебрежительно рассматривал пленника сквозь железные прутья, соображая, отчего столько внимания простому вражескому рядовому. До него уже дошел слух, что сам посредник Двуликого вертранцев Эприн готов внести солидный выкуп. Золотом! Невероятно!
На спину откинься. Вытяни левую руку, приказал лекарь.
Барр повиновался. Он перевел взгляд на врачевателя. Тот ловко схватил его запястье и начал разматывать старую повязку. Барр следил за отточенными движениями. Затем лекарь аккуратно, даже благоговейно свернул ткань, пропитанную кровью, и убрал ее в суму.
Зачем они вам? спросил Барр.
Заметил. Я высушу повязки и сохраню.
Обычно сжигают, чтобы заразу убить.
А ты ничего не помнишь, солдат?
Я битвы не помню. Почти.
С такими ранами, что у тебя по всему телу, умирают сразу, а ты не только не умер, но и выжил. Это я тебя нашел и удивился, затем мой маршал к тебе приставил. Твои раны затянулись с нечеловеческой быстротой. Как тебе это удалось?
Барр лишь неопределенно покачал головой.
Раны твои недолго кровоточили. Они еще не зажили, а кровь остановилась. Чудеса, донесся точно сквозь воду голос лекаря.
Барр ощутил слабость. Тело вялое и безвольное, словно мешок набитый соломой. Хотелось лежать и спать, спать, и спать, хотелось вообще не просыпаться. Жажда и голод его мало беспокоили, а вот сон настырно, как голодная крыса, лез из всех щелей темницы.
Опять морит? Ты хлеба поел бы, предложил лекарь.
Не хочу.
Странно. Ешь мало. Хорошо, ложись. Еще увидимся.
Лекарь направился к выходу, но, остановившись перед дверью, обернулся и произнес:
Когда более-менее очухаешься, познакомишься с нашим маршалом. Он горит желанием увидеть чудо-солдата.
Лязг закрываемой темницы Барр услышал сквозь дрему. Он вновь провалился в тягучий сон. Слабость именно та, которую он почувствовал сразу после укуса змеелюда, но на этот раз ему не приснился мертвый город.
Сквозь безволие и отупение чувств пробилось воспоминание. Барр опять сидел перед костром, мешал ложкой суп. Напротив расположился посредник Двуликого. Эприн молчал, опустив взгляд. Кажется, он всматривался в танец огня.
Зачем вы решили выкупить меня? спросил Барр.
Посредник с опаской поднял глаза на солдата, и в них была растерянность, словно застали на месте преступления. Затем Эприн, овладев собой, посмотрел пристальным, долгим и холодным взглядом, и ответ нехотя слетел с губ:
Мы еще тебя не выкупили. Ты еще не там, где должен быть, но ты сам знаешь, почему мы решили выкупить тебя. Ведь знаешь? Так?
И в это мгновение Барр ощутил присутствие третьего, который оказался не человеком, а бесполым существом. Оно, серое и долговязое, очутилось перед костром, припало на колени и протянуло когтистую руку к Барру. Тот испугано бросил взгляд на Эприна, и Эприн, сидя неподвижно, кивнул и повторил:
Ты сам знаешь.
Когтистая рука опустилась на плечо солдата, и солдат увидел еще одно такое же существо за спиной посредника. Оно стояло без движения. Оно нависало над Эприном, и миром сна завладела обреченность.
Не сопротивляйтесь, проговорил святой отец.
Барр, ощутив тепло и боль в плече, проснулся.
Солдат. Вставай солдат. Рука лекаря лежала на Барровом плече. Пора. Ты достаточно отдохнул. Третий день не просыпаешься. Давай. Вытяни руки перед собой.
Грохнула дверь темницы, и вошел стражник. Он надел на запястья Барра цепь.
Барр чувствовал себя лучше, но неприятная слабость все еще владела телом, а рассеянное внимание не позволило запомнить дороги. Где его вели все точно в тумане. Одни коридоры сменяли другие, и все виделось однообразным и безликим. Стало чуть светлее вяло заметил Барр.
Они поднялись в верхние комнаты и оказались в покоях маршала Дерча.
А, наконец-то, ведите его сюда, сказал он.
Стражник покинул комнату. Его сменил другой. Он встал в дверях. Лекарь и Барр проследовали на указанное место.
Да вы садитесь, фальшиво дружелюбно произнес маршал. Они сели на лавку. Ну, Молт, чем удивишь?
Удивлять нечем, господин Дерч. Все волшебство уже случилось. Он выжил после тех ран, которые считаются смертельными. Мы лишь видим последствие чуда, но объяснить не можем.
Молт, чудо, которое ты сможешь объяснить, уже не имеет права называться чудом. Мы должны его чувствовать, но не объяснять. Солдат, что скажешь? Что сделали с тобой вертранцы?
Ничего, угрюмо ответил Барр.
Он выловил из воздуха гнев, сочащийся из лиргийского маршала, но маршал сдерживался, играя роль милостивого врага.
Солдат, продолжил Дерч. Ты все знаешь. Ты, видимо, слышал о выкупе и поэтому решил молчать? Ваш посредник, Эприн, по-моему Да, Эприн. Он внес уже половину выкупа. Пришли из Круга Двуликого послушники и принесли на блюде. Бери не хочу. Я чту закон, я принял мирное посольство и с миром отпустил его, но я задался вопросом: зачем? Зачем им простой солдат? И тут же ответил: твои раны, они заживали быстрее, чем обычно. И я вновь говорю: все дело в тебе. Кто ты?
Я крестьянин по имени Барр.
Дерч стукнул кулаком о стол. Лекарь Молт невольно дрогнул. Барр не шевельнулся, ему эта сцена показалось смехотворной, он опустил глаза, чтобы скрыть улыбку.
Крестьянин по имени Барр! заговорил маршал с нажимом. Ты жив только благодаря Эприну. Он просил вернуть тебя исключительно живым и здоровым. Я дал слово. Что с тобой случилось? И Барр рассказал о нападении существа. Хм Змеелюд тебя таким сделала?
Видимо.
Дерч кивнул стражнику. Пленника увели.
Маршал и лекарь остались вдвоем.
Что скажешь, Молт, ты веришь ему?
Я верю только своим глазам, а они меня не обманывали ни разу. Я видел, как затянулись его раны, как кровь самопроизвольно останавливалась
Это я слышу не в первый раз. Хватит. Мне кажется, он обманывает нас. Змеелюды нападают, чтобы похищать жизни, высасывать силы без остатка, а тут лесное существо вручает ему дар Кстати, их легендарный король Вертран в одном из сказаний сразился как-то со змеелюдом и остался жив.
Это все преувеличение, господин маршал. На Вертрана напала дикая лесная свинья.
Маршал засмеялся, а затем проговорил:
Но все-таки он остался жив. Не верю я ни в каких змеелюдов. Этому солдату зелье дали или
Дерч подошел к окну, глянул наружу и, обернувшись к лекарю, уточнил:
А крови точно хватит?
Я осторожно пускал кровь пленнику раза три, когда он был без сознания. Тело не хотело отдавать кровь, но, думаю, ее будет достаточно для эликсира. Еще попробую смешать кровь с уже известными препаратами.
Хорошо. У других пленников чудес не наблюдалось?
Нет, господин.
Это настораживает. Я понял, если бы зелье дали всем, но зачем давать одному?
Может, попробовать оставить Барра у себя?
Не получится. Не хочу настраивать против себя посредников. Наживать врагов из круга Двуликого? По уму его бы следовало припрятать, но мы не успели. Я чувствую себя как на ножах. Ладно, прах все побери! Барр убил столько наших солдат, а мы с ним цацкаемся. Жаль. Придется отпустить.
7. Обряд
Я понимаю, святой отец, почему круг Двуликого внес выкуп, сказал Барр. Я особенный, правда?
Эприн мог бы улыбнуться наивности и открытости солдата, и при иных обстоятельствах, пожалуй, да, но не сейчас. Сейчас ему не хотелось говорить на эту тему. Слова Барра вызвали грусть: если он понимает свое особенное положение, понимает ли, что ждет впереди? Это не завидное будущее.
Поэтому Эприн промолчал, тяжело вздохнул и подумал о том, что все всё осознают, до всех умов дошло куда ведет этот путь, но делают вид, что ничего не изменилось и слепо верят в счастливый случай.
Путь?
«Интересно, удивился посредник, а о каком пути я подумал, может, это все-таки мои домыслы, а может, только я и понимаю, куда всё это идет, а все остальные люди на самом деле слепы?»
Эприн машинально осмотрелся, будто ища ответа у природы, но природа молчала. Она была безучастна и то, что Двуликий иногда проявляет волю свою через нее не верилось. Природа скованна морозом. Стояла глубокая осень, облетел последний лист, деревья голы, земля покрылась первым снегом. Робким снегом, сказал бы посредник, потому как тонкий белый покров виделся случайным гостем в этом мире, но снег не сойдет до будущей весны.
Эприн, наконец, произнес:
Я тебе ничего не скажу, Барр. Ничего не смогу сказать точно, ибо твое будущее, как и будущее всех людей, сокрыто туманом неопределенности. Я лишь по наитию ощущаю его, его очертания, движения, куда оно влечет нас. Я не знаю, что ждет тебя, ты со временем сам разберешься, что происходит, вот только добром это не кончится.
То есть? И в голосе тревога.
Я увидел порезы на твоих руках: на запястьях и локтевых сгибах. Скажу, наверняка, они появились после того, как ты попал в плен. Лиргийцы заметили, раны заживают быстрее, чем у обычного человека, и решили, что у тебя особенная кровь, что благодаря ей случилось чудо.
Раны быстрее заживают? Прям как у Вертрана Легендарного. Может, я королевских кровей? пошутил Барр.
«Откуда такая беспечность? Или он притворяется? Или просто защищается?», подумал Эприн и вслух произнес:
Это вряд ли.
И задумался, поймав себя на простой мысли. Он удивился тому, отчего эта мысль раньше не приходила в голову, ведь все лежало на поверхности, все очевидно: есть общее между двумя историями, историей солдата из отряда командира Глоза и историей Вертрана. На солдата напала та же сущность, что и на Вертрана Легендарного. Да, тогда напала дикая лесная свинья, но это могло быть поздней придумкой. И самое важное: Барр и Вертран, вопреки всем сказкам об этих тварях, змеелюдах, остались живы.
Святой отец сбавил ход лошади и чуть отстал от телеги, на которой везли раненного Барра. Барр так и не смог к началу поездки выздороветь окончательно, хоть раны и затянулись. Он буквально делал несколько шагов и тут же становился вялым, его клонило в сон. Вот и сейчас Барр выглядел не выспавшимся.
Святой отец, сказал раненный.
Эприн пришпорил коня.
В чем дело? спросил посредник.
Вы не верите в сказку о Вертране?
Я не думал об этом.
Мне она казалась скучной, как ненастный дождливый день.
Круг Двуликого хранит немного иную историю.
Правда? А в чем различие?
Эприн ненадолго задумался и решился:
Хочешь послушать? Она короткая.
***
Придворный лекарь сказал глухо, что остается только ждать. Ждать и надеяться. Он сказал, что Вертран на пути к Двуликому, но Двуликий, видимо, в раздумьях: пускать ли его в свой мир? Нам остается только ждать, повторил лекарь, словно расписываясь в собственном бессилии перед величайшей тайной мироздания. Никто не ведает мыслей Двуликого, за ним последнее слово и перед ним все равны. И простолюдин, и знатный человек.
Посредник, пришедший из ближайшего круга, осмотрел раны Вертрана и снял медальон кружок меди с выгравированным именем хозяина. «Вертран», прочитал имя посредник, хотя и так ясно, кто на смертном ложе. Он перевернул медальон гладкой стороной к себе и задумался. На этой стороне посредники писали поручительство для Двуликого, что он, посредник такого-то круга, ручается за душу человека, отходящего в мир иной, и готов выступить провожатым в тот самый мир, а по смерти своей ответить за эту душу. Это означало одно: взять частицу судьбы покойного на себя, тем самым облегчить жизнь души там. Это как взять частицу плоти и крови себе.
Посредник уже был готов начертить керном поручение, но смутился. Его насторожили раны. Он вернул медальон на шею Вертрана.
В чем дело? удивленно спросил лекарь.
Я хочу знать, что случилось на охоте? Что за животное напало на короля?
У страха глаза велики, ответил врачеватель.
И все же Что случилось?
Лекарь, не торопясь, все рассказал.
Дикая свинья? удивился посредник. Да, возможно. Но на шее. Ты видел укус? Лекарь промолчал. Прах вас побери!