Там опасно.
Опасно? искренне удивился бескрылый. Такого ответа он явно от меня не ждал.
Разве в этом мире что-то может угрожать тебе?
Возможно. Я хотел было сказать, что вовсе не так неуязвим, как он считает. Но, подумав, решил, что лучше ему заблуждаться и дальше.
А скажи, у тебя нет каких-нибудь карт? спросил он, помолчав. Ты не рисовал то, что видел?
Нет. Зачем бы мне это делать?
Алой рисовал.
Вот как? Он рисовал карты для бескрылых? Я рассмеялся. Не знал. Должно быть, это было давно.
Очень давно, кивнул бескрылый. С тех пор тысячи рук перерисовывали те карты, и уже никто не может сказать точно, что на них было изначально. И самого Алоя уже лет сто никто не видел. Впрочем, это как раз никого не огорчает. Он твой брат, Рис?
Брат слово было знакомым. Точнее, вызвало какое-то очень знакомое чувство.
Да нет наверное, да. Хотя я не знаю.
Но ты же знаешь, кто породил тебя?
Я пожал плечами. Не то чтобы я совсем не думал об этом. Думал, но к ответу так и не приблизился.
Я был всегда.
Таким же, как сейчас?
Да.
А мир?
И мир был всегда. Правда, он немного меняется. Так медленно, почти незаметно, но меняется. Осыпаются горы, реки размывают берега. Несколько раз случались землетрясения. Вулканы на юге извергают лаву время от времени. Море изменило контуры материка. Животные то приходят, то уходят. Иногда появляются новые виды, иногда какой-нибудь исчезает. Но ни я, ни Алой не меняемся.
Я замолчал, и бескрылый молчал тоже. Мы сидели в темноте, слушая шорохи догорающего костра, а потом он сказал:
Люди говорят, что вы родились в один день с нашим миром. И что вы все братья и Кхор, и Бат, и Уюр, и Алой, и ты. А ваш отец, отец всех изначальных, и есть Творец этого мира.
Откуда вам знать? отмахнулся я. Вы живёте недолго.
Это правда, легко согласился бескрылый. Но у нас есть память рода. Старики рассказывают то, что видели, внукам, те своим внукам, и так без конца. Поэтому-то я и знаю, что когда-то давно изначальные говорили с нами.
Даже если они существуют, то, как и я, ничего не знают об этом, бескрылый. Я встал. Если увидишь тень Алоя над скалами, прячься.
Как мне отличить его от тебя?
О! Ты не перепутаешь, усмехнулся я. И больше не разводи костёр после того, как стемнеет. Он может привлечь внимание Алоя. Да и хищников тоже.
Спрыгнув с плато, я поднялся в небо. Обычно я не летаю ночью, но зная, что бескрылый следит за мной, я сделал несколько кругов над плато, поднимаясь всё выше. Оба спутника были сегодня на небе, и скальные выступы отбрасывали по две тени. Я купался в золотистом и фиолетовом свете, получая забытое удовольствие ночного полёта. Появление бескрылого в моём мире что-то изменило. Будто я спал, а он разбудил меня. Заставил вновь вспомнить речь. Испытать забытые эмоции. Вспомнить мысли, давно не приходившие в голову.
Огонёк внизу замигал и погас. Бескрылый внял моему совету и потушил костёр. Я покружил над скалами, выбирая место для ночлега. И в конце концов, вернулся на плато. Человечек уже спал на своей лежанке. Худой и слабый, он был бы лёгкой добычей кроффа. Кроффы боялись меня и обычно не совались сюда, но мой запах теперь вытеснил запах человека. Я подумал, что пару ночей стоит провести рядом с ним, и растянулся у отвесного края.
* * *
Незаметно промелькнуло такое короткое в горах лето.
Когда пожелтели и осыпались листья, бескрылый уже ходил понемногу, опираясь на палку. А когда в воздухе закрутились первые снежинки, он смог спуститься с плато к ручью и набрать себе воды.
Всё это время человечек не сидел без дела. Он штопал свою одежду, лепил из глины и резал из дерева кухонную утварь. Делал тенёта для ловли птиц, ловушки на снежных прыгунов и ухитрился поймать несколько. Соорудил очаг из камней. И даже сложил себе из лохматых ветвей золотистого хвойного кустарника, которыми заросли распадки, кривобокий шалашик, одним боком прилепившийся к скале. А ещё он писал. В наплечном мешке его нашлись листы грубой серой бумаги. И он царапал их остро отточенным каменным карандашиком.
Не знаю, сами ли бескрылые научились обозначать звуки значками или это Алой обучил их, но как бы то ни было, оказалось, что письменность у них в ходу не первую сотню лет.
Когда снег засыпал расщелины и ровным слоем покрыл плато, я спустился проведать бескрылого.
Тот сидел у входа в шалаш и писал при свете заходящего солнца.
Я бросил рыбу на землю и сел рядом. Он корябал бумагу, а я смотрел, как лучи красят горы красным и оранжевым.
Когда солнце зашло за скалы, он отложил бумагу и принялся разводить огонь в очаге.
Зачем ты делаешь это? спросил я, разглядывая крошечные значки.
Пишу? Он обеспокоенно глянул на меня, но листки не забрал, а принялся чистить рыбу. Хочу, чтобы другие люди смогли узнать то, что я знаю. То, что ты мне рассказал. О земле, о знаках, о природных явлениях. Сам я могу умереть раньше, чем встречу кого-нибудь, а вот книга, она может прожить несколько жизней.
Какое тебе дело до других? удивился я, отложив записи. Он странно на меня глянул и улыбнулся так, будто знал что-то, мне неизвестное.
Моя жизнь короткая, Рис. По сути, она только часть общей жизни. Жизни всего рода. Если мои знания помогут людям, значит, я не зря жил.
Никто не живёт зря, хмыкнул я. Ни крофф, ни снежный прыгун, ни самый последний червяк или крошечный водный жук. Хоть они и не пишут книг.
Ты прав. Он снова улыбнулся. Улыбка делала его угловатое лицо почти красивым. Всё живое рождается не напрасно. Но люди не обычные животные. Люди знают о том, что жизнь коротка, помнят своих предков и думают о потомках. Не все, конечно Есть и такие, что как жуки.
Он замолчал, вытер руки об одежду и, задрав голову, посмотрел на небо.
Опять снег пошёл. Зима в горах наступает раньше.
Ага. Я тоже посмотрел на кружащиеся хлопья. А растает он, когда на равнинах уже трава поднимется.
Бескрылый сел у очага и снова занялся рыбой.
Знаешь, у нас говорят, что Рис и Алой вечно бьются в небе над горами. Когда побеждает он, наступает зима. А когда ты, снег тает, и приходит весна.
Я рассмеялся и покачал головой.
Мы с Алоем всерьёз не дрались с тех самых пор, как научились говорить друг с другом. А зима наступает, когда наша часть планеты удаляется от солнца. И мы здесь совершенно ни при чём.
Его глаза стали удивлённо круглыми, и я подумал, что он, как обычно, начнёт расспрашивать меня о солнце и планете, но он спросил другое.
Ты помнишь время, когда не умел говорить?
Нет опешил я. Точнее, я помню, что было такое время, но не помню, каково это было. А ещё я помню, как мы летали над миром и давали имена всем растениям, животным и предметам.
А скажи, Рис, почему мы с тобой понимаем друг друга?
Да потому, что ты говоришь на том же языке, что и я, хмыкнул я. Конечно, он изменился с тех пор, как мы его придумали. Вы упростили его и добавили новых слов. Но это несомненно наш язык. Видно, Алой проводил внизу с людьми больше времени, чем я думал. Он и научил вас. Больше-то некому. Я в долину не спускался.
Никогда?
С тех пор как людей стало много, никогда.
А люди с равнин считают, что ведут свой род от тебя. Те, что имеют светлую кожу и рыжие, как у тебя, волосы. Людей со светлыми волосами, живущих у моря, называют сынами Кхора. А тех, у кого волосы чёрные, а кожа тёмная, зовут детьми Алоя.
Не скажу за Алоя, улыбнулся я. А за себя могу поручиться.
У тебя не было детей?
Нет, бескрылый. Меня никто не рожал, и я никого.
Вообще никого? зачем-то переспросил бескрылый. И добавил совсем уже глупость: Получается, что крылатых существ на планете кроме вас нет?
Почему же? Иногда бескрылый казался мне не умнее горного кроффа. Их очень много. В горах водятся птицы и ящеры. У моря птицы. А в лесах есть даже зверушки, умеющие летать.
Я имею в виду разумных существ. Тех, с кем можно поговорить.
Я не встречал.
А ты облетал всю планету?
Да, несколько раз. Конечно, я избегаю летать над морем и над той огромной пустыней, что на юге, тоже. Там нет воды и водятся здоровенные летающие ящеры. Немногим меньше меня. Однажды один такой напал на Алоя и здорово ранил. Алой убил его, но ящер порвал ему крыло, и в горы он возвращался пешком. Не меньше года шёл. А я вот не рискую понапрасну. И стараюсь не летать, где опасно. Ну а над лесами, степью и реками летал. Летел прямо за солнцем и вместе с солнцем возвращался к себе, в эти горы.
И сколько дней занимал такой перелёт?
Я не помню, бескрылый.
Ну хотя бы примерно? Десять дней, месяц, три месяца, сезон?
И примерно не помню. Давно это было.
А почему не летаешь теперь?
Снова этот вопрос, на который я не знал ответа. Почему я больше не делаю многое из того, что делал раньше? Покопавшись в памяти и ничего путного не вспомнив, я пожал плечами:
А зачем? Я же уже видел, что там есть. Мир меняется медленно. Вряд ли там появилось что-то интересное.
Я бы отдал полжизни за то, чтобы облететь планету, сказал бескрылый с этой своей отчаянной храбростью. Чтобы увидеть мир с высоты.
У тебя же нет крыльев, хмыкнул я. Пожадничал Творец, когда создавал твоих сородичей. Слабые, чахлые и живут недолго. Снежным прыгунам и то больше перепало.
А вот и не больше, улыбнулся бескрылый. Мне Творец дал разум. Пройдёт зима, увидишь, сделаю себе крылья.
Ну и свернёшь себе шею.
Может, и не сверну, упрямо сказал бескрылый, глянув на небо. А если и сверну, то прежде увижу мир с высоты. Оно того стоит.
Его горячее желание летать тронуло меня. Я подумал, что такой лёгкий груз, наверное, несложно нести. Я, бывало, таскал камни и потяжелее. Эта мысль была новой и странной. Её нужно было обдумать. Я замолчал. Он тоже помолчал немного, но надолго его никогда не хватало. Вот и сейчас он, как обычно, легко вернулся к прежней теме.
Значит, имена всему, что вокруг нас, дал ты?
Я и Алой, рассеянно отозвался я. Алой даже больше. Это происходило долго, потому я и помню. Сначала это были просто разные звуки, а смысл у них появился много позже.
Как это?
Я пожал плечами.
Теперь это сложно объяснить. Я помню только ощущение. Сначала мы просто кричали, чтобы привлечь внимание друг друга или указать на что-то. Потом родились первые слова. Со временем их стало много, и появилась потребность в системе. Алой всегда был живее, подвижнее меня, он всё время что-то затевал, вечно экспериментировал. С языком тоже. Алой многое придумал. Например, способ отделять живое от неживого, действие от предмета
Бескрылый неожиданно прервал меня.
Ты поссорился с Алоем, Рис?
Нет, удивился я. С чего ты взял?
Ну я здесь всё лето, и ни разу его не видел. А судя по твоим рассказам, раньше вы часто встречались.
Часто по нашим меркам, не по твоим. Иногда мы не видимся по нескольку сезонов, а то и году, но это вовсе не значит, что мы в ссоре. Просто нет нужды встречаться. Захочет поболтать, прилетит. Хотя лучше было бы, чтобы он увлёкся чем-нибудь и забыл обо мне на какое-то время.
Ты за меня беспокоишься? понял бескрылый. Не волнуйся, я спрячусь.
Ты, возможно, и успеешь забиться в какую-нибудь щель в скалах, кивнул я, а вот следы твоего существования быстро скрыть не получится. Думаешь, Алой поверит, что я сложил этот шалаш? Или обрёл вкус к палёной пище?
Разве это место не твой дом? нахмурился бескрылый. В низине говорят: «Серые скалы урочище Риса. Синие камни гнездо Алоя». Это не так?
Так, удивился я. Похоже, люди в низине знали о нас чересчур много для существ, никогда не забиравшихся в горы.
Почему же ты боишься, что он найдёт меня здесь?
Я не боюсь. Ты должен бояться.
Разве ты не сможешь меня защитить? озадаченно спросил бескрылый.
Зачем мне это делать? не менее озадаченно переспросил я.
Но ты же спас меня заботился обо мне. Разве есть разница в том, кто хочет отнять у меня жизнь, камни, голод или Алой?
Ещё одна мысль, которую надо обдумать. Это существо своим появлением значительно усложнило моё существование. Я уже несколько сотен лет так много не говорил, не вспоминал и не думал. Одна часть меня противилась этому, а другая радовалась.
Я не позволю ему убить тебя, наконец сказал я. Не знаю почему, но мне не хочется видеть твою смерть. Только он ведь может прилететь и в моё отсутствие. Скоро зима, в сильные холода я всегда зарываюсь в снег и сплю. А Алой не осторожничает. Он летает в любое время. Может найти тебя и напасть.
Будем надеяться, что снег замаскирует следы моего пребывания здесь, рассеянно отмахнулся бескрылый. Скорее я рискую умереть от холода, чем от руки Алоя. Весь сушняк на плато я уже собрал. Осталось только сломать деревце у источника, и дров больше не будет. Да и с едой будет туго. Прыгуны на зиму спускаются с гор.
Это верно, подтвердил я. Сначала прыгуны, потом кроффы. А ящеры впадают в спячку. Скоро здесь ни единой живой души не останется. Только птицы.
Вот-вот, кивнул бескрылый. А запасов на зиму я сделать не успел. Только закоптил несколько рыбин да пару снежных прыгунов засолил. Ну, ещё немного ягод. И дров совсем не осталось.
Научись спускаться в распадок, посоветовал я. Говоришь, Творец дал тебе разум, так воспользуйся даром.
* * *
Видно, бескрылый внял совету. И когда снег в горах начал темнеть, по склонам побежали ручьи, а снежные прыгуны вновь вернулись на вершины, он был всё ещё жив. И даже окреп.
Одежда, в которой бескрылый пришёл в горы, совсем износилась. Он сшил себе новую из шкур снежных прыгунов. Их мех позволил ему пережить сильные морозы. Мех и огонь. За дровами он спускался в распадок по верёвке, и на ней же поднимал наверх вязанки хвороста.
Несколько раз за зиму я приносил ему рыбу. Но основной пищей, я думаю, у него были птицы, зимующие в распадках. Он наловчился ставить на них силки.
В один из первых хороших, по-настоящему весенних дней, когда я спустился на плато, бескрылый жарил несколько маленьких птиц, нанизав их на прутик.
Вот и весна пришла, Рис! крикнул он, завидев меня. И рассмеялся. Конец царству Алоя! Он принялся прыгать вокруг очага, выкрикивая бессмысленные слова.
Алой вовсе не любит зиму, буркнул я, удивлённый его возбуждением. Почему ты ведёшь себя, как крофф во время гона?
А разве тебе не весело? улыбнулся он. Солнце светит, снег тает, пахнет весной. Это ли не повод для радости?
Просто ещё один сезон кончается, равнодушно отозвался я. Время линьки.
Линьки? заинтересовался бескрылый. Ты имеешь в виду зверей или змей?
Не только. Я потёр плечо, и кусок старой, шершавой кожи пошёл трещинками, сквозь них виднелась блестящая, новая. Скоро придётся наведаться к горячим источникам. В тёплой воде хорошо отходит старая кожа.
Возьми меня с собой, Рис. Пожалуйста. Бескрылый умоляюще сложил руки. Там, где тебе час лету, мне пешком не дойти и за неделю. Прошу тебя.
Ладно, отозвался я. Возьму.
Горячая вода! воскликнул бескрылый и снова принялся прыгать. Для счастья мне не хватало только горячей воды! Жаль только, чистой одежды нет. Мои старые вещи совсем расползлись. Уж и чинить нечего.
Можно сшить новые, задумчиво предложил я. Ты умеешь ткать?
Что? не понял бескрылый.
Я кивнул:
Ага. Всё так. Алой никогда не любил этого занятия, вот и не научил ему людей с равнины. Я знаю, заметил, что одежда твоя вязаная, а не тканая.
Научишь меня?
Это несложно. Только нужно дождаться, когда снег сойдёт.
Между лесом и степью длинной полосой, упиравшейся в болота на юге, рос тростник. В то время, когда мы с Алоем придумывали себе развлечения, этот тростник хорошо послужил нам. Полые трубки, лёгкие и прочные, шли на дудочки, рукоятки для мотыг и лопат, опоры для навесов и основу для ткацкого станка. Алой всё время что-то изобретал музыкальные инструменты, круг, чтобы лепить из глины, механизм, заставляющий воду подниматься вверх, и многое другое. Но ткать придумал я. Правда, освоив это занятие, я сразу его забросил, и станок, на котором я ткал себе тот саронг, что ношу до сих пор, уже давно сгнил. Да и сам саронг поизносился, пора сшить новый. А для этого придётся снова собрать станок и соткать полотно. Заодно и бескрылого научу.